Очень маленькая изящная голубоглазая блондинка. И имя для такой внешности подходящее – Светлана. Как вариант – Светлая, Светик ну, в крайнем случае, Светка. Бухгалтершей где-то работает. Комнату снимает на Таганке, еще с одной девочкой напополам. Она русская чеченка. Ага! Да! Если сказать русская – будет неправда по духу, а если сказать чеченка – будет неправда по крови. Они всей семьей, и еще с кошками и с собаками, бежали из Грозного в самом начале войны. До деревни под Обнинском добирались долго и тяжело, потом также долго и тяжело обустраивались. И, слава Богу, и все сложилось хорошо. Живут. Уж 16 лет тут живут. Я с ней познакомилась через сестру – они тогда вместе работали. Сестра у меня тоже бухгалтерша.
Как-то я попросила Светлану рассказать что-нибудь о Грозном. Тогда это было ТЕМОЙ. Она наотрез отказалась. Потом снова и снова отказывалась. И всегда категорически. Я больше не навязывалась, забила на идею. Только спустя несколько месяцев она сама предложила встретиться и поговорить. Собрались у моей сестры, борща наварили. Я достала ручку, листы и уселась записывать Думала, будет хорошее интервью. Думала, что-нибудь напишу из этого. Интервью не получилось. Оно сразу не пошло – Светка начала реветь. И дальше – все время плакала. Слезы душили, говорить она не могла. В конце концов, я сдалась: не вышло. Весь мой урожай – пять листков ничем не связанных фраз. Эти листки провалялись у меня, сложенные в пакетике, пять лет. Каждый раз во время уборок в тумбочках порывалась выкинуть эти бумаги нафиг и каждый раз оставляла, только перепрятывала от самой себя этот невыученный урок. Не знаю, что с этим делать. Из этого ничегошеньки не вылепить. Ни-че-го. Вот, выкладываю как есть.

Света.
Нет на свете лучше людей, чем русские, живущие в Чечне. Мы с сестрой уже в четвертом поколении грозненцы. Мне 18 лет было, когда мы уезжали, а дедушка умер уже здесь…
Тридцать первого декабря приехали. Дорога была ужасная! Скользкая, как яйцо. Ехали мы на автобусе. Вместе с домашними животными, и вещами набили целый «пазик». На колеса прицепили цепи, чтоб не скользил. Ведь там у нас и банки с соленьями! И все равно по дороге автобус упал на бок. Не поверите, собака заранее почуяла, что он сейчас опрокинется. Чарлик у нас был - той-терьер. Залаял, заметался по всему автобусу и – в эту минуту мы перевернулись... Долго ехали, так тяжело, устали! Автобус упал по дороге, и нет никого, чтобы его помочь поднять... Не знаю, как мы его подняли все вместе… А еще ночью как-то отец открыл дверь – документы улетели! Ветер был сильный! Представляете, ночь, поле, ничего не видно. Мы пошли их искать, и вдруг видим – за травинку какую-то зацепились. Слава Богу! Много постов было по дороге, и на каждом тормозили. Четыре дня мы так ехали. И колесо по дороге лопнуло...
Автобус у нас многострадальный. Его перед отъездом угнали. Отец оставил его прямо под деревьями, у забора. Чеченец какой-то залез и угнал. Мы потом искали его по всему Грозному…
Здесь, в деревне под Обнинском, стали выгружаться из автобуса, соседи стали помогать. Консервов у нас с собой было много. Это все мы на одну зиму с собой взяли. Надо было как-то начинать жить. И вот мама на следующий день пошла и купила козу. Завели свое хозяйство, а все равно здесь никак не могли прижиться. Как будто вырвали из одного места и забыли посадить в другое. После Чечни мне все казалось, что здесь пир во время чумы... Поколение, которому за 40, из тех, кто из Чечни сюда переехал, так в себя и ни не пришло. До сих пор не пришло. И не придет наверное....
Теперь не слушаю и не смотрю, что творится в Чечне. Для меня это уже не родина. У чеченцев в домах и во дворах чистота и порядок всегда были. Женщина у них рано встает, может в три ночи встать, начать убирать и готовить... Мне там хорошо было. У нас дом был там и садик фруктовый, виноград везде рос! Тутовник рос во дворе, а на нем – маленький домик. В детстве мы туда с подружками прятаться лазили. Одна подружка татарка была, другая армянка. Мы там в Октябрьском районе жили. Это частный сектор, 36 человек в классе нас было... И соседи хорошие, чеченцы. В гости друг к другу ходили. Они очень гостеприимные. По чеченскому обычаю так – приходишь в дом и если там что понравилось – подушечка, вазочка – забираешь. Чеченка соседка, ей помогали всегда, то давление у нее подскочит, то еще чего – бежим, врача вызываем. Она все время к моей маме ходила – Жень, что-то болит у меня. А потом вдруг все изменилось. В гости уже перестали друг к другу ходить. И потом эти же самые соседи нам стали кричать – уезжайте отсюда! А как уезжать? Город жалко. Там на Химзаводе работали одни русские. Чеченцы вообще не работают. И если русские уедут, город просто загнется....
В 91-м начали стрелять. После шести вечера из дому не выходили – боялись... Вечером во дворе идешь, смотришь - пули летят! Сначала страшно было, убегали. А потом привыкли – ну летят и летят. Свистят-то все равно мимо, поэтому незачем и убегать.... Пуля в темноте летит, а путь от нее светится - красиво так!
Перед отъездом я и днем уже без сопровождения на улицу не могла выйти - потому что женщина, блондинка. Хотя там всегда страшно было. Помню, перед войной омские студенты туда приехали на практику, на сливы, сливы собирать. Пошли вечером на танцы. А после танцев их девчонок чеченцы поймали и изнасиловали. Там вот так и было – девятого мая, как и двадцать третьего февраля, каждый раз перед праздниками ходили слухи, что если будет демонстрация, столько-то человек будет вырезано. А демонстрации все равно были. В Грозном на площади стоял бюст Ермолову. Так там 23 февраля каждый год резня была. И людей воровали, на рабов…
В 92 уже уезжали сотнями. Русские на поездах целыми составами уезжали. Но не все уехали. Сейчас у меня подруга живет там. Осталась, потому что брата ее тогда забрали в ополчение, с пулеметами пришли забирать. Брат у нее темненький, в папу, вот его и увели. И они с семьей – мама русская, а папа армянин – остались жить там, чтобы если брат вернется, он смог бы их найти. Но пять лет о нем ни слуху ни духу...
Мы до последнего не уезжали - не хотели дом оставлять, вообще не хотели оттуда никуда. Мы дом пытались продать, никто не купил. Говорят – зачем покупать? Все равно вы его бросите. А дом потом мне здесь долго снился – лет десять. Четыре комнаты, кухня, две кошки у нас жили и две собаки – Бим и Чарлик. Вообще-то, по породе Чарлик должен был быть маленьким, но у нас он почему-то вымахал большим. Жил он на улице, вместе с Бимом. Бим – болонка. И какие оба умные были! Когда их выпускали за калитку побегать, Чарлик открывал лапой дверь и держал, а Бим в это время пролезал. Пять лет потом Чарлик здесь прожил. Охранял всю округу! Чужих не пускал. Его потом русские тюкнули по голове...
Перед отъездом вещи погрузили, я все полы помыла, все убрала. Была зима, у нас в доме было отопление газовое. Мы перед уходом все хорошенько протопили. Так нагрели дом, что обои трещали! Последнюю ночь провели с родственниками, прощались. Они нас в дорогу провожали. Рано утром надо было уезжать, а мы за ночь три литра спирта выпили! И самое интересное – никто пьяным не был. Хотели оставить там Чарлика – он большой слишком. А Бима хотели забрать и котов забрать. И вот, перед отъездом пришли родственники за Чарликом, а он встал и стоит как теленок и смотрит на меня. Он смотрит, а я плачу. Тогда мы и решили, что Чарлик поедет с нами. А утром мы уехали. В Грозном последнее что помню – облака такие интересные - похожи на город! Только города там уже никакого нет...