Было это, кажется, по весне. Может быть, даже в марте.

На центральной площади града Воронежа стоит, как полагается, каменный Ленин. И в тот день тоже стоял, изрядно присыпанный снегом. Одинокий, хладный Ильич. Люди, тоже как полагается, проходили мимо и не смотрели на заиндевевшего вождя.

И вот на сцене появилась ворона. Тоже сугубо в единственном числе.

Не в пример своим мерзостным собратьям-голубям, эта птица и не думала гадить на святое. Она села прямо на вытянутую в посылающем жесте руку В.И. Потом перебралась на правое плечо. Перепорхнула на левое, посидела немного. Слетела на складки развевающегося каменного плаща, покопалась.

А затем спрыгнула к ногам Ленина, утопавшим в снегу. Мгновение - и птица начала этот снег разбрасывать.

Неказисто, по-своему, по-вороньи, но она ковырялась в снегу и стряхивала его вниз с постамента. Очистить ноги Ильича ей, разумеется, было не под силу, и вскоре она улетела.

Я же стоял и таращился на всё это - должно быть, единственный праздный идиот на всей площади и в её округе. Не думаю, что кто-то, кроме меня, вообще заметил эту ворону.

Вот сейчас многие говорят: снесите Ленина да снесите. А я не хочу. Что там когда-то было? Да и радикально - было ли? Прошлое - иллюзия. Прошлое - образ реальности, субъективный, как и положено быть образу. Прошлого не существует (навязчиво лезущее сюда словечко "уже" не употреблю, потому что оно переносит нас в принципиально другую систему координат).

И Ленина, человека и политического деятеля, тоже нет. Точнее говоря, он есть в том виде, в каком я его вижу - одинокий гранитный старик, который изо дня в день застывшим взмахом руки отправляет весь город куда-то на восток и у которого, бывает, мёрзнут ноги под снегом.

Ленин - добрый. Ленин - друг птиц.

Около девяти часов утра второго мая сего года на Театральной  площади города Москвы, на фоне Большого театра, сидели бомжи. В центре этой спонтанной скульптурной группы выделялся один - смуглый с грязно-красноватым отливом, абсолютно круглолицый, с непроницаемыми раскосыми глазами и куцей чёрной бородой. И в танкошлеме. Пожалуй, если бы не танкошлем, я бы и внимания на него не обратил. Но это маленькая и почти сюрреалистическая деталь на несколько мгновений сделала бомжа-монгола центром истории.

Чингисхан вернулся.

Придёт время, и все наши духовные изыски и изощрения, вся наша гиперрефлексия, постмодернизм, въевшийся в наши души, наше сюсюканье с индивидуализмом и тоталитарностью, с толерантным гуманизмом и бременем белого человека, наше болезненно острое осознание собственного "Я", наше многослойное эстетство и попытки найти смысл существования в его бессмысленности - всё это станет мороком, вымученной игрой ума, абсолютно непонятной и неблизкой людям, занятной игрушкой и экспонатом кунсткамеры.

Наша культура - утончённая культура. Но она до того утончилась, что и истончилась в то же время. Десимволизация, децентрализация, деструктурализация мира - и претензия на "последнее" мировоззрение, осмысливающее все плоды тысячелетних культур - мёртвых или омертвевших культур! - всё это иллюзия. Последняя иллюзия последних людей умирающей культуры. Как бы ни боролись мы с иллюзиями, но держится всё именно на этой иллюзии - иллюзии отсутствия иллюзий, победы над ними. Мы не осмысливаем того, что было до нас, как бы ни пытались мы притворяться гностиками или дзен-буддистами. Всё это существовало на другом языке и в другом сознании - а стало быть и с другим содержанием. Мы же облизываем только оболочку - и в интеллектуальной гордыне полагаем себя носителями древнего наследия. Но мы не понимаем его.

Придёт время, и придёт другая культура - возможно, примитивнее, но свежее. Она не будет разлагать мир на части, не будет злоупотреблять самоанализом. И люди будут смотреть на осколки старых времён и удивляться. Хотя нет, наверно, они тоже будут считать себя наследниками мёртвых культур, в том числе и нашей, хотя это и будет извечным заблуждением.

Но этими людьми будем не мы.

 cles.narod.ru/hartay2.htm

"Последний из Сартаева рода" - старинное башкирское предание о временах, когда в земли Башкирии вторгся Тамерлан.

Я был по-настоящему потрясён, когда прочитал это - настолько лаконичен и одновременно богат метафорами этот рассказ очевидца, который в немногих словах разворачивает перед читателем целый эпос. Мне остаётся только мечтать, чтобы когда-нибудь я написал нечто столь же прекрасное и недолгое, но в которое вмещается целая жизнь. Сама жизнь. "Айе, я жил"... Башкирские слова, мелькающие среди русских, - все равно что приправа в этом простом, но по-своему роскошном блюде. Впрочем, текст снабжен комментариями, так что всё будет понятно.

Удивляет и то, насколько неархаичным выглядит текст. Понятно, что он был записан уже в поздние времена с устного рассказа, но всё же, всё же.

Последний отрывок текста я не могу не процитировать:

Судьба родившегося в год барса подобна весеннему ветру, изменчивому, как женщина, которая есть и тепло и холод. Это – так.
Но я скажу:
– Горькое и сладкое узнает только отведавший.
Вот дорога моей судьбы привела меня наконец уже к закату солнца и мне ничего не нужно. Для меня все прошло. Я лишился своей кибитки, лишился своих стад лишился всего. Теперь я бездомная собака, подбирающая обглоданные кости. Я – барсук, потерявший свою нору.
Я брожу теперь из коша в кош и греюсь подле чужого огня. Мне дают только одну баранью лопатку за чужим котлом. Я ношу также чужой халат и спать ложусь на чужую кошму.
У меня ничего нет!
Я – нищий.
Где мои друзья, руки которых когда-то лежали в моих руках?
Их нет.
Где батыр Сарым? Где Тятигас? Где Хани Углан?
Они ушли. Их глаза уже давно протекли в землю.
Я – один. Я – последний из Сартаева рода.
Но знайте:
Я был не последний яу!
Меня прежде называли и аксакалом и бием.
Да.
А теперь я стар. Я умру.
Да будет так.

"В мире, перевёрнутом с ног на голову, истина - это мгновение лжи".

Ги Дебор, "Общество спектакля".

______________

Слыхал, будто российское руководство вознамерилось давать российское же гражданство за 5 лет службы в армии. Очевидно, что это станет удобным способом для мигрантов из Средней Азии (и Китая?) обосновываться в России.

Всё это до боли напоминает приснопамятный момент в истории Римской империи, когда в римскую армию стали набирать варваров. Чем это кончилось - известно всем. Римская армия перестала быть римской, а спустя некоторое время и империя перестала быть империей. Это не может не вселять в моё сердце тревогу, что история России всё-таки окончательно оказалось псевдоморфозой западной истории и, значит, пошла по пути конца вместе с Западом. Однако Запад уже видел времена величия, да и бабье лето для него ещё продолжается, Россия же может кануть в Лету, так и не достигнув исторического пика.

К сожалению, псевдоморфоза сыграла роковую роль в рамках истории всей магической культуры, к которой Россия так или иначе сопричастна.

"И увидел я новое небо и новую землю, ибо прежнее небо и земля миновали, и моря уже нет".

Откровение Иоанна Богослова

"вздымается снова

из моря земля,

зеленея, как прежде"

Прорицание вёльвы

Примечание: данный пост не несёт никакой националистической и прочей "дпнишной" направленности, а так - о судьбах мира, и прочей ерунде...

Ещё один классик циклической теории истории. Оставил весьма противоречивое впечатление. Оговорюсь сразу: весь 12-томный цикл "Постижения истории" не читал. Подозреваю, что в русском переводе его вовсе не существует. По интернетам, судя по всему,  гуляет лишь одно издание, представляющее собой антологию первых семи томов - правда, весьма немаленькую. Потому наберусь наглости судить о теории Тойнби по данному изданию.

Если вкратце - разочарование и недоверие. Ситуация немного парадоксальна. Конечно, и у того же Шпенглера есть куча неточностей и ошибок, за что его и шпыняют, "опровергая" его теорию. Но сам стиль его изложения - философско-одухотворённый, зачастую использующий метафоры и образы вместо рациональных аргументов - подкупает, убеждая в правдивости не столько самой теории, сколько взгляда на историю, который лежит в основании этой теории. Тойнби же пытается придерживаться объективисткого, научного стиля. Но тем виднее становятся многочисленные притягивания за уши и недостаток аргументации. Временами, однако, он пытается приукрасить свою речь образностью, но это только ухудшает ситуацию, потому что используются пафосные штампы и плоскости, нередкие для научно-публицистической речи. Да, пафос чудовищный. Усугубляется обилием слов с большой буквы. Особо безбожно используется слово "Добро". Вот с этим-то "Добром" связан другой провал теории Тойнби.

Он всячески пытается отмежеваться от Шпенглера (понятно - чтобы не прослыть эпигоном), в частности, ополчаясь как раз на цикличность теории последнего (внезапно, не правда ли?!). Тойнби считает неверным уподобление существования общества биологической жизни со свойственными ей обязательными циклами  рождения-смерти. Общество - не организм, утверждает Тойнби. Однако он не видит, что утверждение "общество - организм" весьма многосмысленно. В устах Герберта Спенсера оно действительно топорно и механистично, в устах Шпенглера - совсем иное. "Общество - это пересечение полей активности индивидов", - заявляет Тойнби, чтобы найти альтернативу. Но тут же встаёт вопрос - а как это, собственно, противоречит Шпенглеру? Почему у этой самой активности индивидов не может быть ритмов (как есть биологические ритмы в активности организма), тождественных циклам? Более того - как дальше мы увидим, Тойнби и занимается выявлением этих самых ритмов.

Важно и то, что Тойнби не особо разбирается в циклизме Шпенглера, по сути, не делая различия между его учением и "мифом о вечном возвращении" Ницше. В чём дело? Как я думаю, дело в том, что цикличность применяется к разным объектам. Цикличность Шпенглера - это утверждение, что все культуры проходят одинаковые стадии развития. Но в остальном они абсолютно автономны и никакой связи между культурами нет, цикличности или какой-либо другой закономерности нет в истории человечества. Для Шпенглера вообще не существует истории человечества, нет смысла этой истории, он говорит лишь об отдельных культурах. А "Постижение истории" Тойнби - это именно постижение общечеловеческой истории и попытка, что ещё более важно, найти смысл этой истории. Поэтому неудивительно, что в рамках общечеловеческой истории, по Тойнби, нет никакой цикличности. Её, как оказывается, не подразумевает и Шпенглер. Они вообще видят историю абсолютно по-разному.

Тойнби ищет смысл истории, и вот тут-то выползает самое неприглядное. Едва он касается этого смысла, касается вопроса ценностей, как тут же отчётливо проступает пошленькая англосаксонская мораль, говорящая о "Добре", о торжестве нравственности и духовности как цели общечеловеческой истории и об уменьшении насилия как основной тенденции и критерия "хорошести" общества. Мораль эта абсолютно ничем не доказывается, а преподносится как аксиома. Точнее говоря, она преподносится суггестивно, как внутренняя данность, нечто само собой разумеющееся, о чём даже не нужно предварительно заявлять. В конечном счёте, модель общечеловеческой истории Тойнби выливается в другую пошлость - гегельянское развитие по спирали. Короче говоря, теория Тойнби оказывается скорее псевдоциклической.

Немаловажно и то, что при постулируемом отрицании европоцентризма, Тойнби никак не может отделаться от западного взгляда на мир. Проявляется это в том числе и уже в выше упомянутом либеральном смысле истории, т.е. таком смысле, который присущ исключительно западному сознанию. Кроме того, Тойнби пытается всячески подчеркнуть историческую исключительность христианства. Так это нарочито делается, что иногда даже неловко читать. Сложного понимания христианства, присущего Шпенглеру, нет и в помине. Христианство Запада для Тойнби напрямую связано с событиями начала нашей эры, а Христос - фигура ключевая в истории, покруче всяких Будд. Нет, и для Шпенглера христианство было ценнее того же буддизма, но он это хотя бы аргументировал менее патетично, в рамках логики своей

 СА воспрянут ото сна, истинно говорю. В Воронеже активисты «Молодой гвардии» ходят по магазинам и подвергают общественному (камеры ТВ непременно оказываются рядом) порицанию тех торговцев, которые слишком завышают цены на гречку да на яйца. Всё бы ничего, но как это соотносится с рыночной экономикой и свободной конкуренцией? А очень хорошо соотносится. Когда я услышал фразу про «предпринимателей, вставших на путь исправления», я вдруг явственно уловил что-то до боли родное и знакомое и едва не прослезился от умиления. Впрочем, образ был нарушен внешним видом новоявленных хунвейбинов – всего-то невзрачный шарфик с символикой поверх обычной одежды. Жду не дождусь того момента, когда молодогвардейцы наконец задумаются над своим имиджем - наденут рубашки приятного коричневого цвета и бодро затянут «Хорста Весселя».

Сарказм сарказмом, но с таких мелочей и начинается фашизм, равно как нацисткая идеология начиналась с вполне безобидных эзотерических бредней кучки шарлатанов, именовавших себя ариософами. На эти бредни как две капли воды похожи современные камлания всяческих неоязычников и «неоисториков» (вплоть до Задорнова), только ариогерманцы начала двадцатого века заменяются славяно-ариями века двадцать первого.

А вообще – что такое фашизм? Мне представляется, что это явление стоит толковать гораздо шире и гораздо откровеннее, нежели принято в благопристойном общественном мнении. Я утверждаю, что фашизм содержится в человеческой природе.

Фашизм и либерализм – условно назовём эти две концепции так – являются полюсами взаимоотношений человека и общества, и крайности эти гораздо более обыденны и привлекательны для человека, нежели принято считать, пытаясь параллельно запихнуть всю историю тоталитарных режимов в некую кунсткамеру для исторических извращений, тогда как в действительности эти извращения есть не девиация, а скорее норма.

Суть фашистского подхода к проблеме очень хорошо отражена в притче, которая так или иначе фигурировала у разных народов: отец поучает сыновей, показывает им прутик, легко ломает его, потом берёт связку прутьев, пытается её сломать, но не может. Мораль ясна: пока мы едины, мы непобедимы. Собственно, само слово «фашизм» происходит от фасций – связок прутьев, которые носили древнеримские палачи-ликторы и которые и стали символизировать единство.

Другими словами, в корне фашизма лежит чувство братства – тотального братства, когда человек жертвует ради своего клана, семьи, государства, общества, но взамен рассчитывает и на то, что «клан» поможет ему в трудную минуту. При этом «трудная минута» очень часто понимается именно как давление извне, агрессия не-членов «клана». Чем жертвует человек? Я полагаю, свободой – частично физической, частично духовной. Не соглашусь с экзистенциалистами, считавшими, что человек свободен априори, т.к. он наделён сознанием, которое можно убить только вместе с телом, и сознание это остаётся свободным, даже если человек сидит в тюрьме.

Но даже система нравов в обществе, по сути, есть фашистская система: человек принимает мораль, обряды, «благопристойность», принятые в обществе. Таким образом, он получает поддержку и одобрение от общества – и отказывается от собственных убеждений и взглядов на ту же мораль или обряды.

Человек – стадное животное, и ещё с обезьяньих времён в нём живёт страх, что если он останется без стаи, то ему придет конец. Этот страх, вполне понятный в древние времена, всё ещё с завидным постоянством актуализируется и в политике, и в идеологии, и в

Извлёк из, так сказать, старого. Позволил себе замахнуться на самого Вильяма нашего Шекспира, понимаете ли.

________________________

Кто в «Гамлете» навалил больше всех трупов? Ненавистный принцу Клавдий? Нет. На нём лишь брат. Ну, и жена – хотя непредумышленно, по абсолютной случайности. Яд, который выпила Гертруда, предназначался Гамлету, что, конечно, Клавдия не красит, но всё же… А скольких погубил сам Гамлет? Считаем: Полоний, Розенкранц, Гильденстерн, Лаэрт, Клавдий. Можно отнести сюда и Офелию, как доведённую до самоубийства. Гамлет, конечно, этого не хотел, но и не вспомнил об Офелии и о той боли, которую ей причинил, когда убил её отца. Вместо этого он  злорадствует над убитой «крысой» – Полонием. Припомнил Офелию принц, лишь когда очутился на её похоронах. О других смертях он вообще не сожалеет. Примирение с Лаэртом в час гибели выглядит скорее этикетом, хорошим тоном.

В принципе, это не так уж и важно, но если главная «жертва» трагедии оказалась кровожаднее главного «злодея», Клавдия, то это заставляет задуматься.

Задуматься… Жертва ли Гамлет? Борец (его и хоронят, как воина)? Герой? Слабый или сильный? Победитель или проигравший? В любом случае, я хочу сказать, что, насколько Гамлет возвышенный, идеальный и праведный, настолько же он и чудовище.

Для того, чтобы реконструировать этот второй, теневой мир «чёрного принца», нужно сделать лишь одно допущение – то, что трагедия показана глазами самого Гамлета. Допущение не столь значительно, да и имеет некоторые подтверждения. Как минимум потому, что Гамлету в пьесе позволено больше всех речей (скажем, в «Короле Лире» главному герою отведено меньше места), и эти речи несут основную смысловую нагрузку, тогда как речи остальных персонажей в основном либо пародийны, либо глупы, либо нужны для сообщения фабульной информации. «Гамлет» сугубо гамлетоцентричен. Знаковой для меня является фраза главного героя: «…нет ничего ни хорошего, ни плохого; это размышление делает всё таковым». Может статься, всё содержание пьесы и есть плод размышлений Гамлета?

Очевидно, что Гамлет – одиночка, что он один противостоит всему миру, серому и безрадостному. Противников так много, что сперва кажется, будто мир подавляет главного героя. Но кто его подавляет? Гамлета все боятся. И бегают за ним, испуганно недоумевая, а то и трепеща при каждом его высказывании. Его враги бессильны, трусливы, жалки. Жалок Клавдий, пытающийся замолить свой грех и сознающий свою неискренность (т.е. своё бессилие). Жалок Полоний, крысой бегающий за принцем – и прибежавший к нелепой смерти и позорному посмертию (Гамлет спрятал его тело, оставив без погребения). Жалок Лаэрт, которого Клавдий умудрился запугать Гамлетом, хотя Лаэрт, подняв толпу, мог всех стереть в порошок. Жалка и Гертруда. Чего стоит хотя бы эпизод, когда она призывает Гамлета, чтобы отругать его за провокационное театральное представление – и скоро начинает умолять сына, чтобы он оставил её в покое! Об остальных, более мелких, крысах подгнившего королевства и говорить не приходится.

Нет, Гамлет, хоть он один против всех, никак не угнетаем «серым миром». Духовно – точно. Духовно его враги не могут ничего ему противопоставить, и Гамлет, смеясь, измывается над ними в своих речах. Но вот физически враги ему угрожают достаточно сильно. Хотя стоит заметить, что это вторичное действие – ему предшествовало поражение Клавдия в духовной войне. Он настолько струсил, что решил убить племянника. Кроме того, Гамлет сам провоцирует всю заварушку, взбаламучивая дворец своим странным поведением – тогда как на первых порах все стремятся установить с ним мирные отношения.

Император - так и сказано - тебе одному, ничтожнейшему из его подданных, жалкой, прячущейся перед императорским солнечным ликом в бесконечной дали тени, именно тебе со своего смертного одра направил послание. Гонцу было велено опуститься на колени у ложа, и император шёпотом передал послание прямо ему на ухо, и такое он придавал этому значение, что заставил гонца повторить, тоже на ухо, всё слово в слово. Кивком головы он подтвердил правильность услышанного. И на глазах толпы, привлечённой зрелищем смерти, - стены, которые мешали, были убраны, на расходящихся в пространство лестницах стояли кольцом первые лица империи, - перед всеми ними он отпустил гонца. И тот сразу же отправился в путь; крепкий, неутомимый человек; действуя обоими локтями, он прокладывает себе дорогу через толпу; когда встречает сопротивление, молча указывает себе на грудь, там у него помещён знак солнца; таким образом гонец быстро продвигается вперёд, быстрее, чем кто бы то ни было. Но толпа слишком огромна, она никак не кончается. Как бы он полетел, если бы открылось свободное пространство, и совсем скоро ты услышал бы веселящий душу стук кулаков в твою дверь. Но нет, усилия его кажутся напрасными; он всё ещё пробирается через покои внутреннего дворца; похоже, ему никогда из них не выбраться; но даже если бы это ему удалось, он мало что выиграет; впереди бесконечные лестницы, по которым надо протолкаться вниз, потом дворики, они упираются во второй, внешний дворец; и снова дворики и лестницы; и новый дворец; бесконечная цепь, тянушаяся сквозь тысячелетия; и даже если он доберётся до самых последних ворот, - но это никак не может случиться, - на пути его встанет город, столица мира, занесённая песком. Тут пройти невозможно - тем более если несёшь послание от мертвеца. Но наступают сумерки, и ты сидишь у окна и мечтаешь о том, что он сейчас постучит в твою дверь.

Перевод И. Щербаковой.

_____________

Комментировать не буду - зачем?..

magazines.russ.ru/voplit/2009/2/eli12.html

Весьма занятная, хотя и немаленькая, статья, посвящённая трудностям перевода. Точнее говоря - такому моменту, когда переводчики вынуждены (?) менять пол оригинальных персонажей. В качестве примера используются "Винни-Пух", "Алиса  в стране чудес" и "Книга джунглей". Самым большим потрясением для меня стало, что у Киплинга, на самом деле, Багира - самец. Вот как.

Хотя проблема статьи по преимуществу филологическая, но автор, чтобы доказать значимость "гендерного вопроса", снабжает примеры ошибок культурологическими комментариями, что, возможно, будет интересно не только любителям филологии.

Некоторых птиц ослепляют, чтобы они лучше пели; я не верю, чтобы современные люди пели лучше, чем их предки, но знаю, что их заблаговременно ослепляют.

Ф. Ницше, "О пользе и вреде истории для жизни"

Бродя по просторам интернетов, невольно начинаешь накапливать некое подобие статистики - наблюдая за обитателями этих интернетов. И в числе прочего я могу выделить одну, не слишком уж первостепенную, но в то же время постоянную тему. Я называю её темой прозрения.

Частенько встречаются такие индивиды, которые, скажем, обожают всяческие "запрещённые ролики" (само по себе абсурдное словосочетание), комментируют их, горячо утверждая: "Вот она - правда. Нас дурят / убивают / спаивают / травят наркотой / долларом etc." Посмотрят, например, что-нибудь в духе "99 франков": "Да, вот она - правда. Так нас дурят рекламисты". Экономический кризис породил богатое множество прозрений на тему умирающего / дьявольского капитализма и т.п. Ну, и так далее по списку синонимов. Вплоть до откровенных патологий в виде теорий заговора. О "Бойцовском клубе", квинтэссенции этой теории прозрения (то бишь противостояния обществу потребления, если кто не понял) я тут даже не говорю, хотя сам по себе фильм показателен. Показателен своей бессмысленной, ничего не значащей концовкой, не отвечающей на поставленные вопросы - при всё своём пафосе и безусловной "крутости" начала. И это символизирует всю суть "прозревающих".

В некотором смысле, говорить о "системе" нынче модно. Равно как и о манипуляции сознанием, хотя 99% тех, кто о ней говорит, и понятия не имеют, что это такое, т.к. сами каждодневно жрут эту манипуляцию пачками. Особенно радует наивность тех, кто полагает, что спасся от Старшего Брата, лишь перестав смотреть телевизор.

Всё это остаётся позой, потому как дальше слов о противостоянии системе, промывающей мозги, обществу, навязывающему бездумное потребление, капитализму, превратившему деньги в воздух, дело не идёт. Но вот тут-то и встаёт вопрос: а какое возможно дело? Всемирная революция? Ну, или, реалистичнее, - погромы антиглобалистов и т.п.? Но это лишь психоз - насилие, как противодействие, а не чистое действие. О бегстве от общества на природу, в леса и проч. немного смешно говорить, потому не буду.

Почему-то вспоминается Че Гевара. По сути, это была одна из последних известных личностей, превращавших вышеупомянутые слова в дело. Человек верил в революцию - и он её делал. Наверно, даже бескорыстно. С другой стороны, вспоминается, как заскучал и поскучнел этот самый Че Гевара, совершив великую кубинскую революцию и став министром. В конце концов, не сдержался - и снова сбежал в джунгли, на войну. Т.е. и тут процесс борьбы имел больше смысла, чем её итог, который оказывался как-то неинтересен. Впрочем, не буду упрощать великого человека, тут я многого не знаю. Зато прекрасно знаю, что едва ли не самым масштабным результатом деятельности Че Гевары стала его знаменитая фотография, растиражированная по всему миру. И этот образ Че теперь прекрасно служит тем, кто его убил, приносит барыш капиталистам и является неотъемлемой частью массовой культуры - культуры потребительского общества. Этот итог мне кажется закономерным - в рамках нашей цивилизации.

Теперь футболку с портретом знаменитого революционера может носить любой - и тот, кто ни о чём не задумывается и живёт как живёт, и тот, кто задумывается (или делает вид?) и потом вещает о своём прозрении. Вещает - и также следует всем условностям современного общества, выполняет волю государства, ходит на работу...

Кстати, о работе. Один американский анархист заявил, что на самом деле анархизм содержит поражение в самом себе - ведь власть уничтожить в принципе невозможно. Что же делать? И он предложил уничтожить работу (= принудительный труд). Ведь, в действительности, немаловажная функция государства - это именно организация работы, и власть как раз и появляется неминуемо в ходе этой организации. Да и сама по себе работа является важным инструментом управления обществом - она легко делает людей контролируемыми. Правда, в качестве альтернативного варианта тот анархист выдвинул пример "общества" бушменов из пустыни Калахари, которые тратят всего пару часов в день, чтобы добыть себе самим еду, а больше ничего и не делают - вернее, делают, что хотят. Не знаю, как вам, мне эта

"Жизнь жестока, если она хочет быть великой. Она оставляет право выбора лишь между победой и поражением, а не между войной и миром. Жертвы победы являются составной частью победы".

Конечно, "Закат Европы" можно прямо-таки разбирать на цитаты. Эта цитата - просто из того, что недавно попалось на глаза.

Вообще, всю философию истории Шпенглера пронизывает двойственность, противоречивость, которая, возможно, делает его труды спорными или даже бредовыми для "традиционной" науки, но тем не менее именна эта противоречивость делает его философию философией, а самого Шпенглера - достойным последователем Ницше, дополнившим своего учителя именно в той области, где Ницше был откровенно слаб - в истории.

Противоречивость в "Закате Европы" - на каждому шагу. С одной стороны, Шпенглер прямо-таки эпатирует своим материализмом, не уставая заявлять о своей симпатии к, если позволите, "аристократии дела" - к тем, кто делает политику, к тем, кто действует, в противовес тем, кто думает - и бездействует. На это накладывается и тезис о том, что западная культура (это термин Шпенглера, по-нашему - цивилизация) вступила непосредственно в стадию цивилизации (криво вышло, ну да ладно), т.е. в стадию империализма, доминирования масс, смерти высокой культуры и духовности, выхода на первый план "последних мировоззрений" (для примера: это буддизм, стоицизм и этический социализм для индийской, античной и западной культур соответственно) - мировоззрений усталости от жизни и от всего бытия. Современность - это стадия Римской империи в античности. Рим не имел культуры, сравнимой, скажем, с Грецией. Всё - и культура, и наука - в Риме нацелено на практичность и эффективность. Этим Рим и прославился. Потому и для своих времен Шпенглер считал лучшим занятием дело политика, нежели философа. Уход в философствование - это бегство от реальности (именно в рамках наступившего времени, что важно заметить).

С другой стороны, Шпенглер так и не ответил на вопрос, который закономерно встаёт: какова же тогда роль самого Шпенглера? Как бы ни превозносил он "действие", "людей крови", сам он принадлежит к "людям духа" - тем, кто "не от мира сего". Да и судьба Шпенглера показательна - после издания своего великого труда он приобрёл известность и авторитетность и даже было попытался заняться политикой, но это дело провалилось. Заигрывания нацистов он с презрением отверг - и прожил остаток своих дней в тихой опале. А меж тем, приход тоталитаризма - яркий пример цезаризма, жестокой и практичной власти случайных людей, которому как раз "пришло время" - по теории самого же Шпенглера...

Противоречивость состоит и в том, что всё-таки жизнь выделяемых культур Шпенглер явно соотносит именно с духовным развитием - и тот момент, когда высокая культура умирает, переходя в заключительную стадию - цивилизацию - он описывает скорее со смешанным чувством восхищения (силой, масштабностью) и омерзения (от бездуховности и отсутствия "стиля", "крови" - важных и абсолютно трансцендентных понятий в его философии). Всё-таки, восхищаясь рыцарями времён крестовых походов, Шпенглер с нескрываемым упоением описывает религиозных деятелей зороастризма, раннего христианства, гностицизма - этих провозвестников культуры, которую сам Шпенглер назвал "магической".

Я уже сказал, что в философии Шпенглера очень больше значение играют образные полумистические понятия вроде "стиля", "крови", "быть в форме" (всё это имеет положительные значения), которые он употребляет применительно к культуре. Но самое важное - в основе каждой культуры он видит исключительно трансцендентное понятие - некий "прасимвол". Для западной цивилизации прасимвол - стремление к бесконечности, для египетской - путь, как путь к смерти, путь в вечности, для китайской - путь, как поток, витиеватое созерцательное блуждание, "дао", для магической - мир как пещера...

Да, кстати о "крови". Временами злоупотребление этим термином делает Шпенглера похожим на некоего адепта национализма (и нацисты сумели употребить для своих нужд и его философию, несмотря даже на его презрение к ним). Но параллельно с этим он настаивает, что всего его великие культуры никак не связаны с этносом. Этнос - это последнее, на что следует обращать внимание. "Нация" же - всего лишь стадия в историческом развитии великой

В последнее время как-то стал замечать, что Достоевский превращается в некоего лубочно-исконнорусско-православного писателя. Возможно, это связано с тем, что он, как правило, выступает неким аргументом в устах верующих людей во время споров с атеистами. Влияет на это и публицистика самого Достоевского, у которой всё-таки не отнять наивно-мессианского духа почвенничества.

Видимо, в области публицистики такое отношение к Достоевскому и правомерно. Но опасность состоит в том, что такое неверное восприятие перекидывается и на его литературное творчество. Может быть, мне это лишь кажется, но тем не менее кое-что скажу по этому поводу.

Прежде всего, всегда необходимо отделять автора от его произведения. Это касается не только Достоевского. Очень часто суть произведения подменяют биографическими особенностями автора или его воззрениями/верованием/etc. Однако надо помнить, что любое художественное произведение - это всегда некая сверхсумма того, что было задумано автором, появилось по его воле, и того, что вышло помимо его воли, а то и против неё, подсознательно. В случае с Достоевским, столь глубоко копавшим в сущности психики, в психологии людей, понимать это очень важно -  как мне представляется.

А теперь конкретный пример. Уже затёртым до дыр стал знаменитый риторический вопрос о том, стоит ли счастье всего мира слезинки одного ребёнка. Это вопрос стал своего рода общим местом гуманизма. Но как-то отходит на задний план, что литературное "авторство" этого вопроса принадлежит Ивану Карамазову. Да-да, не "святым" Алёшеньке или Зосиме, не импульсивному Мите. А именно Ивану - который затеял бунт против Бога, который сказал, что, "если Бога нет, то всё позволено" и "В Бога верю, но мира Божьего не принимаю". В этом ракурсе как-то начинаешь сомневаться, настолько ли гуманистичен тезис о слезинке ребёнка. Если вспомнить Ивана, то он приобретает черты болезненной заострённости - т.е., являясь другой крайностью по отношению к "всё позволено", он оказывается и столь же чудовищным и, если хотите, бесчеловечным.

Да и вообще обилие "тёмных" героев у Достоевского - что оно может означать? Все эти метафизические бунтари, сумрачные, болезненные мыслители и нигилисты: Раскольников, Подпольный человек, Кириллов, Иван Карамазов, Свидригайлов, Ипполит... Зачем их так много? Да, может статься, что они были вставлены Достоевским как антигерои. Но, с другой стороны, все они, как правило, - самые мощные и сложные образы в его произведениях. Да и интерес к этим подпольным людям у Достоевского неподдельный. А интерес - это уже сопричастность.

Иногда мне кажется, что, хотя от церкви отлучили Толстого, но Достоевский - куда как больший еретик, просто, в отличие от Толстого, он не делал свою ересь общественным движением, не кричал о ней, а тихо и скрупулёзно изучал пресловутое Подполье, что уже само по себе есть нечто антицерковное.

Помнится, как-то раз взялся я за «Чёрную книгу Арды», небезызвестный отечественный фанфик по «Сильмариллиону». Прочитал авторское предисловие. Собственно, на этом моё знакомство с данной книгой и окончилось. Потому как из предисловия мне стало понятно, что ни черта авторы в Толкиене не понимают, да и пафосные потуги на философичность явно выдали дилетантов в философии. Конечно, прозвучало и сакраментальное «нет абсолютного Добра и Зла»… Иногда мне кажется, что если бы все эти  многочисленные «дилетанты в философии» до конца осознали всю чудовищную бесчеловечность этого тезиса, которым они так легко бросаются, то они сошли бы с ума. Утверждать, что мир – хаос, легко и приятно. Понимать (а значит и чувствовать) это – невыносимо и опасно для психики.

Ну, да я отвлёкся. Возвращаясь к предисловию: там, конечно, прозвучало и камлание по поводу «другого взгляда», а где-то между строк повеяло и темой свободы. Впрочем, это уже личностные ассоциации. Но очевидно, что тема взаимосвязи Тьмы и свободы так же популярна у дилетантов в философии и так же легко ими постулируется.

Другой раз я взялся написать опус под претенциозным названием «Философия Тьмы» – собственно, анализ толкиеновской Тьмы. Теперь я явственно понимаю всю смехотворность подобного начинания (потому что труд под таким названием должен быть фундаментальным исследованием), а здесь помещу лишь некоторые заметки о Морготе  – стало быть и частично о Тьме. А Саурона коснёмся как-нибудь в другой раз. 

Как я уже отмечал в прошлом тексте, в фигуре Моргота есть сходство с героями эпохи романтизма. Внешне оно так и есть (видимо, потому фигура Тёмного Властелина оказывается для многих притягательной). Но так ли это на самом деле?

Во-первых, тема познания, в т.ч. и его границ, познания запретного. Эта тема является едва ли не ведущей для западной культуры, и гётевский Фауст, наверно, есть квинтэссенция западного восприятия и понимания данной проблемы.

Конечно, тема эта не присуща одному Западу. Так, на Ближнем Востоке на рубеже нашей и «донашей» эры существовали некоторые гностические секты (например, офиты), которые, по сути, покланялись сатане – ветхозаветному змею-искусителю – считая, что он принёс людям благо, дав знание, а Иегова, в действительности, есть не Бог, а злой демиург. Надо думать, эти люди были первыми и настоящими сатанистами – в противовес современным продуктам массовой культуры и низкопробного оккультизма, которые, по сравнению с офитами, выглядят необразованными позёрами. Впрочем, в наше время очень многие не понимают даже элементарного смысла слов «оккультизм» и «эзотерика», видя за ними всякую пентаграмную чушь, а то и претензии на философию.

Вообще, тут выявляется очень странное совпадение. Вот диалог Саурона с последним нуменорским королем Ар-Фаразоном:

«И из неё [Древней Тьмы – m.p.] был сотворён мир. Ибо Тьма одна достойна поклонения, и Владыка её может ещё сотворить другие миры в дар тем, кто служит ему, чтобы рост их могущества был бесконечен».

И спросил Ар-Фаразон: «Кто есть Владыка Тьмы?»

Тогда Саурон повёл разговор с королём за запертыми дверями и солгал, говоря: «Он тот, чьё имя ныне не произносят; ибо валар ввели вас в заблуждение насчёт него, предложив имя Эру, фантом, выдуманный в безумии их сердец, чтобы поработить людей. Ибо они – оракул этого Эру, который говорит только то, что они хотят. Но тот, кто является их господином, ещё восторжествует, он освободит вас от этого фантома; и имя его – Мелькор, Владыка Всего, Даритель Свободы, и он сделает вас сильнее, чем они».

Речи Саурона напоминают основные мотивы гностицизма, вплоть до пленённого истинного Божества и некоего мирового Первоначала (в данном случае это Тьма), не тождественного Божеству. Впрочем, даже без «ереси» Моргота и Саурона, структура толкиеновского мироздания выглядит не совсем в духе традиционного христианства. Ведь в Арде на центральном месте именно валар – демиурги. Эру, хотя и является Богом, не является в то же время творцом Арды. Здесь очень хорошо вписывается гностический же термин – эманация (из словаря – (от позднелат.

Давай пойдём, лишь ты и я,

Когда распластается вечер по небу,

Как пациент на столе, под наркозом…

Давай пойдём по улицам полупустым,

По закоулкам шепчущим

Ночей бессонных в недорогих отелях

И пыльных ресторанов с панцирями устриц:

По улицам, что следуют, как нудный аргумент

Коварного желанья

Поставить пред тобой всесокрушающий вопрос…

О, не спрашивай же только: «Что такое?»

Давай пойдём – и нанесём визит

По комнате женщины ходят и ходят,

Говоря о Микеланджело.

Жёлтый туман, что трётся спиной о стёкла оконные,

Жёлтый дым, что мордою трётся о стёкла оконные,

Лизал языком закуты вечера,

Держался над лужами под водостоком,

Собрал на спине весь пепел из труб,

Скользнул по террасе, прыгнул внезапно

И, видя, что на дворе

мягкая ночь октября,

Взвился у дома и тут же уснул.

И на самом деле, будет время

Для жёлтого дыма стелиться по улицам

И спиною тереться о стёкла оконные;

Будет время, будет время

Готовить лицо к встрече с лицами, что ты встречаешь,

Будет время для убийств и творений,

И время для дел всех и всех дней труда,

Что вертят на блюде вопрос пред тобой;

Время твоё и время моё,

И время для сотни ещё промедлений,

Для сотни предвидений и пересмотров

Как раз перед тем, как тост взять и чай.

По комнате женщины ходят и ходят,

Говоря о Микеланджело.

И на самом деле, будет время

Спросить себя: «Отважусь ль я?»,

и «Отважусь ль я?»

Время назад повернуть – и вниз по лестнице,

И лысиной блеснуть среди моих волос –

(Пусть скажут все: «О, как он облысел!»)

Костюм парадный мой,

мой воротник,

стоящий плотно к шее,

Богат и скромен галстук мой, приколотый простой иглой –

(Пусть скажут все: «О, как он похудел!»)

Отважусь ль я

Тревожить мирозданье?

Есть в минуте это время –

Для решений и сомнений, что исчезнут чрез минуту.

Ибо знакомо мне всё, всё это я знаю:

Все вечера, и рассветы, и полдни,

Кофейными ложками я измерял свою жизнь;

Знакомы мне все голоса, что затихают

Под музыку из комнаты отцовской.

Так как же я осмелюсь?

Знакомы мне глаза уже, всё это знаю я –

Глаза, что превратят тебя

в законченную фразу,

И вот – оформлен я, к игле уже подвешен,

Приколот я, болтаюсь на стене –

Теперь как я начну

Выплёвывать окурки моих путей и дней?

И как осмелюсь я?

"...события прошлого объективно не существуют, а сохраняются только в
письменных документах и в человеческих воспоминаниях. Прошлое есть то, что
согласуется с записями и воспоминаниями".

Дж. Оруэлл, "1984"
 

История - едва ли не самая необъективная из наук. И никогда не будет объективной, до тех пор пока будет идти борьба за власть - а в её окончание я слабо верю. Впрочем, дело не только во власти. То, что во времена Оруэлла только набирало силу, теперь расцветает во всю дурь. Я говорю о массовой культуре и других феноменах с ней так или иначе связанных: клип-культуре, мозаичной культуре, обществе спектакля, обществе потребления. Массовая культура вообще не любит воспоминания. Оно и понятно: если бы "пипл", который "хавает", помнил о старой продукции, то он наверняка бы увидел, что всё, что ему сейчас предлагают, - это тотальный повтор старого: избитых сюжетов, образов, лиц... Но ничего такого нет: все блокбастеры, которые в этом сезоне гремят как кино всех времён и народов, в следующем сезоне уже начисто забудутся, потому что уже появятся новые клоны, которые будут зашибать новые миллионы. Ну, оболочка немного изменится, и только.

Дело, впрочем, не ограничивается только искусством. Весь культ потребления нацелен на "однодневность". Попользовался вещью - и выкинул, чтобы потом тебе втюхали, по сути, ту же вещь, но в новой обёртке. Есть и другой аспект: массовая культура нивелирует всякую местную культуру - т.е. ту, которая имеет множество пластов, от низовых до высоких, классических, и, что ещё важнее, которая имеет продолжительную историю. У "обычной" культуры есть воспоминания, стало быть, есть свои воспоминания (а следом  вкусы, привычки, тотемы и табу, мировоззрения) и у каждого народа, к этой культуре принадлежащего. Чтобы больше продать, нужно расширить целевую аудиторию, т.е уничтожить различия между культурами, чтобы одинаково хорошо "хавал" и русский, и американский, и японский "пипл". Массовая культура неустанно трудится на этой ниве. Иногда этот процесс называют оболваниванием или дебилизацией. Это тоже неудивительно: из общего у всех людей может быть только глупость, а ум - у каждого свой. Общий знаменатель для всех культур оказывается на уровне инстинктов.

Ну, тут я Америку не открыл, да и в сторону ушёл. О воспоминаниях я сказал. Теперь о документах, другой основе истории. Логично предположить, что интерес к ним у населения с разжиженным интеллектом и так будет невелик. В то же время, на почве, так сказать, интеллектуальной, действует постмодернизм, который играется с документами - а то и создаёт псевдодокументы (скажем, "Хазарский словарь" Павича). Интеллектуал, быть может, и увидит мистификацию - и получит удовольствие от своего открытия. Ну, а пипл схавает и так - а потом, возможно, будет на основе какого-нибудь хазарского откровения строить свою картину истории. Да и без этого: постмодерн преподносит всегда мозаику (есть в постмодерне и такое понятие "ризома" - изначально это корневая система, не имеющая единого стержня), так что создать на основе подобных знаний что-либо осмысленное и системное весьма и весьма сложно.

Покончив с воспоминаниями и авторитетом документа, массовая культура насаждает мифы и симулякры - по всем каналам. Сейчас история - это то, что существует в массовом сознании. Это во времена Оруэлла, чтобы управлять историей, нужно было переиздавать учебники, сжигать неугодные книги, попросту замалчивать. Теперь достаточно просто снять фильм или выпустить компьютерную игру. Дирижабль "Киров" и "This is Sparta!" - всё это само по себе не есть какая-то ложь. Я всё-таки ещё сохраняю идиотскую веру, что наши потомки не будут воспринимать СССР как сборище всадников на медведях или греко-персидские войны - как фэнтезийные побоища со всякими орками (хотя кто знает?..). Проблема не в том, что такие вещи транслируют неправду. Неправда была всегда. Проблема в том, что они превращают историю в идиотизм. Хотя пикантный привкус противостояния Востока и Запада ощущается и в том, и в другом случае.

Впрочем, можно обойтись и без политики. Да и без массового сознания. Те же человеческие воспоминания - превратная вещь. Мы очень хорошо забываем. И очень многое. Когда-нибудь Гитлер будет восприниматься нами всего лишь в духе, скажем, Наполеона - т.е. одновременно "скучный" исторический персонаж, персонаж бульварный (а-ля душещипательные истории о Наполеоне и Жозефине), типаж психа и торт.

Или ещё лучше - когда-нибудь Гитлер будет восприниматься, как Тамерлан. Т.е. эдакий экзотический

И впрямь поток сознания, стопроцентный: бессвязный, бессмысленный и беспощадный. И немного болезненный. Но надо как-то преодолевать творческий застой, даже путём болезни.

«Человек есть мера всех вещей» – это значит лишь то, что, кроме человека, в этом мире измерять, оценивать вещи некому. Но это не значит, что человек сам становится абсолютной ценностью, эталоном для оценки. Он лишь зритель, а не режиссёр.

В действительности, сколько бы ни говорили, что высшим благом является человеческая жизнь, это не так. Вся история человечества – это история попрания человеческой жизни. Войны, насилие, террор – почему мы должны считать всё это исключением из правил человеческой природы, если данные исключения только и делают, что повторяются изо дня в день? Если посмотреть на вопрос так, то возникает подозрение, что чем бы человек ни обеспечивал свою ценность – Божественной сущностью, естественным отбором, просто аксиомой о примате человеческой жизни – сам он, про себя, бессознательно, в это не верил. И потому уничтожал и уничтожает себе подобных – и ничего не меняется. Разумеется, не все были убийцами. Но в общем это, опять-таки, ничего не меняло. Почему – другой вопрос.

Напротив, ещё в первобытности ощутив своё бессилие перед всемогущественным внешним миром, человек оказался глубоко заражён страхом, вызванным осознанием своей абсолютной ничтожности. А потом принялся компенсировать это всевозможными методами – от провозглашения себя центром бытия до банального унижения других людей.

Твоя жизнь, моя жизнь – если признаться себе, имеют ли они хоть что-то самоценное? Подумай, что изменится, если тебя не станет? Жизнь после нас… она останется прежней по существу. А что изменится, если тебя никогда бы и не было? Жизнь вместо нас – и всё останется таким же. Таким же. Солнце будет восходить и закатываться, и даже человеческое общество если и претерпит какие-то изменения, то уж точно из-за куда более глобальных процессов. Историю не вершат герои, её вообще никто не вершит, она идёт сама собой. Да и вообще это изыски нашего мышления: субъект плюс предикат – «история идёт». На самом деле, ничто никуда не идёт.

Тебе больно? Ты страдаешь? Ты ведь всего лишь индивид, ты сам себе бытие. Но кто ты такой, чтобы уделять внимание именно твоей боли? Никто. Боль испытывают в этот же миг миллионы других людей – и бесчисленное количество других живых существ. Может быть даже, сама Вселенная испытывает от чего-нибудь боль…

Это всего лишь реакция. Физическая боль – реакция на внешнее раздражение, сигнал об угрозе нормальной жизнедеятельности организма. Следовательно, она даёт нам понять, что физически, материально мы уязвимы, мы не бессмертны и не непобедимы. Так и душевная боль – это тоже сигнал, показывающий нам, что и наше внутреннее бытие нисколько не автономно. Оно есть лишь «бытие» как существование, но не «бытие» как мир – разве Вселенная может быть зависима от внешних факторов? Для неё и нет ничего внешнего. Стало быть, наше внутреннее «я» не самоценно и не вечно.

"Богатство и бедность, да и все другие виды и формы неравенства создают почву для недовольства. Но при этом забывается, что философ не станет искать равенства в дольнем мире. Он не может думать, что обладание многими вещами действительно делает кого-то богаче или что сила предпочтительней добродетели. Пусть подобного рода заботы волнуют других людей — ему же очевидно, что человек в этом мире может избрать лишь два пути: либо путь мудрости, либо путь толпы. Мудрость всегда сосредоточена на главном, тогда как те, кто ищут мирских благ, в свою очередь делятся на два типа: одни из них, которые еще помнят о добродетелях, хоть изредка, но соприкасаются с высшим, остальные же, всецело поглощенные житейской суетой, часто сами того не замечая, служат интересам более мудрых".

"Одной из основных задач человека является самосовершенствование, но для этого совсем не нужно и даже опасно примыкать к каким-либо обществам или сектам — этот путь совершается в тишине и одиночестве".

"...скорее мудрец усомнится в собственной мудрости, нежели невежда, и, как правило, чем меньше кто-либо имеет прав на претензии, тем охотнее и чаше он их выдвигает".

"Никто не помышляет о добродетелях и их не исследует, благородные древние учения отметаются с порога. Многочисленные речи о душе решительно ничем не подкрепляются. Можно сколько угодно повторять: "надейтесь на Бога", но если не объяснять, насколько важна эта надежда и какими действиями должна быть она подкреплена, всё это останется пустыми разговорами. Если с утра до вечера твердить слово "Бог", думая при этом об одних только плотских утехах, то подобные действия следует считать ни чем иным, как богохульством. К Богу ведут лишь добрые дела да просветляющие душу размышления, без этой же устремленности все прочее — одни только слова".

Мысли эти, напрямую не связанные с основной темой трактата Плотина (борьба с учением гностиков), всё-таки привлекли моё внимание - своей простотой. Действительно, кажется, что особой оригинальности в них нет. Если бы не одно "но" - этим мыслям без малого 17 столетий. Но почему-то до сих пор они не могут прийти в головы очень и очень многим. Как тут не сказать: и нет ничего нового под солнцем...

Хотел написать пространную рецензию на "Аватар", потом передумал. Ограничусь коротким потоком сознания.

Больше всего меня удивляет ажиотаж, поднятый вокруг этого фильма. Да, кино качественное. Да, спецэффекты потрясающие, технологии революционные. Да, фильм захватывающий, Кэмерон в этом мастер.

Но, глядя на восторженные отповеди почитателей сего творения, вопящих о его шедевральности, как-то начинаешь недоумевать. Почитатели так искренне восхищаются придуманным миром, будто бы Кэмерон только что жанр фэнтези придумал. При этом сюжет банален до омерзения. И предсказуем. Даже сидя с открытым ртом (спецэффекты, конечно, крутые), я уже отравлялся мыслью, что сейчас будет то-то и то-то, - и оно действительно происходило. На самом деле, начинался фильм вполне оригинально. Более того, к моему удивлению, он походил на психологическую драму - у главгероя, как ни странно, имелись какие-то душевные метания, рефлексия, сложная духовная ситуация. Ему предстоял выбор, почти в экзистенциальном смысле. Он сделал выбор, но выбор этот исполнен как-то уж слишком шаблонно: примерно после того, как главгерой решил спасать народ На'ви, начинается тупое и до ужаса знакомое "эпическое" месиво Добра и Зла.

Кстати, о Зле. Главзлодей (генерал или полковник, уж не помню его звания) на этом фоне просто отвратительно прописан. Он не то что не имеет психологии, он даже не имеет должной мотивации. Т.е. совсем непонятно, почему он так истово геноцид производит. Даже у босса компании есть какая-никакая мотивация - огромные деньги - и он имеет хоть какую-то духовную жизнь: он явно колеблется, когда начинается война. У "солдафона" нет даже этого. Начало фильма обнадёжило меня - и тем сильнее стало разочарование.

О каком-то глубинном смысле я и не заикаюсь.

Да и сама концепция мира попахивает продуманным коммерческим решением: налицо смесь "Властелина Колец", "Звёздных войн" и "Парка юрского период", т.е. фэнтези, космической оперы и научной фантастики, одних из самых популярных жанров массового кино. Беспроигрышный вариант, не правда ли?

В общем, Джеймс Кэмерон в очередной раз подтвердил своё амплуа режиссёра, снимающего красивые и впечатляющие, но сугубо массовые фильмы. Зрелищно, качественно... но не стоит гвалта, который вокруг него подняли.