Он не знает, как попал в спящую долину. В руках приятной тяжестью лежала его любимая скрипка - Амати.
Откуда-то пришла уверенность, что нужно начать играть - разбудить это сонное царство статичного покоя. И он играл.
Мелодия плыла, даря то радость, то печаль. Ей вторили птицы - вплетая свои трели в звучание. Цветы спешили раскрыть свои лепестки, словно долгожданному ласковому солнцу. Амати пела. Пела душой рыжеволосого юноши, и звуки скрипки наполняли жизнью все вокруг.
Наслаждаясь внезапным приливом вдохновения скрипач, дарил всего себя, раскрываясь для всего мира.

До этого нежный ветерок стал более настойчиво теребить волосы, а вдали послышался раскат грома, предвещая начало грозы.
Его звук органично вплетался в мелодию, дополняя и придавая немного иной настрой. Тяжелые звуковые раскаты, становясь громче, приближались, стараясь уже не слиться, а переломить, звучание скрипки в долине. В темнеющем небе появились рваные, низкие облака. Там, за холмом, вне долины - властвовала стихия.
В стремительно-яростном шуме грозы, юноша с удивлением услышал свою вторую скрипку – концертную Страдивари. Именно она сейчас вторила и перекликалась с грозой, то легко направляя, то жестко повелевая, разбушевавшейся стихией. Резкая мелодия Страдивари, подавляла более нежное и легкое звучание Амати, поглощая его, заменяя своим.

По краю сознания мелькнула мысль о том, кто держит в руках этот капризный инструмент. Только ему, ее владельцу, удавалось найти с ней общий язык, и в такие моменты прекрасней, чище звука найти было невозможно. Сейчас же его невидимый оппонент играл так, словно стал единым целым с этой своенравной скрипкой. Все еще ведя свою мелодию, скрипач уже понимал, что тот второй, сильнее и опытнее. Значит, долину вот-вот захлестнет ураган, в который переросла гроза. Сдаться, погибнуть так легко не хотелось, и его мелодия взметнулась ввысь, стараясь взять реванш.
Музыка оборвалась резко. Струна лопнула, глубоко поранив щеку и лоб. Скрипка издала жалобный звук, словно извиняясь, и замолчала. Кровь быстро заливала корпус поверженной Амати, шею, сбегая тонкими струйками на грудь, тут же впитываясь в ткань рубашки.
Ощущение неотвратимости захлестнуло. Он сглотнул комок в горле, не в силах оторваться от зрелища разбушевавшейся стихии.
Перед глазами было темно, еще темнее, чем в сгущавшейся вокруг мгле, но он пытался рассмотреть того, кто так легко обрекал его на гибель. Тот стоял на вершине холма, опустив скрипку, прожигая юношу злым, торжествующим взглядом.
Этот второй был точно подправленное отражение юноши. Без ран и кровавых потеков, с концертной скрипкой в руках и жестокой усмешкой.
Страх хлынул потоком в самое сердце, спазм сдавил горло, а голова взорвалась болью.
юноша закричал. И проснулся.