В какой-то момент, в каком-то неизвестном возрасте, в один забытый день я понял, что жизнь — это довольно узкий коридор.
Подавляющая часть огромного мира, о котором я могу прочесть, услышать от других людей или узнать из иных источников, в конечном счете останется за стенами этого коридора.
Не станет частью моей жизни.
Не станет частью воспоминаний.
Не станет частью меня.
Кто-то говорит мне: «Хэй, парень, мир так интересен и разнообразен, не унывай!».
Говорящий не знает, что я стою в коридоре,
что я провожу пальцами по обоям, на которых есть рисунок.
Всего один.
Рисунок больших окон с видом на сад.
Снаружи гроза тяжело перекатывается по траве телом ветра и ливня.
Больше нет ничего.
Возможно, где-то далеко мир полон событий, лиц, красок,
полон всего до невозможности.
Но в коридоре моей жизни кроме рисунка этих окон нет ничего.
И в этот момент уже не будет.
Ни изысканно прекрасных статуй на кладбище Пер-Лашез,
ни движения травы на безлюдном просторе,
ни пронзительного голоса в наушниках, напевающего «the most loneliest day of my life»,
ни большого солнца над пляжем, которое тщетно пытается перечеркнуть единственное мелкое облако,
ни горячего кофе в Шереметьево.
Только вечер, гроза и рисунок окон с видом на сад,
рисунок, который каждую секунду становится необратимым,
становится прошлым.
Я иду по узкому коридору, я никогда не узнаю, что за его стенами.
У меня есть только мои рисунки на обоях.
Рисунок бесформенной медузы в грязной воде. Она настолько асимметрична, что кажется мне мертвой.
Рисунок летнего города с крыши, на которой я стою.
Рисунок раздавленного жука на асфальте. Мне жаль, что я не заметил его.
Рисунок книжных страниц. Я очарован словами на них.
Рисунок смуглого улыбчивого лица, но сейчас — предельно серьезного и немного обиженного. Я зачем-то спорю со своим лучшим другом о какой-то ерунде, не могу согласиться, не хватает мудрости уступить и сил просто махнуть рукой.
Рисунок женщины, едва освещенной ночным уличным светом в моей комнате.
Рисунок ее рук, которые улыбаются мне.
Бесценный детский рисунок, неуклюжий и радостный. Снизу неровными буквами со слишком длинными линиями написано слово «папе».
Мир огромен.
Но я иду по узкому коридору.
И теперь я очень придирчиво выбираю, какими будут обои в нем,
потому что все остальное навсегда останется за его стенами.

Аль Квотион