Уроженец Баку Тогрул Нариманбеков давно уже стал москвичом и парижанином. В последнее время в этих столицах он проводит большую часть своего времени. \"Но даже в Париже - признается всемирно известный мастер кисти, - когда я закрываю глаза, вижу картины Апшерона: трубы, как нервы, нефть, как кровь земли, белый морской прибой, окантованный черной каймой мазута. Суровая красота этого очеловеченного пейзажа неисчерпаема…\"

Выдающемуся азербайджанскому художнику Тогрулу Нариманбекову исполнилось 80 лет. Президент Азербайджана Ильхам Алиев подписал распоряжение о награждении орденом \"Шараф\" Тогрула Фарман оглу Нариманбекова за заслуги в развитии азербайджанского изобразительного искусства.

Тогрул Нариманбеков превращает тьму в свет. И, наверное, именно поэтому высвобождается такое фантастическое количество энергии. В его картинах борется все со всем: красное с черным, синее с желтым, светлое с темным. А нам остается завороженно следить за этой невозможной борьбой. Картины Тогрула Нариманбекова орнаментальны, как восточная музыка, как круглые жесты беседующих в чайхане мужчин, как пиры, как цветущие сады, как старые щербатые дома с витиеватыми балкончиками. Художник, уверен, сейчас почти единственный, кто может развить дальше это древнее восточное искусство орнамента - и он это делает, но опять же в борьбе, ломая орнамент, внедряя в него экспрессию, выгибая плоть, затрачивая мегатонны энергии.

Праздничная пестрота народного быта, притягательная прелесть земных плодов, колоритная красота людских лиц, цветущее изобилие живой природы - любой предмет изображения, всякий жанр искусства превращается под кистью художника в апофеоз душевной широты и нравственного здоровья. Творчество Нариманбекова многолико, изобильно темами, преисполнено фантазии, хотя многие мотивы и художественные образы сохраняются в нем годами как величина постоянная.

\" Во Франции - рассказывает Тогрул Нариманбеков - сейчас безумный и довольно страшный арт-бизнес. Без имени, без ценника на фамилии ни один гений не пробьется. А имя делают несколько галерей. Впервые, когда я выехал в Париж, мне предложили писать картины прямо на месте, просто за проживание, \"за харчи\"\"

Согласился, но когда работы попали на аукцион в Нью-Йорк, вот тут и произошло чудо, о котором мечтает каждый художник. Во всех каталогах против фамилии Нариманбекова стоит отныне цифра с несколькими нулями.

Художник так заряжен энергией, что в пустой бакинской квартире, в окружении пяти только что написанных картин, заполняет все звенящее пространство только этим голым сгустком самого себя, своими любимыми оперными ариями и безумными планами.

Дмитрий Горбунцов, член Союза художников России:

\" Нет, что бы там ни говорили, а генетическая память - все же великая вещь. Разумеется, я далек от мысли напрямую связывать особенности образного видения, творческого почерка того или иного художника, писателя, композитора или любого другого работника искусства, прежде всего с его происхождением, национальностью родителей, с местностью, где он появился на свет, сделал первые шаги в жизни, а потом и в искусстве. Но что касается народного художника СССР Тогрула Нариманбекова, ставшего, как любят шутить его друзья, своего рода \"яблоком раздора\" между Баку и Вильнюсом, Москвой и Парижем, поневоле задумываешься над этим.

Да и вообще со стороны, кажется, о чем тут спор - Тогрул Фурман-оглы Нариманбеков, - конечно же, азербайджанский художник. Он родился в 1930 г. в семье бакинского энергетика. Все предки по мужской линии были азербайджанцами. И полагали, что лучше их нефтяного Апшерона, синего Каспия, скалистых гор, фруктовых садов и родного Баку нет ничего на свете. Потому и будущий художник с юных лет, сам того не сознавая, впитывал в себя все богатство красок южной природы, где даже обычный гранат кажется маленьким солнцем, символом жизни. Не говоря уже о неповторимых узорах и цветах здешних ковров и о других всемирно известных изделиях народного декоративно-прикладного искусства, а также произведениях восточной миниатюры. Не здесь ли лежат корни его увлечения цветом - сияющим красным, глубоким черным, ослепительным золотисто-желтым, напряженным синим, мягким нежно-голубым? Именно эта яркая, солнечная декоративность картин Нариманбекова пленит и чарует с первого взгляда, рождает в нас чувства ликующей радости, восторга и изумления перед такой красотой земли, ее плодов и трудов рук человеческих...

В его \"близости\" к импрессионистам, по всей видимости, сказалось и влияние матери, страстной их поклонницы. Мама у Тогрула - француженка (отец на ней женился, когда его посылали в Париж учиться электротехнике). От матери же он перенял и абсолютный слух, а также любовь к пению. Да настолько сильную, что долгое время все никак не мог решиться чему себя посвятить - музыке или изобразительному искусству. В конце концов, художник победил в нем певца...\"

Интервью в Театре оперы и балета в Баку

Обычно не прибегая к стилизации, не эксплуатируя классическую, иконографию и не апеллируя к цитатам, он ищет в культурном наследии Востока некие структурные значения, квинтэссенцию вековой мудрости народа.
- В живописи вы можете делать что хотите - тут больше свободы в самовыражении, а вот в музыке…, здесь все так сложно…Сольфеджио…
- А что вы скажите тогда про полифонию?
- Ну, полифония - это вообще математика, ужас.
- Музыка и цвет так неразрывно связаны, и я не удивляюсь, что вы так любите петь.
- Я обожаю петь неаполитанские песни. Я выпустил диск, который записал во Франции, и, кстати, подарил его нашему Министру культуры. Неаполь - удивительный город!
- Да он так прекрасен, что там невозможно не запеть, белоснежные мраморные дома амфитеатром спускаются к морской бухте…
- Вы там были (с надеждой)?
- Нет, но я видела фото-открытки.
- А я был. Кстати, мне предлагали в нашей Филармонии провести концерт вместе с выставкой, но я пока не готов. Думаю, к весне определюсь.
- Говорят, что вы наполовину француз?
- Да, моя мама из Гаскони. Эта область граничит с Испанией.
- Ну, вы прям Д *Артаньян. Темперамент, наверно, гасконцам достался в наследство от испанцев.
- Да, может быть (смеется). Значит вы дирижер. А кто из композиторов вам нравиться? Мне, например, очень близок Пуччини. Гениальная музыка.
- \"Чио-Чио Сан\" - моя любимая опера. В этом театре мне даже как-то пришлось участвовать в хоровой массовке этой оперы.
- Что вы говорите! Мелодика Пуччини не предсказуема (начинает вполголоса напевать арию из оперы \"Чио-Чио Сан\"). Она великолепна. У Верди, например, все проще.
- Ну, Верди гораздо старше, на то он и классик.
- Само собой разумеется, Пуччини этот бесценный опыт классиков XVIII - XIX веков соединил с новаторскими течениями XX века, и у него получилось нечто особое.
- Я слышала, что Вы в Гяндже расписывали зал музыкального училища?
- Откуда вы все знаете? Только не зал муз. училища, а зал библиотеке имени Пушкина и Низами. Мне ещё помогал один молодой человек, он всё выспрашивал, рассматривал, внимательно за всем следил, а потом настолько вдохновился, что как раз и оформил концертный зал музыкального училища.

Григорий Анисимов, заслуженный деятель искусств РФ вспоминает:

\" Как-то мне пришлось заночевать в Баку в подъезде в Доме художников на проспекте Строителей. Это было и непривычно, и необычно. Но делать было нечего, я разминулся с друзьями. Принес с улицы доску, накрылся курткой и заснул, загадав, что первый, кто утром придет, - тот и есть истинный художник.

Ранним утром первым пришел Тогрул Нариманбеков.

- Ты что тут рано делаешь? - спросил Тогрул.

- Ночую в подъезде!

- Сейчас пойдем, позавтракаем, - спокойно сказал Тогрул, и через полчаса мы уже сидели с ним в ресторане и сытно завтракали.

Давняя дружба связывала меня с Тогрулом. Мне нравился его творческий задор: годами мы видели на выставках серую, скучную, бескрылую живопись. Вдруг в Москве появились работы яркие, живые, необычайно выразительные. Нариманбеков не сразу пришелся по душе московским реалистам. Но напористый бакинский художник нарушал безжизненное однообразие. Он был воспитанником литовской школы, там жили традиции высокой культуры и декоративные приемы, связанные тесно с народной культурой, которая складывалась веками.

В Вильнюсе Тогрул учился еще и в консерватории. У него был сильный и красивый голос, он охотно пел, когда собиралась компания друзей - Сбросов, Никонов, Попков.

Нариманбеков не был в Москве чужим. Он часто приезжал в Москву, живал в Доме творчества на Сенеже, работал во всесоюзных группах.

Нариманбеков - это всегда образ, метафора, обобщение.

В 1965 году Тогрул написал картину \"Мугам\". Три музыканта играют на народных инструментах, а справа стоит маленькая девочка с гранатом в руке. Это сама Мелодия, полная огня и затаенной зачарованности.

Открытия, сделанные Тофиком Джавадовым, повлекли художника к романтической цветоносной живописи, в которой не было иллюзорности и фальшивого пафоса. Эти традиции подхватили Горхмаз Эффендиев, Расим Бабаев, Фархат Халилов и Тогрул Нариманбеков. На формирование школы азербайджанской живописи большое влияние оказал брат Тофика Джавадова Джавад Джавадов - человек необыкновенно талантливый, неутомимый искатель новых путей в живописи. Возле него взросли такие таланты, как Кямал Ахмедов, Санам Курбанов, Алеусат Алиев и целая поросль молодежи, которая пришла в искусство в 70-е годы.

Тогрул Нариманбеков не был лидером, но с его напористой, энергетической поэтикой считались. Самобытность, использование примитива, формальных приемов, сочетание национальных приемов с европейской школой легко давались Тогрулу. Его стали чаще выставлять за рубежом. Мать Тогрула мадам Ля Рудэ была чистокровной француженкой, и Нариманбеков внутренне созрел для того, чтобы переехать в Париж. Сначала он около десяти лет прожил в Америке, а после поселился в Париже.

Особое поэтическое видение мира сделало работы Нариманбекова заметным явлением культуры. Он стал народным художником республики, потом СССР, получал Государственные премии, и теперь он член Российской академии художеств.

Однажды он пригласил ко мне в мастерскую известного критика Александра Каменского и быстро написал его портрет.

Саша был несколько шокирован тем, что его лицо мастер написал яркими зелеными красками.

- А почему лицо у меня зеленое? - спросил Каменский. Тогрул тут же ответил:

- Я хотел подчеркнуть этим молодость твоей души.

Нариманбеков оформил Театр кукол в Баку (1977 год), гостиницу \"Москва\". Его монументальная живопись свободно и естественно перешла в разряд фресок на больших пространствах стен.

Каменский назвал стиль Тогрула орнаментально-плоскостной системой.

В цикле фресок в Театре кукол большое место отдано народным представлениям о красоте и фольклору.

Образно-поэтическая палитра Нариманбекова наполняла азербайджанское искусство. Ему явно повредило отсутствие соответствующего окружения.

Молодые художники выбрали свои дороги. Но тот волшебный реализм, который был создан Тофиком Джавадовым впервые, постепенно угасал, становился иным. Бахлул-заде уже не было. Его традиции не получили у молодых дальнейшего развития. Жизнь стала другой - изменилось и национальное искусство. Но наследие больших мастеров не умерло, не погасло. Оно остается живым и движителем для молодой генерации современных художников\".

Тогрул Нариманбеков родился 7 августа 1930 года в Баку. Тогрул Нариманбеков окончил Азербайджанское художественное училище имени Азима Азимзаде, затем, с 1950 по 1955 год, Литовский художественный институт. Лауреат Государственной премии СССР (1980). Народный художник Азербайджана (1967). Помимо деятельности художника, Нариманбеков является обладателем прекрасного голоса и в юные годы исполнял различные арии азербайджанских и зарубежных композиторов. В конце 90-х годов выступал с концертами в родном Баку. Его картины хранятся во многих ивзсетных музеях мира.

Отец художника, Фарман Нариманбеков, учился в Тулузе, в 1929 году вернулся в Баку, участвовал в строительстве Мингечаурской ГЭС, в 1930-е годы был отправлен в заключение. Его жена Ирма, француженка по происхождению, была сослана в Узбекистан до 1961 года.

В настоящее время живёт в Париже. Дочь Эсмер - заслуженный художник Азербайджана, доцент Азербайджанской художественной академии.

\" Мой отец - народный художник Азербайджана Тогрул Нариманбеков, в данное время живет во Франции. Мой прадед Амирбек Нариманбеков был губернатором Баку. Его сына Фармана мусаватское правительство направило из Баку на обучение в Европу в числе 40 специалистов. Таким образом, мой дед поступил на энергетический факультет в Тулузе, в дальнейшем, когда он сюда вернулся, он стоял у истоков строительства Мингячевирской ГЭС.

В период учебы в Тулузе Фарман женился на француженке Ирме Ля Руде (моей бабушке). Она была портнихой. В 1926 году родился их первый сын - Видади Нариманбеков. Затем они переехали жить в Париж. В 1929 году мой дед решил вернуться в Баку, как истинный патриот, услышав, что в Баку уже советская власть, и потребуется его помощь, как специалиста. Так он возвращается со своей француженкой женой и с трехлетним сыном в Баку.

Когда они приехали в Баку, отсюда, преследуемые новой властью, многие бежали в Стамбул, кого-то расстреляли, кого-то посадили. В 1930-м году родился мой отец Тогрул Нариманбеков, а отец Фармана, бывший губернатор города Амирбек Нариманбеков, скончался в том же году.

Моя бабушка-француженка, будучи в Баку, попала в очень сложные жизненные обстоятельства, пережила самое трудное время.

Во времена Сталина многих из тех, кто получил образование в Европе, репрессировали. Это коснулось и моей семьи. Деда схватили ночью прямо со стройки Мингячевира, где он тогда работал, и увели. Затем сослали в Сибирь. А бабушку Ирму, когда началась отечественная война в 1941 году, репрессировали и сослали в Самарканд. Она прожила там до 1961 года, не имея права на выезд. Вернулась обратно в Баку, благодаря моему отцу, который приложил немало усилий, ходатайствуя перед правительством. Затем она ездила во Францию, навещала своих родственников, но уже и не мыслила себя без Азербайджана, это была ее вторая родина. Бабушка говорила плохо на русском, хотя прожила среди русских. Со своими детьми она общалась на французском языке, я тоже стала изучать французский, и пока она была жива, я говорила с ней на французском. Мне было приятно, что в нашей семье - чистокровная иностранка. На 99-м году жизни бабушка скончалась. Она до последнего часа шила верхнюю одежду, шляпы. Дед тоже после амнистии вернулся в Мингячевир и был профессиональным энергетиком.

Так все и пошло, папа любил всегда французскую школу искусства, дед владел испанским, французским, английским, знал 6 иностранных языков в совершенстве. Бабушка знала испанский так же хорошо, как и французский. То поколение людей обладало большими знаниями, чего нет у современной молодежи. Молодое поколение учит язык с тем условием, чтобы зарабатывать на этом. Сейчас основа нашей жизни - прагматизм. Трагедия времени в этом.

- Отражаются ли мировые проблемы на творчестве художника?

- Не думаю. Мой отец Тогрул Нариманбеков, например, всегда пишет с удовольствием и упоением. Он покупает роскошные цветы, наблюдает за ними, как за людьми, восхищается по-прежнему природой, красотой. На него кризис не оказывает никакого влияния. То же самое и Саттар Бахлулзаде, если бы сейчас был жив. В детстве я имела счастье соприкоснуться с этим человеком. Он очень часто гостил у нас дома, дружил с моим отцом, матерью, она была скульптором, она создала его портрет. С таким удовольствием, как ребенок, он рисовал пастелью, фломастерами, акварелью. В принципе, истинного художника не касается кризис. Так как он умеет себя ограждать от внешних неприятностей, создавая свой мир и довольствуясь им\".

В статье использованы материалы с сайтов www.kaspiy.az, www.ogoniok.com, www.oilru.com, www.azcongress.ru, www.newsazerbaijan.ru

Связаться с автором статьи можно по адресу agency@trend.az