Августина, оставайся со мной после полуночи,
когда свет уличных фонарей делает из меня поэта,
желтый маленький свет,
похожий одновременно на глаз кошки и мимозу в вазе женщины;
маленький, не лишенный своей внутренней музыки свет,
или та степень вечерней усталости,
в которой я хочу не изменить тебя,
а просто обнять;
та степень, та степь,
простирающаяся от век до позвоночника,
не оставляющая во мне конфликтности,
только безусловное ласковое согласие
с твоими дурными привычками,
темпераментом и характером,
с твоим мягким телом в послушании одеял;
та степень усталости,
которая заставляет действительно любить тебя.
Августина, нежность — это состояние ума,
утомленного борьбой,
находящего свое спасение в словах «да, конечно»
и в тепле кожи, дышащей слабостью и беззащитностью.
Августина, нужность — это время суток,
это ночное пиршество самых потаенных чувств,
не имеющих днем права голоса.
Августина, я есть скулящий пес
у божественных врат твоего детского сна,
дикий барбарис, проросший сквозь их петли;
я есть форма и температура,
соответствующие твоей брошенной на подушку руке,
я есть поцелуй и время,
соответствующие каждому вздрагиванию пальцев.
Августина, я уже убрал линейку и ножницы,
я уже не хочу перешить небо в белую скатерть,
Августина, я прошу разрешения у нагретых простыней обвить твое тело,
Августина…
Оставайся со мной после полуночи.

Аль Квотион