Друзья мои, можете не читать эту страницу. Написанное очень длинно и без картинок, и мне всегда в таких случаях неловко перед вами. Но это дневник. И я верю, что он сохранит частицы моей жизни, мою благодарность любившим меня когда-то людям. Сложно в краткой форме излагать свои "откровения", и так же сложно отказаться от их изложения.

Как-то разговорился в Мариной. Она всё призывала меня выйти на серьёзные сайты, где профессиональные художники и т. д. Ответил  в горячке разговора резко, зло.

«Ты не знаешь сколько этих умников я выгнал из "дружбы", не с моим характером философские беседы вести. У меня есть дело, и я его успешно реализую. Оно не для торгашей в искусстве, а для детей и молодёжи. Мне так приятно наблюдать, как люди читают, как они из поисковика попадают ко мне, и расползаются по разным страницам. Мне хочется показать своё нутро тем, у кого нет возможности поступить и учиться. 
Я тебе, наверное, не рассказывал, как в детстве мне отказали везде, где только можно было учиться (дома пионеров и прочие… дома). 
Наконец, нашёл по объявлению на столбе одно место, где шли приёмные экзамены. Они уже закончились, но мне разрешили одному рисовать натюрморт. Я три дня ездил туда через всю Москву, каждый день гладил брюки. Осенью пришло письмо, у меня пятёрки, меня приняли! Можешь представить мой стыд, когда мать прочитала, они просят 35 рублёв в месяц. Школа оказалась платною. Помню, покраснел, как рак и пробубнил, что мне совсем не хочется рисовать.»

Рассказал Марине всё это, и вдруг понял, что эта та душевная травма, что преследовала меня всю жизнь. И, может быть, это она руководит всеми моими записями в дневнике, когда я остервенело учу и учу кого-то далёкого, кому, как и мне когда-то, заказан путь в искусство?

И мне страшно захотелось рассказать, что Бог всё же есть, если мне удалось выйти на учителей и получить образование. Не знаю, как вы поймёте рассказанное, всё это будет похоже на повесть о «блате», но рискну.

Видя мои мытарства, сестра (на шесть лет старше) попросила своего одноклассника Славку, который куда-то ходил рисовать, помочь мне с учёбой. Мне передали, чтобы за лето я подготовил рисунки, которые посмотрит руководитель студии. В студию отправился с Валентиной другой её одноклассник (первый в нужный момент отсутствовал). А далее вспоминаю рассказ Вали и Володи о встречи с Руководителем.

Мы заходим, а он видите ли лежит на диване, спит. Потом заметил нас и как вскочит с дивана. Мы поздоровались. В общем, Володька с ним разговаривал, а я молчала. Тот посмотрел рисунки, да, да, хорошо. Ну что же, пусть приходит. 12 октября первое занятие. Мягкий карандаш 3М, а то все рисуют твёрдым, бумагу только режут, а не рисуют, да, и пол листа ватмана пусть принесёт. Начало в шесть вечера.

Володя что-то пробурчал о том, что у него первая смена в школе, и он (то есть я) сможет приходить без пропусков. Какая школа, удивился старик, сколько ему лет? Да вы что,  нет, нет, нет. И говорить не о чем. Тогда Володька  как начал тараторить, - да он одержим рисованием, он же фанатик, он без этого не будет жить
.- А вы понимаете, что у меня офицеры учатся, генералы, я не могу мальчишку посадить рядом с ними. И вообще, кто вас сюда послал? Володя скис,
- Да, Славка, он здесь у вас учится.

Теперь влезла сестра со своей скромностью. Она тянет Володю за рукав к выходу,

- Ну, пойдём же, тебе сказали что нельзя, что ты упёрся? И тут Старик вспылил,  
- А вы кто такая? 
- Сестра.
-Ладно, тогда стойте и не мешайте.

А дальше они могли мне что угодна рассказывать, но я знал, что старик сломался наперекор сестре.

12 октября. Студия

Марк Николаевич. Я даже не заметил, как он оказался рядом со мной.
С хмурым видом подтолкнул меня к шкафу,  зрачки за блеском стёкол сделали скачек в сторону  говорящих. Наступала тишина.

-Так как говоришь тебя зовут? – произнёс он угрожающим голосом. -Да, помню, помню…  Вот что, сынок...

(на самом деле прозвучало ехидство, старческое сипло-шепелявое ехидство, - Щенок, вместо сынок). Кто-то робко хихикнул. Я замер.

- Вот что, щенок, я тебя конечно взял, - и  он вновь запнулся, уставившись на меня бессмысленным взглядом.  Поверх морщинистой смуглой кожи надеты очки и жёсткие седые волосы. Не высокого роста, широкие плечи. И всё это неприветливо обращено ко мне.  

- Пропустишь хотя бы одно занятие, можешь больше не являться, - отчеканил он каждое слово,  и, отойдя к дверям, оглянулся, как будто только что положил мазок на холст и теперь проверяет с расстояния, точно ли попал.

- Всё понял? - бросил он вдогонку.
 -Тогда чего ты лыбишься?»  Я, действительно, светился от счастья, меня взяли!

Народ засуетился, готовясь к рисованию. В блаженном состоянии сажусь на стул и  вскакиваю, как ошпаренный! Рулон бумаги, аккуратно завёрнутый в газету, красиво сплющился... Каким-то чудом мне удалось его сохранить в транспорте, чтобы сейчас самому на него сесть! Это конец. Разглаживать бесполезно, голова стала совсем тяжёлой, ничего не вижу вокруг.

Художник появился минута в минуту с началом занятий. Большой, в чёрном костюме (белая рубашка, галстук), и такой же неулыбчивый, как Марк. Бросив критический взгляд на гипсовые геометрические фигуры под софитом, будто не он их перед нашим приходом расставлял на серой тряпке, он вдруг уставился на меня. Я неуверенно встал, расправил складки под ремнём школьной гимнастёрки мышиного цвета, потоптался у стула под его взглядом и снова сел.

Кульминацией этого вечера был суровый разнос моего рисунка. Вы не можете представить, что  стало с преподавателем, когда он увидел лист жёваной бумаги на моём мольберте. Нет, не подумайте, что он матерился или махал руками. Просто, за эти минуты стыда, я узнал, как трепетно в годы его молодости в академии художеств относились к бумаге, как студенты по сто часов рисовали  на ней голову. Потом  мне дали понять, что только такой идиот, как я, мог догадаться принести на первое занятие мятую бумагу. Тут я возмутился до глубины души (про себя, конечно). Он мгновенно смолк, как только незнакомая женщина робко предложила остаток своей бумаги, «если кому нужно, конечно". Вместо "спасибо", у меня хватило ума задать лишь один идиотский вопрос, - а что, придётся всё перерисовывать? Воздух всколыхнулся, и я заторопился принять предложение.

За кульминацией неминуемо следовал финал, и это оказался финал трагедии. Я удивительно быстро нарисовал натюрморт из гипсовых фигур… в обратной перспективе! А заметил это, когда спиной почувствовал взгляд дяди в чёрном. Перед занятием я, на всякий случай, почитал дома о перспективе, о том, что линии стремятся куда-то сойтись. Линии на моей бумаге сходились, но не на горизонте, как им положено, а на мне.

Первое моё занятие, и я предстал перед всеми полным идиотом.

Уходя, бросил благодарный взгляд на женщину-спасительницу, но взгляд наткнулся на штанину цвета моей школьной формы…  с широкой красной лентой. Хенерал, как сказала бы моя деревенская бабка! Настоящий седой генерал скручивал рисунок в рулон, суетливо искал свою сумку, озираясь по сторонам, и не желая при этом оторвать свой зад от стула, проворно распихивал по карманам карандаши. И вид у него был какой-то не боевой, но я чуть не наложил в штаны от страха. Куда я попал? И мне, тупому, только сейчас, когда я пишу эти строки, становится понятным поведение Марка перед началом занятий, и напряжённость  художника… У меня не было ни какого права здесь учиться. Я не офицер и даже не солдат, и у меня нет отца офицера (его вообще нет). И Марк на свой страх и риск пригласил несмышлёного пацана учиться. 

Всё, что мне удалось вспомнить дома, отвечая на вопросы сестры, так это только лампасы генерала.

-Ромка, ну ты даёшь, - всплеснула она руками!

И взвизгнув от удовольствия, побежала на кухню к матери.

Так я стал учиться в студии военных художников имени Грекова. То, что есть «блат», все знают, а есть ли Бог, судите сами.

За четыре года учёбы, я не пропустил ни одного занятия. Последний раз встреча с моим ангелом хранителем, с Марком, произошла в студии, сразу после моего возвращения из армии. Годами позже, как мне рассказал Слава, Марк Николаевич сгорел в своей мастерской, и мне кажется, по своей воле.

Этим летом я написал в студию письмо, выразил огромную благодарность художникам тех лет за учёбу, помянул и имя своего Первого живописца. А недавно получил ответ. Мой первый преподаватель живописи умер в августе этого года, за месяц до получения моего письма.

Прошу, если встретите стилистические или грамматические ошибки в тексте, помогите их исправить.