И вот Земля снова повернулась к Солнышку той гористой высокой частью, на которой ночевал в домике у водопада я. Харка уже не спал и по обыкновению сидел в кухне, у огня и присербывал из железной кружки. Я прошел в столовую и застал выспавшихся и взбодрившихся израильтян за необычным занятием - они варили кофе. На небольшой такой кофеварке, на газу, неспешно, по-сибаритски, помешивая. Несколько минут, и по столовой разнесся странный для этих широт аромат, куда уж мне уж с масала-чаем. Отказавшись от любезно предложенного кофейного угощения, я зашел в комнатку за рюкзаком и мы выдвинулись в дорогу в составе четырех человек - меня, Харки, потера, согласившегося нести мой рюкзак до перевала (полпути) и пса, гуляющего между ночлегами.
Воспользовавшись такой возможностью, я достал фотик, и самозабвенно предался запечатлению кусочков горной мозаики. Меж тем, значительно похолодало и снегу поприбавилось. И среди голых скал и снежных бугров вдруг показалась круглая ступочка.
Это уже дома я спросил у Гугла, и он прояснил ситуацию касательно значения встречающихся каменных кучек и пирамидок. А пока приходилось ограничиваться харкиным "Buddists" и воспринимать все без значений. Оказывается, существует несколько видов пирамидок. Пирамида из больших камней, сложенная на вершине горы, на перевале или в святом месте называется "латза" и посвящается местным божествам. Если пирамидка сложена из камней, которые паломник принёс с собой (!), то назначение её прежнее, а имя -"доче". Пирамидальные кучки из небольших камней называются "обо" и служат домиком для души верующего, когда та посещает святые места во время молитвы хозяина. А вот плоские камни, поставленные на ребро, зовутся "чедо" и значение их весьма простое: "Я здесь был!".
Пес никаких камней с собой не нес, и быстро обогнал нас. Его черная фигурка то появлялась, то исчезала среди каменных глыб, но далеко он не уходил и лишь оборачивался - мол чего плететесь то, погнали! И только на привале мы догнали его, и отдыхали вместе, вдыхая разряженный прохладный воздух.
Имя потера к сожалению запамятовал. Могу лишь сказать, что был он парень веселый, все время улыбался, и высокий, как для непальца. Они с Харкой курили, а мы с псом, как некурящие, просто любовались красотами.
Еще несколько часов ходьбы, а вернее карабканья вверх, и перевал, самая высокая точка нашего путешествия. Все занесено снегом, лишь тонкою змейкой вьется тропа среди сугробов. Шаг влево, шаг вправо - по пояс в снегу. Потер передал мне рюкзак, и, получив руппи, отправился вниз, а мы втроем продолжили путь. Некоторое время мне удавалось идти за Харкой, но в какой то момент я потерял бдительность и влез таки в снег. И мои ботинки (которыми уже внизу удивлялся швейцарец, мол неужели в них шел) совсем не трекинговые конечно, до краев наполнились снегом. Взбодрившись и вытрусив белые освежающие хлопья, я услышал голос Харки, который сообщил мне, что мы уже почти дошли до озера Госайкунд.
Вообще, я наслышан был о его красоте, но увиденное все равно меня потрясло.
Потому что как я не смотрел, никакого озера разобрать среди заснеженного пространства не мог. И только наставления опытного Харки помогли мне рассмотреть зимний Госайкунд, когда мы подошли поближе.
Для сравнения - так озеро выглядит в более теплое время года (фото с просторов нета, наподобие тех, что показывал мне француз в Катманду:)
Тем временем дело шло к обеду, а мы шли (спускались!) вниз вдоль замерзшего белого зеркала. На подходе к гестхаусу мы остановились возле босоногого бабаджи, устроившегося возле очередной ступы. Харка побеседовал с ним и угостил сигаретой, а я, к стыду своему, так устал, что даже не сфотал этого почтенного мужа, удалившегося от цивилизации и распевающего "Хум! Хум! Хум!" Вообще Харка что-то часто стал останавливаться. Буквально 15 минут назад я ждал, пока он ударил в колокол и выпьет ключевой водицы вот из этих краников в то время как мои ноги сами стали напоминать такие краники.
И вот, волею Будд и бодхисаттв, мы, наконец, лопаем дал-бат, пьем чай и сушим вещи (мои). Пес вкушает остатки нешй трапезы и на сегодня желания куда-то еще идти не изъявляет. Мы же решаем спуститься еще немного вниз, потому как холодно очень, аж водица замерзает в номерах. Сейчас явно не сезон, потому что мы в этом гостеприимном заведении одни.
Мы двигаемся мимо снежных безмолвствующих Будд, вырубленных в скале Ганеш и других мирно уживающихся в этих местах Богов.
Вообще, непальцы не переставали меня удивлять. Мы тихо мирно шли себе по тропинке, когда вдруг из-за поворота нам на встречу выскочили пятеро солдатов с новеньком камуфляже с автоматами на перевес. Я немного напрягся, а Харка вступил с ними, как мне показалось, в переговоры. Я уже думал, они заберут нас на гауптическую (как говаривал наш зав. военной кафедрой) вахту, когда они улыбнулись и помчались дальше.
- Они кого-то ищут? - спросил я.
- Да. - ответил Харка.
- Кого?
- Бабаджи.
- Зачем? - удивился я.
- Хотят поговорить со святым человеком.
Я хотел уточнить, знает ли он военную тайну Непала и можно ли ходить к святым людям с автоматами, но не стал - в Непале, очевидно, так принято.
Еще по дороге нам встретились немцы, один из которых обрадовался мне как родному и залопотал по-немецки, но я, увы, оказался украинцем и беседу не поддержал. В общем, встреч было предостаточно, когда, наконец, состоялась главная - с самим Лангтангом.
Белоснежный величественный гигант приветствовал нас сиянием вершин, и я почувствовал, что уже ради одного этого момента стоило затевать эту экспедицию. Дорога шла резко вниз и мы почти бежали по склонам на встречу теплу.
На ночлег мы остановились в большом двухэтажном доме. Заказав ужин и разместившись на втором этаже, я вышел на улицу и поставил сушиться ботинки. Вечерело, розовели горные склоны, а я провожал Солнце.
Очень грустно, когда умирает Солнце. Особенно когда оно - единственное, кого ты знаешь.
Но оно исчезает. И, повернувшись лицом к просторам Вселенной, слушаешь ветер.