Герман Плисецкий - Екклесиаст
08-09-2013 22:47
к комментариям - к полной версии
- понравилось!
Это цитата сообщения Борис_Горобенко Оригинальное сообщение
Герман Плисецкий - Екклесиаст
[показать]
В далёких шестидесятых годах я учился в Одесском мединституте, и целые дни проводил в Публичной Библиотеке им. Горького. Там назначал свидания, там обедал (был очень не дорогой буфет). Меня буфетчица жалела за мой высокий рост и нещадную худобу, называя меня «Стропилой», тайно закапывала в пюре ещё одну дополнительную котлетку…Царствия ей Небесного!
Там я впервые получил возможность читать Библию, которую выдавали только научным работникам и студентам, пишущим дипломные атеистические работы. Я выправил себе справку, что я пишу работу по атеизму, и наконец-то открываю дорогую, хорошо иллюстрированную Библию и потонул в архаике.
«Сотворение мира» более-менее я прочёл благополучно. Этот раздел Библии отражён в изобразительном искусстве обильно, но когда пошло описание, кто кого родил и от какого колена начал народ делиться и не кого, наступил ступор и не надо было читать курс лекций по атеизму. Железобетоннее атеиста, чем я стал после прочтения первой главы «Бытие», найти было невозможно.
В курилке я блистал своим атеизмом, насмехаясь над заумью: В начале было Слово, и Слово было у Бога, и Слово было Бог. Оно было в начале у Бога. Все чрез Него начало быть, и без Него ничто не начало быть, что начало быть…
На моё счастье рядом сидел глубокий старик с окладистой белоснежной бородой и очень добрыми глазами. Он сказал, что я Библию не с того начал читать и посоветовал мне сначала прочесть «Суламифь» Куприна, и Германа Плисецкого «Екклесиаст», а только потом возвратиться к прочтению Библии. Я так и сделал, но Плисецкого (он был в библиотеке в единственном экземпляре забронировал за собой какой-то научный сотрудник) я не смог его получить. Снова выручил мой «наставник», который приносил ежедневно свою общую тетрадку, где очень красивым почерком был «самиздат» Плисецкого «Екклесиаст». Я мало того, что переписал себе, так ещё и выучил этот труд наизусть.
Когда появился у меня интернет я вспомнил о Плисецком, т. к мои записи кто-то «зачитал». В сети нашлась только одна страница о творчестве Германа Плисецкого.
Я сделал пост в самом начале своей дневниковой деятельности о Екклесиасте, но он получился немного неудачным. Сейчас побогаче есть информация и я решил сделать перепост. И вот он перед вами. Почитайте и уверен, вам это понравится, а потом сравните с текстом в Библии.
Герман Борисович родился 17 мая 1931 года в Москве. Умер 2 декабря 1992 года. Жил в Химках Московской области. В 1949, окончив 657-ю школу Москвы, поступил в экстернат при филологическом факультете МГУ.
Печатался в газете "Московский университет". В июне 1952 уехал сезонным рабочим в экспедицию на Таймыр. Вернувшись, поступил на заочное отделение филфака МГУ (1953–1959), работал организатором и гидом вокзальных экскурсий по Москве, корректором в издательстве, затем в журнале "Семья и школа".
В 1960 уехал в Ленинград, где учился в аспирантуре Института театра, музыки и кино. Одновременно работал в литобъединении Глеба Семёнова, начал заниматься переводами.
С 1965 жил в Химках под Москвой. Став профессиональным переводчиком, в конце 60-х выиграл конкурс в издательстве "Наука" на переводы Омара Хайама. В 70–80-е переводил также Хафиза и других восточных поэтов, делал стихотворные переложения библейских книг.
Собственные стихи, если не считать нескольких ранних публикаций в периодике, не печатались на родине до 1988. Единственный сборник, изданный при жизни поэта, – маленькая книжечка Пригород из "Библиотеки Огонька" (1990).
Одна из причин многолетней опалы – его участие в похоронах Пастернака (1960) и написанное тогда же стихотворение "Памяти Пастернака", ставшее знаменитым в литературных кругах. Но за границей стихи печатались – в частности, в журналах "Грани" (1967) и "Континент" (1980), в "Антологии послевоенной русской поэзии" (Англия, 1974).
Ещё одно его знаковое произведение – поэма Труба, посвященная памяти жертв смертельной давки во время похорон Сталина.
СЛОВО ПРОПОВЕДУЮЩЕГО В ХРАМЕ
I
Жил юноша безвестный как-то встарь: богатства не имел, но был при этом умней, чем старый неразумный царь, благим пренебрегающий советом. И вышел из темницы тот юнец, и заменил спесивого на троне. И царский поднесли ему венец, и воцарился в славе и в законе! А ведь слепые много лет подряд в том юноше царя не узнавали. Воистину, не знали, что творят, не знали, что похвалят их едва ли... Царь Соломон своим служеньем дал надёжный свод необходимых правил. Он взвесил всё, изведал, испытал и для живущих много притч оставил. Постичь стремился, чем земля жива, и меру дать тому, что непомерно и вдохновенной истины слова записаны в священных текстах верно. Подобны иглам речи мудрецов или гвоздям железным, вбитым насмерть. У всех творцов неотразимых слов, у проповедников — единый Пастырь! Всё прочее, поверь словам отца: излишество, не нужное для дела. Писанье книг — занятье без конца, их чтенье — утомительно для тела.
II
Мне выпало в Израиле царить. Я дал зарок: познать людские страсти, всё взвесить, слов пустых не говорить. Задача — тяжелее царской власти. Всё чередой прошло передо мной — блеск, нищета, величие, разруха... И вот вам вывод мудрости земной: всё — суета сует, томленье духа! Прямым вовек не станет путь планет. Стада светил доступны звездочету. Но то, чего пред нашим взором нет, не поддается никакому счету. И я сказал себе: ты стал велик, благодаря познаньям обретённым. Ты больше всех изведал и постиг, и сердце стало зрелым, умудренным. Ты предал сердце мудрости — и та насытила его до опьяненья. Но осознал ты: всё лишь — суета, и всё лишь — духа дерзкого томленье! Под тяжестью познанья плечи горбь. У мудрости великой вкус печали: кто множит знанья — умножает скорбь. Зерно её заложено в начале.
III
Как не трудись, всё — суета сует! Всё временно, всё смертно в человеке. Конца трудам земным под Солнцем нет, лишь дней теченье не замрёт вовеки. Проходит род — и вновь приходит род, круговращенью следуя в природе. Закатом заменяется восход, глядишь: и снова солнце на восходе! И ветер, обошедший все края, то налетавший с севера, то с юга, на круги возвращается своя. Нет выхода из замкнутого круга. В моря впадают реки, но полней вовек моря от этого не станут, И реки, не наполнивши морей, к истокам возвращаться не устанут. Несовершенен всякий пересказ: он сокровенный смысл вещей нарушит. Смотреть вовеки не устанет глаз, вовеки слушать не устанут уши. Что было прежде — то и будет впредь, а то, что было, — человек забудет. Покуда существует эта твердь, вовек под солнцем нового не будет. Мне говорили смертные не раз: «Вот — новое!» Но то, что ныне ново, в веках минувших сотни раз до нас уже случалось — и случится снова. Нет памяти о прошлом: суждено всему, что было, полное забвенье. И точно так же будет лишено воспоминаний ваше поколенье.
IV
Есть время жить — и время умирать. Всему свой срок, всему приходит время. Есть время сеять — время собирать. Есть время несть — и время сбросить бремя. Есть время убирать — и врачевать. Есть время разрушать — и время строить. Сшивать — и рвать. Стяжать — и расточать. Хранить молчанье — слова удостоить. Приходит срок терять и обретать, эпоха славословий — и проклятий. Всему свой час: есть время обнимать — и время уклоняться от объятий. Есть время плакать — и пускаться в пляс, и побивать каменьями кумира. Есть час любви — и ненависти час, и для войны есть время — и для мира.
V
Царят под солнцем хвастовство и лесть господство силы, тягость угнетенья, немилосердных властелинов спесь и слёзы всех, лишенных утешенья. Почтил я мертвых больше, чем живых, всех, кто под солнцем плакал и трудился. Воистину, стократ счастливей их тот, кто на свет жестокий не родился. Ещё я видел, что чужой успех рождает в людях зависть, озлобленье, что суета мирская — участь всех. И это — духа нашего томленье. Дурак сидит — рукой не шевельнёт, своим бездельем вроде бы гордится. Мысль о насущном хлебе — вечный гнёт. Уж лучше нищим быть, чем суетиться! Ещё я понял: плохо одному, несладко жить на свете одиноко. К чему трудиться, если никому от всех твоих усилий нету проку! Труды, которым не видать конца, оправданы супружеством и братством, а ежели нет сына у отца — не радуется глаз его богатствам. Ведь если путник не один идёт — другой помочь споткнувшемуся может, а если одинокий упадёт — никто ему подняться не поможет. Двоим теплее, если вместе спят. И в драке, где один не отобьется, вполне возможно — двое устоят. И скрученная нить не скоро рвётся.
VI
Блюди себя, вступая в божий храм, Не жертвы приноси, а слушай Бога. Глупцов же, приносящих жертвы там, не надо осуждать за это строго. Запомни: имя доброе важней богатства, красоты, происхожденья. А если надо выбирать из дней: кончины день — важнее дня рожденья. Потоки слёз во время похорон отрадней смеха в блеске царских комнат, поскольку смертен человек — и он всегда в глубинах сердца это помнит. Смех не измерит Слова глубину, плач из глубин времён берёт начало. Плач — человеку врач, и потому тем чище сердце, чем лицо печальней. Поэтому и сердце мудреца на горе откликается, как эхо, тогда как дух беспечного глупца навеки поселился в доме смеха. Поэтому полезней для сердец разительное слово обличенья, которое произнесет мудрец, чем дураков придворных песнопенья. А смех глупцов, как позолоты блеск, скрывает фальшь, и головы морочит. Как хвороста в костре полночном треск: он суетен и ничего не прочит!
VII
Пока ты молод, помни о Творце, пока не наступили дни без света, пока, мой сын, не возопишь в конце: «Мне радости от этой жизни нету!» Пока блистает солнце и луна и звёзды над твоею головою, пока не наступили времена, затянутые тучей дождевою, когда у сильных ослабеет плоть, и стражники начнут всего бояться, и перестанут мельники молоть, и те, что смотрят в окна, омрачатся. На мельницах замолкнут жернова, замкнутся двери в городах и сёлах, и будет по ночам будить сова, и смолкнут песни девушек весёлых; вершины станут путника страшить, и ужас им в дороге овладеет, и ослабеет в нем желанье жить, и, как кузнечик, жизнь отяжелеет, и горький зацветет миндаль кругом, и помрачится всё, а это значит, что человек отходит в вечный дом, и плакальщиц толпа его оплачет.
VIII
Пока крепка серебряная цепь, тяни её, о жаждущих заботясь, пока цела колодезная крепь и колесо не рухнуло в колодезь... Земле и Богу человек вручит и плоть, и душу временные эти. Как дуновенье ветра, что пылит, — всё суета сует на этом свете! Что было прежде — то и будет впредь. И прежде было — то, что завтра будет. Бог призовет, когда наступит смерть, и всех по справедливости рассудит. А в мире этом человечий суд творит неправду, истины взыскуя, и потому-то высший суд — не тут: Господь рассудит суету мирскую. Дойдёт Судья всевышний до основ, откроет тяжесть истины холодной: что нет у человеческих сынов существенных отличий от животных. Судьба у человека и скота одна и та же и одно дыханье. Везде одна и та же суета, одной и той же жизни трепыханье. Из праха Бог воззвал — и в прах поверг! Все будем там. Попробуйте, проверьте, что наши души устремятся вверх, а вниз — животных души после смерти…
IX
Не жди богатств и славы от труда и пользы от достигнутых свершений, которые Господь для нас сюда послал для ежедневных упражнений. Прекрасным создал этот мир Господь. Дал разум людям, но понятья не дал, чтоб человек, свою земную плоть преодолев, Его дела изведал. И потому, хоть это и старо, но лучшего придумать мы не можем: трудиться, есть и пить, творить добро. Я это называю Даром Божьим. Живи, трудись и радуйся тому, что из трудов твоих под солнцем выйдет, коль из людей живущих никому не суждено грядущего увидеть. Лишь Бог бессмертен, как его дела бессмертны: ни прибавить — ни убавить. И остается нам одна хвала, и остается только Бога славить! И потому един всему итог: поступки совершая, Бога бойся, всё исполняй, что заповедал Бог, а больше ни о чем не беспокойся. Любое дело, что свершилось тут, постыдным оно было или славным, Бог неизбежно призовет на Суд. Всё тайное однажды станет явным!
вверх^
к полной версии
понравилось!
в evernote
Это цитата сообщения Борис_Горобенко Оригинальное сообщение
Герман Плисецкий - Екклесиаст
[показать] Там я впервые получил возможность читать Библию, которую выдавали только научным работникам и студентам, пишущим дипломные атеистические работы. Я выправил себе справку, что я пишу работу по атеизму, и наконец-то открываю дорогую, хорошо иллюстрированную Библию и потонул в архаике.
«Сотворение мира» более-менее я прочёл благополучно. Этот раздел Библии отражён в изобразительном искусстве обильно, но когда пошло описание, кто кого родил и от какого колена начал народ делиться и не кого, наступил ступор и не надо было читать курс лекций по атеизму. Железобетоннее атеиста, чем я стал после прочтения первой главы «Бытие», найти было невозможно.
В курилке я блистал своим атеизмом, насмехаясь над заумью: В начале было Слово, и Слово было у Бога, и Слово было Бог. Оно было в начале у Бога. Все чрез Него начало быть, и без Него ничто не начало быть, что начало быть…
На моё счастье рядом сидел глубокий старик с окладистой белоснежной бородой и очень добрыми глазами. Он сказал, что я Библию не с того начал читать и посоветовал мне сначала прочесть «Суламифь» Куприна, и Германа Плисецкого «Екклесиаст», а только потом возвратиться к прочтению Библии. Я так и сделал, но Плисецкого (он был в библиотеке в единственном экземпляре забронировал за собой какой-то научный сотрудник) я не смог его получить. Снова выручил мой «наставник», который приносил ежедневно свою общую тетрадку, где очень красивым почерком был «самиздат» Плисецкого «Екклесиаст». Я мало того, что переписал себе, так ещё и выучил этот труд наизусть.
Когда появился у меня интернет я вспомнил о Плисецком, т. к мои записи кто-то «зачитал». В сети нашлась только одна страница о творчестве Германа Плисецкого.
Я сделал пост в самом начале своей дневниковой деятельности о Екклесиасте, но он получился немного неудачным. Сейчас побогаче есть информация и я решил сделать перепост. И вот он перед вами. Почитайте и уверен, вам это понравится, а потом сравните с текстом в Библии.
Герман Борисович родился 17 мая 1931 года в Москве. Умер 2 декабря 1992 года. Жил в Химках Московской области. В 1949, окончив 657-ю школу Москвы, поступил в экстернат при филологическом факультете МГУ.
Печатался в газете "Московский университет". В июне 1952 уехал сезонным рабочим в экспедицию на Таймыр. Вернувшись, поступил на заочное отделение филфака МГУ (1953–1959), работал организатором и гидом вокзальных экскурсий по Москве, корректором в издательстве, затем в журнале "Семья и школа".
В 1960 уехал в Ленинград, где учился в аспирантуре Института театра, музыки и кино. Одновременно работал в литобъединении Глеба Семёнова, начал заниматься переводами.
С 1965 жил в Химках под Москвой. Став профессиональным переводчиком, в конце 60-х выиграл конкурс в издательстве "Наука" на переводы Омара Хайама. В 70–80-е переводил также Хафиза и других восточных поэтов, делал стихотворные переложения библейских книг.
Собственные стихи, если не считать нескольких ранних публикаций в периодике, не печатались на родине до 1988. Единственный сборник, изданный при жизни поэта, – маленькая книжечка Пригород из "Библиотеки Огонька" (1990).
Одна из причин многолетней опалы – его участие в похоронах Пастернака (1960) и написанное тогда же стихотворение "Памяти Пастернака", ставшее знаменитым в литературных кругах. Но за границей стихи печатались – в частности, в журналах "Грани" (1967) и "Континент" (1980), в "Антологии послевоенной русской поэзии" (Англия, 1974).
Ещё одно его знаковое произведение – поэма Труба, посвященная памяти жертв смертельной давки во время похорон Сталина.
СЛОВО ПРОПОВЕДУЮЩЕГО В ХРАМЕ
I
Жил юноша безвестный как-то встарь: богатства не имел, но был при этом умней, чем старый неразумный царь, благим пренебрегающий советом. И вышел из темницы тот юнец, и заменил спесивого на троне. И царский поднесли ему венец, и воцарился в славе и в законе! А ведь слепые много лет подряд в том юноше царя не узнавали. Воистину, не знали, что творят, не знали, что похвалят их едва ли... Царь Соломон своим служеньем дал надёжный свод необходимых правил. Он взвесил всё, изведал, испытал и для живущих много притч оставил. Постичь стремился, чем земля жива, и меру дать тому, что непомерно и вдохновенной истины слова записаны в священных текстах верно. Подобны иглам речи мудрецов или гвоздям железным, вбитым насмерть. У всех творцов неотразимых слов, у проповедников — единый Пастырь! Всё прочее, поверь словам отца: излишество, не нужное для дела. Писанье книг — занятье без конца, их чтенье — утомительно для тела.
II
Мне выпало в Израиле царить. Я дал зарок: познать людские страсти, всё взвесить, слов пустых не говорить. Задача — тяжелее царской власти. Всё чередой прошло передо мной — блеск, нищета, величие, разруха... И вот вам вывод мудрости земной: всё — суета сует, томленье духа! Прямым вовек не станет путь планет. Стада светил доступны звездочету. Но то, чего пред нашим взором нет, не поддается никакому счету. И я сказал себе: ты стал велик, благодаря познаньям обретённым. Ты больше всех изведал и постиг, и сердце стало зрелым, умудренным. Ты предал сердце мудрости — и та насытила его до опьяненья. Но осознал ты: всё лишь — суета, и всё лишь — духа дерзкого томленье! Под тяжестью познанья плечи горбь. У мудрости великой вкус печали: кто множит знанья — умножает скорбь. Зерно её заложено в начале.
III
Как не трудись, всё — суета сует! Всё временно, всё смертно в человеке. Конца трудам земным под Солнцем нет, лишь дней теченье не замрёт вовеки. Проходит род — и вновь приходит род, круговращенью следуя в природе. Закатом заменяется восход, глядишь: и снова солнце на восходе! И ветер, обошедший все края, то налетавший с севера, то с юга, на круги возвращается своя. Нет выхода из замкнутого круга. В моря впадают реки, но полней вовек моря от этого не станут, И реки, не наполнивши морей, к истокам возвращаться не устанут. Несовершенен всякий пересказ: он сокровенный смысл вещей нарушит. Смотреть вовеки не устанет глаз, вовеки слушать не устанут уши. Что было прежде — то и будет впредь, а то, что было, — человек забудет. Покуда существует эта твердь, вовек под солнцем нового не будет. Мне говорили смертные не раз: «Вот — новое!» Но то, что ныне ново, в веках минувших сотни раз до нас уже случалось — и случится снова. Нет памяти о прошлом: суждено всему, что было, полное забвенье. И точно так же будет лишено воспоминаний ваше поколенье.
IV
Есть время жить — и время умирать. Всему свой срок, всему приходит время. Есть время сеять — время собирать. Есть время несть — и время сбросить бремя. Есть время убирать — и врачевать. Есть время разрушать — и время строить. Сшивать — и рвать. Стяжать — и расточать. Хранить молчанье — слова удостоить. Приходит срок терять и обретать, эпоха славословий — и проклятий. Всему свой час: есть время обнимать — и время уклоняться от объятий. Есть время плакать — и пускаться в пляс, и побивать каменьями кумира. Есть час любви — и ненависти час, и для войны есть время — и для мира.
V
Царят под солнцем хвастовство и лесть господство силы, тягость угнетенья, немилосердных властелинов спесь и слёзы всех, лишенных утешенья. Почтил я мертвых больше, чем живых, всех, кто под солнцем плакал и трудился. Воистину, стократ счастливей их тот, кто на свет жестокий не родился. Ещё я видел, что чужой успех рождает в людях зависть, озлобленье, что суета мирская — участь всех. И это — духа нашего томленье. Дурак сидит — рукой не шевельнёт, своим бездельем вроде бы гордится. Мысль о насущном хлебе — вечный гнёт. Уж лучше нищим быть, чем суетиться! Ещё я понял: плохо одному, несладко жить на свете одиноко. К чему трудиться, если никому от всех твоих усилий нету проку! Труды, которым не видать конца, оправданы супружеством и братством, а ежели нет сына у отца — не радуется глаз его богатствам. Ведь если путник не один идёт — другой помочь споткнувшемуся может, а если одинокий упадёт — никто ему подняться не поможет. Двоим теплее, если вместе спят. И в драке, где один не отобьется, вполне возможно — двое устоят. И скрученная нить не скоро рвётся.
VI
Блюди себя, вступая в божий храм, Не жертвы приноси, а слушай Бога. Глупцов же, приносящих жертвы там, не надо осуждать за это строго. Запомни: имя доброе важней богатства, красоты, происхожденья. А если надо выбирать из дней: кончины день — важнее дня рожденья. Потоки слёз во время похорон отрадней смеха в блеске царских комнат, поскольку смертен человек — и он всегда в глубинах сердца это помнит. Смех не измерит Слова глубину, плач из глубин времён берёт начало. Плач — человеку врач, и потому тем чище сердце, чем лицо печальней. Поэтому и сердце мудреца на горе откликается, как эхо, тогда как дух беспечного глупца навеки поселился в доме смеха. Поэтому полезней для сердец разительное слово обличенья, которое произнесет мудрец, чем дураков придворных песнопенья. А смех глупцов, как позолоты блеск, скрывает фальшь, и головы морочит. Как хвороста в костре полночном треск: он суетен и ничего не прочит!
VII
Пока ты молод, помни о Творце, пока не наступили дни без света, пока, мой сын, не возопишь в конце: «Мне радости от этой жизни нету!» Пока блистает солнце и луна и звёзды над твоею головою, пока не наступили времена, затянутые тучей дождевою, когда у сильных ослабеет плоть, и стражники начнут всего бояться, и перестанут мельники молоть, и те, что смотрят в окна, омрачатся. На мельницах замолкнут жернова, замкнутся двери в городах и сёлах, и будет по ночам будить сова, и смолкнут песни девушек весёлых; вершины станут путника страшить, и ужас им в дороге овладеет, и ослабеет в нем желанье жить, и, как кузнечик, жизнь отяжелеет, и горький зацветет миндаль кругом, и помрачится всё, а это значит, что человек отходит в вечный дом, и плакальщиц толпа его оплачет.
VIII
Пока крепка серебряная цепь, тяни её, о жаждущих заботясь, пока цела колодезная крепь и колесо не рухнуло в колодезь... Земле и Богу человек вручит и плоть, и душу временные эти. Как дуновенье ветра, что пылит, — всё суета сует на этом свете! Что было прежде — то и будет впредь. И прежде было — то, что завтра будет. Бог призовет, когда наступит смерть, и всех по справедливости рассудит. А в мире этом человечий суд творит неправду, истины взыскуя, и потому-то высший суд — не тут: Господь рассудит суету мирскую. Дойдёт Судья всевышний до основ, откроет тяжесть истины холодной: что нет у человеческих сынов существенных отличий от животных. Судьба у человека и скота одна и та же и одно дыханье. Везде одна и та же суета, одной и той же жизни трепыханье. Из праха Бог воззвал — и в прах поверг! Все будем там. Попробуйте, проверьте, что наши души устремятся вверх, а вниз — животных души после смерти…
IX
Не жди богатств и славы от труда и пользы от достигнутых свершений, которые Господь для нас сюда послал для ежедневных упражнений. Прекрасным создал этот мир Господь. Дал разум людям, но понятья не дал, чтоб человек, свою земную плоть преодолев, Его дела изведал. И потому, хоть это и старо, но лучшего придумать мы не можем: трудиться, есть и пить, творить добро. Я это называю Даром Божьим. Живи, трудись и радуйся тому, что из трудов твоих под солнцем выйдет, коль из людей живущих никому не суждено грядущего увидеть. Лишь Бог бессмертен, как его дела бессмертны: ни прибавить — ни убавить. И остается нам одна хвала, и остается только Бога славить! И потому един всему итог: поступки совершая, Бога бойся, всё исполняй, что заповедал Бог, а больше ни о чем не беспокойся. Любое дело, что свершилось тут, постыдным оно было или славным, Бог неизбежно призовет на Суд. Всё тайное однажды станет явным!
Вы сейчас не можете прокомментировать это сообщение.
Дневник Герман Плисецкий - Екклесиаст | Sofiya_Fushe - Дневник Sofiya_Fushe |
Лента друзей Sofiya_Fushe
/ Полная версия
Добавить в друзья
Страницы:
раньше»