Это не значит, что во мне не было совсем человечности. Кое-что я помню до сих пор и еще долго не забуду. Как-то в третьем классе у нас было торжество в честь приближающегося Нового года. Когда нам раздали конфеты, мы зачем-то побежали к выходу, хотя совсем не собирались уходить домой. И тут, на первом этаже я вижу его. Это был необычный мальчик, он в этом году заканчивал школу. Говорят, был полностью отличником. Тогда мне такие люди нравились жутко. Но симпатия к нему появилась вовсе не на этой почве. Не помню, как впервые его увидела, однако всякий раз, когда он попадал в поле моего зрения, я отмечала в нем что-то новое и с каждым днем необычнее предыдущего. Сначала меня поразили его женские руки с длинными тонкими гибкими пальцами, потом рост и телосложение - он был очень худой и высокий, затем я не переставала удивляться его прическам: они каждый раз были новые, да и цвета менялись тоже часто - то он с красными волосами, то с черными, то с ярко-оранжевыми, то с фиолетовыми. Так же совсем в недоумение меня ввел его маникюр - длинные ногти, опять-таки, женские и покрытые лаком. Я как-то начала сомневаться после этого, что передо мной ходит парень, но потом посмотрела на отсутсвие форм там, где они должны присутствовать, после услышала голос - мужской, невероятно приятный, такой мягкий, низкий, успокаивающий; ну а уж полностью убедилась, когда учителя разговаривали с ним, обращаясь по имени. Мне очень досадно, что я не запомнила его имени.
Но не только внешность, на тот момент необычная, дерзко-броская и неукладывающаяся в голове, заставила меня его запомнить. Он был постоянно угрюм, печален, молчалив и один. Я не любила и до сих пор не люблю, когда люди в одиночестве хотя бы пару минут, а тут, казалось, что у него совсем никого нет, хотя сейчас понимаю, что были. И были самые лучшие.
Так вот, увидела я его в тот день на первом этаже. А мы были такие глупые, мы смеялись над ним, дрзнили, мы не понимали тогда, что ранили его. Сейчас от этого очень стыдно и отчасти больно как-то. В тот день девочки на радостях были особенно заведены. Они смеялись намного больше, говорили гадостей намного больше, да и вообще все делали сверх плана и нормы. Одна я почему-то была как обычно. Увидели мы его, стали смеяться, мол вот тот голубенький, смотрите, он нас боится, видите, убегает. Глупые кролики. Он не убегал, он хотел поскорее покинуть наше общество и саму школу, между учениками там было слишком много грязи. Геем мы его считали только за накрашенные ногти и ранимость, нам навязали, что мужчина, даже мальчик должны быть сильными и суровыми. И навязали нам это в той же самой школе. Какие серые старые представления там были, и готова поспорить, до сих пор в ней.
Он оставил портфель на лавочке и скорее пошел за курткой. Мы смеялись громко, он понимал, что над ним. Наверное, это было так унизительно, противно и обидно, что над ним смеются какие-то малявки, ведь он их не трогал, да и ничего плохого не делал. Все это было неприятно. Тем временем девочки подкинули к портфелю каких-то конфет, которые у них были. Они уже все давно открыли и самые нормальные конфеты были съедены. Он подошел, нервно, раздраженно, обижено отшвырнул их от себя в самые дальние угля коридора и хотел было уйти. Я смотрела на все это с лживой улыбкой, потому что на душе кошки скребли. Я усмехалась вместе с девочками, потому что я самая главная, я должна соответствовать обществу, которым управляю. Но усмешка эта была грустной, и даже, кажется, он это заметил. Глаза мои в тот момент приняли то же выражение, что и его обычно - они были грустны, очень грустны.
Он почти вышел из двери, намереваясь как следует ею хлопнуть, да только вот позвали его. Это была учительница. Теперь я уже знаю, что это учительница английского, что она очень хороший классный руководитель, человек, но и минусы у нее есть существенные. Впрочем, кого природа обделила ими? Они стояли разговаривали, а я, не теряя ни минуты, кинулась к его портфелю, который он зачем-то положил обратно на скамью. На ходу я выбрала самую вкусную конфету. Она была одна такая и самая-самая, но мне, как ни странно, учитывая собственный эгоизм и самолюбие, которое ключом било через край, было совсем не жалко ее для незнакомого мне мальчика. Я судорожно пихнула ему эту конфету в какой-то кармашек, и отсела далеко от портфеля, приняв ни в чем ни бывало вид. Когда он закончил, он уверенно и злобно, но обижено и задето прошел мимо меня, и, готова поклясться, краем глаза обратил на меня свой взор. Я моментально же покраснела. Наверное он и это видел. И наверное, вправду заметил, что в душе, где-то глубоко-глубоко в душе, я совсем не такая противная, какой кажусь. Ему ли было это не знать.