Она часто уходила в себя, углубляясь все дальше. Она касалась старинных шкатулок, давно покрытых паутиной времени. Она смотрела на картины, не веря, что когда-то сама их писала, воодушевленная молодой искоркой души. Она пробегала пальцами по струнам стоящей в грубине виолончели. Она садилась на замерзшее дно и закрывала глаза, погружаясь в пронизывающий темно-синий холод уже случившегося. Она мечтала о сверкающем лете и золотистых лучах, глядя на потолок, увешанный черными тряпками и грязными платьями. Она мечтала об одной-единственной руке, протянутой ей сквозь темный занавес собственного сознания. Она никогда не забывала про морозные узоры, расползающиеся во все стороны, неумолимо приближающиеся к ее пальцам.

Не время для божьих коровок.