Статью академика не читайте, я сам одолел её только сегодня, готовя страницу, хотя, должен заметить, чего-либо лучшего вы вряд ли найдёте. 
Мне хотелось показать вам мадонну крупным планом, когда чувствуется фактура холста под живописным слоем, глаза в полумраке теней. 
Как указывалось в статье, "публикуемые репродукции сделаны по негативам, любезно предоставленным редакции журнала Дрезденской немецкой фототекой Центрального Института истории культуры и иллюстративных документов."

 

Журнал "Художник" 
№-1 1962 года

 "Сикстинская мадонна" 
   Рафаэля 

М. Алпатов 

Среди картин Дрезденской галереи имеется несколько отмеченных печатью такого чистого вдохновения, настолько совершенных по выполнению, что к ним в полной мере приложима категория высокого, возвышенного, которая в прошлом была одной из главных категорий эстетики. К их числу принадлежит прежде всего «Сикстинская мадонна». 

 

[518x699]

 

Гоголь писал друзьям из Италии, что для человека, не видевшего подлинников Рафаэля, этот художник всего лишь «миф высокого искусства»‚— его нужно увидеть собственными глазами. Многие знали и раньше о том, что Рафаэль — признанный, великий мастер (задатки его величия видны в юношеской «Мадонне Конестабиле», хранящейся в Эрмитаже). Но лишь «Сикстинская мадонна» может дать полное представление о том, во что превратились эти задатки, когда гениальный мастер в пору творческой зрелости создал свой самый совершенный шедевр.

Историко-художественные изыскания помогают определить прототипы «Сикстинской мадонны» как у самого Рафаэля, так и у его современников и предшественников. Они помогают понять и историческое место этой картины в итальянском искусстве как выдающегося произведения Высокого Возрождения. Исторические изыскания говорят, что картина, сосредоточившая в себе лучшие достижения живого, правдивого, естественного искусства Возрождения, понятия о достоинстве человека и его призвании, возникла в те годы, когда над Италией уже собирались мрачные тучи реакции, на пороге того периода, когда начинало побеждать изысканное, но пустое, порой фальшивое искусство маньеризма.

Для всякого, кто способен открытым взглядом отдаться созерцанию произведения, «Сикстинская мадонна» обладает неотразимой силой художественного воздействия. Она способна заставить забыть все, что ей предшествовало и что ее окружало. Видишь прежде всего совершенство, по отношению к которому другие «Мадонны» Рафаэля всего лишь опыты, упражнения остановки на пути вперед. Видишь глубокое человеческое содержание, перед которым все другое кажется чем-то мелким, поверхностным. Поражаешься мастерству, столь незаметному, будто картина «нерукотворна», создана не кистью художника. Такие произведения возникают раз в несколько веков, они представляют собой итог развития многих поколений художников, они озаряют путь искусству на много лет вперед. На выставке Дрезденской галереи люди подолгу стояли перед Мадонной, шепотом переговаривались задавали вопросы друг другу, что значит ее появление и открытый приветливый взгляд, что значит недетская серьезность младенца, жест склонившегося на колени старца, опущенные глаза Варвары и возведенные к нему глаза крылатых младенцев. Недоумения и вопросы означали одно: в сознании людей картина жила всей полнотой, какой может жить шедевр искусства. Действительно, в ней заключено столько мыслей, чувств, устремлений и прозрений, что разгадать их с одного взгляда нет сил. Перед «Сикстинской мадонной» каждый художник чувствует невозможность соревнования, каждый автор — недостаток понятий и слов, способных дать хоть отдаленное представление обо всем богатстве образов и форм, которые она в себе содержит.

В начале 16 века многих итальянских мыслителей все больше привлекают общие закономерности, лежащие в основе жизни, те нормы совершенства, которые противополагаются нестройной эмпирической действительности. В связи с этим Рафаэль вызывал всеобщее восхищение; ему, как ни одному другому из великих мастеров того времени, удавалось в своих созданиях сделать наглядным, представить как нечто зримое, как способное быть обретенным эти идеалы закономерного совершенства, которые мыслители пытались обосновать ссылкой на учение Платона об идеях. Эта чарующая способность Рафаэля наиболее полно выразилась в ряде его произведений римского периода, в которых изображено прекрасное видение, в счастливое мгновение открывшееся взору человека («Св.Цецилия», «Мадонна дель фолиньо», «Триумф Галатеи», «Преображенье» и другие). В картинах-видениях Рафаэля нет преобладания церковного, мистического, таинственного, непостижимого. Художник ставил своей задачей раскрыть в них во всей полноте идеальную телесную красоту и духовное благородство человека. К числу подобных картин-видений относится и «Сикстинская мадонна».  

Не исключена возможность, что согласно программе‚ продиктованной художнику заказчиками, мадонна представлена в момент ее появления перед папой в его предсмертный час. Она должна была возвышаться над гробницей усопшего. Но образ мадонны приобрел более широкое, можно сказать, универсальное значение. Богоматерь является перед всем миром, она покровительница всего человечества, богоматерь милосердия, перед которой падают на колени жаждущие помощи люди. Правда, толпа людей в «Сикстинской Мадонне» не видна, но жест папы, смущенный взгляд Варвары заставляют догадываться, что ее присутствие предполагается. Свидетели появления владычицы неба представляют ей эту толпу и в то же время призывают людей к почтительному вниманию к торжественномупоявлению мадонны. Среди произведений старой живописи немного таких, которые, как «Сикстинская мадонна», обращены к каждому человеку, оказавшемуся перед картиной, при этом без всякой назойливости, без всякого намерения зрителя подавить.

Мадонна действительно нисходит с неба. Незримая, неодолимая сила толкает ее вперед. Но счастливый момент ее появления — вместе с тем первый шаг на пути к голгофской драме. На это намекает суровый, тревожный взгляд младенца, которого она держит на руках. Как сын своего века, Рафаэль мог вкладывать в изображение католическую идею искупления. Но в наши дни к этому замыслу никто не может относиться так, как относились современники Рафаэля. Теперь мифологическая оболочка отпала, осталось более широкое, более глубокое по смыслу представление о тревоге матери за судьбу ее сына. 

В сущности, значение мадонны Рафаэля выходит за пределы чисто церковной иконографии. Сикстинская мадонна — это воплощение женственности, которую итальянские поэты со времен Данте воспевали в стихах, уподобляя свою возлюбленную посланнице неба. Сикстинская мадонна прочно завоевала славу высочайшего образа материнства в мировом искусстве, и, конечно, еще много веков она будет этим трогать человеческие сердца.

В этой босоногой, гладко причесанной женщине в голубом плаще и сером покрывале есть подкупающая простота, но вместе с тем это совсем не простая женщина, не одна из тех альбанок или трастеверинок, которых художник мог встречать на улицах города. (Только недоверием к художественному воображению гения можно объяснить живучесть вздорной легенды,согласно которой Рафаэль будто бы «списал» мадонну с приглянувшейся ему красавицы.) Она прекрасна той красотой, какой может быть лишь мечта о желанном, о прекрасном видении, и потому и в самом появлении ее на клубящихся облаках есть нечто внезапное и волнующее. Полная нежной любви и материнской тревоги перед испытаниями, которые ждут ее сына,она не только прижимает его к груди, но и несет с твердой решимостью не отступать ни перед чем. Младенец чутьем угадывает, что его ожидает, отсюда и беспорядочно спутанные волосы, и нахмуренные брови, и тревога в глазах.

Рафаэлю было, конечно, знакомо требование Леонардо, чтобы в картине все участники события выражали жестами и взглядами свое отношение к нему. В «Сикстинской мадонне» свидетели сцены проникнуты сознанием важности увековеченного момента, но их жестикуляция очень сдержанна, они не видят, только чувствуют друг друга, и лишь один старец Сикст решается поднять очи на мадонну. Вместе с тем появление мадонны приводит в действие самые глубокие пласты человеческой души. Св. Варвара с опущенными очам‚ очаровательно женственная, чуть улыбающаяся‚— это человек, погруженный в себя, неспособный целиком отдаться тому, что находится вне его. Папа Сикст - это человек, которому его преклонный возраст позволяет смотреть прямо в глаза совершенству, его взгляд полон самозабвенного волнения и любви, рука, положенная на грудь, говорит о всей глубине его потрясения. Двое малышей-ангелов, с недетской серьезностью поднявших взор‚ - это существа, доверчивые к своей мечте, способные к чистому созерцанию. Наконец, мадонна, остановившаяся на мгновение, как и её младенец, потрясена открывшимся им зрелищем земного. Но ребенок не может удержать своего волнения, оно, кажется, его подавило. Во всех лицах переданы как бы разные ступени человеческого совершенства, то восхождение на высшую ступень, о которой твердили современники Рафаэля — гуманисты.

 

Рафаэль очень сдержанно охарактеризовал каждую фигуру и избежал подчеркнутой жестикуляции. Но он достиг большой силы воздействия психологическимиконтрастами. В этом можно убедиться, рассматривая фрагменты его картины. Действительно, если отдельно видишь голову мадонны, во взгляде ее широко раскрытых глаз больше всего замечаешь изумление. Оно приобретает большую теплоту рядом с не по-детски суровым лицом младенца. Между ними как бы возникает немая беседа, испуг и гнев в широких глазах младенца усиливают в ее лице ласковость и доброту. По контрасту с манерной св. Варварой мадонна кажется воплощением простоты и прямодушия. Но рядом с взволнованным и растроганным Сикстом в ней сильнее выступает царственное величие. Известно, что Рафаэль был больше лириком, чем драматургом. В этом своем создании он не отрекся от своего природного лирического дара, но сумел глубоко выразить драматическую основу жизни.

 

Человеческое, нравственное содержание «Сикстинской мадонны» так велико, что ни в композиции, ни в выполнении, ни в колорите ее ничто не бросается вглаза, не остается в памяти как наиболее характерный признак (недаром ее человеческий смысл так привлекал внимание большинства русских писателей, посвятивших ей восторженные строки). Между тем небывалое зрелище, увековеченное Рафаэлем, приобретает всю свою силу воздействия лишь потому, что все, что он задумал как поэт, он представил себе глазами живописца и нашел этому зримую форму выражения.

 

Когда видишь «Мадонну» издали, частности отступают, подробности сливаются, зато поражает, как дивно картина построена. После выполнения росписей ватиканских станц и алтарный образ приобрел у Рафаэля архитектурную основу. Отсюда заметно и равновесие частей при отсутствии строгой симметрии, и гармоническое соответствие между силуэтами и интервалами, и то поразительное ощущение, что мадонна легко ступает, как бы плывет по облакам, парит в пространстве.

Композиция «Мадонны» — это сочетание простоты и ясности со сложностью и противоречивостью, создающее впечатление жизненности. В композиции ее есть и элементы традиционной пирамидальности, благодаря которым подчеркивается преобладание мадонны, и вместе с тем фигуры образуют вокруг Марии венок. Глаз зрителя невольно скользит от папы к лицу Марии, от него к Варваре, от Варвары к младенцам-ангелам и снова кверху. Это круговое движение наполняет картину ощущением достигнутого блаженства. Избегая резких угловатых линий, предпочитая плавные контуры, Рафаэль позаботился о том, чтобы левая часть картины была более устойчивой, в ней сильнее подчеркнуты вертикали, папская тиара тянет вниз, это единственный предмет в картине, твердо стоящий на земле. По контрасту с этим медленное плывущее движение мадонны приобретает особенную убедительность. В картине преобладают плавные контуры, сливающие предметы, и потому при всей неподвижности фигур в них заключено скрытое потенциальное движение. Рафаэль не только уравновесил тела, но и интервалы между ними (в частности, интервал между краями занавеса похож на светлый балдахин), и потому тела кажутся легкими, почти невесомыми, и этим в картине еще более утверждается равновесие. Действие кажется перенесенным в среду, где физические свойства предметов, и прежде всего закон тяготения, недействительны, зато мы как бы видим самую их сущность. Картина Рафаэля не блещет красками; с первого взгляда кажется, что в ней преобладают локальные цвета: голубой плащ Марии, золотистая парчовая риза папы и разноцветная одежда Варвары. Но эти краски уравновешены, озарены ясным светом дня. Темному занавесу противостоят освещенные и потому более легкие фигуры. Вместе с тем все они выступают на фоне лучезарного неба. 

---

 

[508x698]

 

Нужно видеть «Сикстинскую мадонну» без современной тяжелой рамы в условиях сильного освещения на близком расстоянии, для того чтобы оценить в Рафаэле не только создателя прекрасных образов, но и живописца, сумевшего придать одухотворённость самому ремеслу живописи. В отличие от некоторых его произведений этих лет, выполнение которых он предоставлял своим ученикам, «Сикстинская мадонна» на писана целиком им самим. Сохранность этого произведения превосходная, в некоторых частях, особенно в фигурах младенцев и папы, видна вся свежесть живописного выполнения. Картина написана легко, свежо, но без тех небрежностей, которыми после Тициана стали злоупотреблять живописцы, без той засушенности, которой страдают живописные работы Микеланджело. Обнаженные ноги мадонны изяществом формы, мягкостью лепки напоминают греческие мраморы эпохи расцвета античного искусства. Впоследствии академисты, объявившие Рафаэля своим авторитетом, видели в нем только защитника рисунка, контура, линии - этим‚ конечно, они обеднили, засушили живопись. Нужно всмотреться в голову папы Сикста, чтобы убедиться, как далек был Рафаэль от академической сухости. Достигая тонкой, живой, психологической характеристики образа, Рафаэль стремился к слиянию непосредственно видимого с общим представлением о предмете. В картинах художников венецианской школы все написано более сочно, и это обычно высоко ценится современными живописцами. Преимущество метода Рафаэля в том, что он был ближе к синтезу всех доступных живописцу средств воплощения живописного образа.

падной Европе мерой совершенства. Здесь находило себе место многогранное понимание художественной правды, способности искусства воспроизводить жизнь‚ выражать людские страсти и обратно воздействоватьна них.