Потомки Арктиды.

Мы сидели в кафе. Я пытала одного из приглашенных - в отличие от меня он учился в консерватории.
- На что мне настраиваться?
- Вообще ни на что. А на что Вы собирались?
- На погружение в новую стихию.
- Погружения не будет.
- А что будет?
- А никто не знает, что там с Вами будет.
- Но музыка-то будет.
- Нет. Того, что вы привыкли считать музыкой не будет.
- Я же иду на концерт.
- Это не имеет ничего общего с концертом.
- Тогда чего мне ждать??
- Ничего. Потому, что чего бы Вы ни ждали, будет все равно нечто другое.
-Но почему?

- потому что это ДРУГАЯ культура.

Пресс-релизом и друзьями мне была обещана иранская классическая музыка. Лучшее из лучшего. Поэтому я согласилась побыть массовкой на записи концерта в студии Мосфильма. Я морально готовилась две недели - настраивалась на понимание иной культуры и душила, душила, душила в себе ксенофобию. Как Шариков кошек.
Арктида - гипотетическая страна, древняя родина народов, составляющих индоарийскую культурную общность. С пятого тысячелетия до нашей эры индоарийские народы (предки наших предков) разбредались по всему свету, потом перестали друг друга понимать и начали друг друга бояться. Сегодня у потомков Арктиды не осталось ничего общего. Точнее, почти ничего – все же мы земляки. Мы из Арктиды. В чем-то наше мировоззрение просто обязано сходиться. В чем-то бесконечно древнем. В том, что несравненно глубже нашего сознания, поэтому легко обойдет стороной и политическую разумность и социальную фобию и рождается в нас еще до нашего рождения. Это музыка. Ритм. Удары бубнов и барабанов. Ритмом сопровождается наше зачатие, мы приходим в этот мир с чувством ритма и начинаем петь раньше, чем заговорим.
Московская консерватория им. Чайковского реализует научно-творческий проект «Потомки Арктиды». Ученые разных стран по музыке пытаются определить архетипы общеиндоевропейского мировоззрения.
Проект московской консерватории, задуманный в содружестве с выдающимися музыкантами и видными учеными разных стран, позволит выявить эти архетипы и внести существенные коррективы в представления о генезисе и истории музыкальной культуры Евразии. Так написано в программке. Там еще много чего было написано. Про сазо-аваз, бедахе, дастах и даже про радиф. Я смяла программку и засунула в карман сумки.
Они заиграли. На меня рухнула стена между Востоком и Западом. Она сломала мне ребра и пробила брюшную полость. Я поняла, что нам не выбраться. Нам всем нифига никогда из-под нее не выбраться.
Их трое. В русском эквиваленте – гитарист, вокалист и барабанщик. Только это были не гитара и не барабаны, а тар, томбак и даф. И это был не концерт. Единая песня, состоящая не из песен.
Из певца вырывались клокочущие, гортанные звуки – что-то между шипением и вскриками. Шипение, вскрики и протяжное пение сразу. Бубен барабанщика зашелся – шелесты оборачивались взрывами и падали в глухую тишину. Музыка, чтение стихов и напевы окончательно смешались. Все, что идет друг за другом, пошло одновременно. Каждое было отдельным, но не само по себе. Тоска и восторг, не сливаясь, сжались в одной точке. Никакого перехода. Удары дафа вырубили мозг, оставив только инстинкты. Передо мной лежала дорога в Арктиду, удивительная, как соло на таре. Я выбралась из-под рухнувшей стены и пошла. В эту минуту я начала понимать, о чем они поют. Они пели о любви. Там было о расставании, долгом пути и музыке.
Я была смуглой, почти обнаженной и шла в Арктиду. Под чтение стихов Хафеза срастались мои ребра и заживала изодранная брюшная полость.
После концерта, уже в метро, я полезла в сумку за мобильником и нашла в кармашке программку. Развернула и на последней странице прочитала перевод одной из песен (или стихов или того, чему вообще нет аналога в русском языке).
Да не забудет та, что и не вспомнила о нас во время путешествия
Даже прощальным словом не порадовала наше скорбное сердце
Сердце в надежде на звук такой силы, что он достигнет тебя,
Стенало в этих горах, как не стенал и Фархад.
О, музыкант, измени свой лад, и сыграй мелодию «Ирак»,
Ибо она ушла по той дороге в Ирак и не вспомнила о нас.
[699x467]