Просто скопирую, ибо там неудобно и разрывно читать:

я нахожу я - это я нахожу себя. что за нелепое выражение. то есть странное. я нахожу я в потребности, нехватке, например. я есть постольку, поскольку меня не хватает. речь о том является ли я прозрачным опытом для я, или же я должен представить себя другим, чтобы говорить о я как об объекте из объектов, ибо, мол, об этом речь только и возможна. я мыслит я, словно бы есть два я или одно. извертывается как говно.

оказывается ли эмпирическое Я на самом деле Им, 3м лицом, а Я всегда был субъектом? имеет ли эта речь под собой понятия. Ясно теперь, что в речи нет вещей, но понятия, поэтому как только указываешь на что-то >Вот, Этот, Это и тд, речь идет только о понятиях. И в этом был весь смысл? Или нет, потому что под означаемым как раз и имели в виду понятие, на моей памяти, а не вещь. Хотите сказать, что и понятий нет в речи?
игорь тонет

нет.
то есть ужасный вопрос такой: >Я только могу говорить? И всё остальное есть проявление говорения?
Забыл совсем, что у Беркли и понятий-то не может быть, а в аналитике есть также номиналисты. Интересно.

давайте скажем, что мысль о смерти, которую мы сейчас не будем стараться определить, возникает с вытеснением, дабы успокоить. Стресс вызывает смерть. У мысли о смерти причины всегда не интеллектуальные.

Покуда бритье есть проявление гендера (речь о женском), то я буду настаивать на волосах у женщин как оппозиции к консерватизму. Оволосение женщин как осмысленный акт есть метод борьбы с консервативным женским гендером на каблуках с макияжем. Каждая небритая женщина есть освобождающий данный биологический пол субъект. Пока освобождаются только маргиналы: бомжи и сумасшедшие бабушки. Но близок час.
Смерть беспомощна.

Да, я настолько прогрессивен, что прогрессивные бритые есть консервативные трансляторы гендера. Я опережаю их

логика исследует формы суждений, но и, очевидно, сама должна являться суждениями. короче говоря, логика есть содержание о формах содержания. иначе мы бы не понимали, то есть у неё есть обозначения. то есть изучение суждения и, очевидно, есть суждения сами. это что-то меняет? что-то замыкается на себе? то есть логика описывает и свои суждения или должны быть металогические суждения? логика прозрачна для логики, я для я. какое чистое и прозрачное бытие-здесь.

описать себя. кто описывает? я описываю я. я, что я. или описывает другой? или описывают другого. есть ли для описания необходимость двоих? или я прозрачно рефлексирую на себя собой в себе для себя? есть ли разница между трансцендентальным субъектом и эмпирическим я? повторяюсь, знаю. Речь о том, выводим ли мы из того, что всё есть я, что я боюсь того-то, или я коммуникабелен, или я люблю лапшу, или я русский, или я свободный собственник и предприниматель и знаю, что такое мораль и этика. то есть выводим ли мы из трансцендентального обоснование частной собственности, морали, этики и прочее, или же это разные дискурсы и обоснованность себя и частной собственности, социального устоя надо искать в эмпирике. короче, что могут дать нам трансцендентальные суждения для опыта.

в зрении субстанция не дается. категории даются в... осязании?

я уже говорил, что всё это похоже на времяпровождение, трату времени. словно время выражается через меня и насилует меня, чтоб растягиваться. мне-то оно нахуй не сдалось, мне как субъекту разумного дискурса, где чувства ничего не значат, и они - не я. но речь не о правоте данного дискурса, и где есть я. растягиваясь по пространству дивана, растягиваешься в ебанном времени. до завтра. занимай себя в парке с друзьями, работой, детьми и прочим говном - очевидно, что время надо занять, иначе смерть подкрадывается. дело не в том, что кто-то боится креатива, мыслить самому наедине от авторитетов, а о том, что, кроме как к смерти, ни к чему не придешь. к ненадобности тебе этого говна. и говно тебе не сдалось. но здесь вы впервые с организмом согласны.

я уже буду с я обсуждать, что мы подразумеваем под тем, что подразумевать нельзя? например, что я подразумеваю под завтра, если не сейчас. о смерти, если не спокойствие, безответственность, отрешенность от чувственности, обязанностей, вины. хотя вина только и заставляет меня думать о покое.

другое дело, что субъектом речи не является разум, но, скорее, желание, и о смерти я говорю только потому, что желаю, да и говорю вообще. в таком случае, речь сексуализирована? символ сексуален? и мать говорит ребенку, что кошку русские люди называют "кошкой", потому что она желает, секс?

то есть вина разрывает, когда наедине. дело, конечно же, не в страхе помыслить, мол, надо творить, а ты всё тусить хочешь, в парк, с книгой, кино, протянуть очередной день. а в вине, что вызывает мысли о покое. мысль(чувство, не суть сейчас) о покое достигается тупым игнорированием или уничтожением причины вины?
стоп, ты и так в покое и скуке. хуита. скуке? покое? ну а что тогда ещё под смертью разумеешь. говорю же, безответственность, бесчувственность(нет, речь может идти только о конкретных чувствах, а не вообще), непричастность к ситуации. но ведь речь опять если не вообще, но в большинстве именно о вине. как быть со скукой? она есть?

кстати, по тому, как хочется избавиться от вины, напомнило мне о социальном. если смерть как безответственность является вытеснением вины, то можно было бы сказать, что вина и есть социальное. ранее говорилось о значимости вины для авторитарных идеалов. можно ли сказать, что социальное как культурное, а именно в значении не просто бессвязной кучки индивидов, но взаимодействующих, является стыдом и виной. сама возможность культурных отношений имеет основание в стыде, вине и сексе. если символ как культура имеет сексуализированный, желанный характер, то одновременно и виноватый и стыдный. в каком месте и как они переплетаются - речь не об этом. смулянский как всегда безосновательно (для меня) говорил о том, что человек как культурный транслятор всегда будет смущаться и винить как в сексуальности, так в чем-либо другом, а значит дело не в надобности утопического сексуального раскрепощения культуры, но в самом основании культуры, а именно, возможно, как упоминалось в выше, в вине, стыде и желании.

о травмирующем повторении. что если двигает не только желание к удовлетворению, но и к стыду и вине. почему многие желания томимые месяцами с глубоким сердечным придыханием при действительном воплощении являются словно не тем, что я хотел, и в аффектах выражаются фрустрацией (фрустрация возможна из идеала, а последний так или иначе связан с виной). вина как желание или его основание. речь о каком-то культурном желании, которое я не смогу обосновать пока. то есть влечение сквозь символическое. мол, символическая функция неебически сказывается в человеке, нежели обычная указывающая на нечто номенклатура. вплоть до суждений о том, что человек изначально шизофренирован по причине языковой функции.

ясно, что в случае социального как вины дискурс не должен свестись к оправданию традиционной табуированной морали.

картина писателя, реализующего себя в письме, забывающего обо всем, кроме предмета письма, такая вот идиллия креативного - ложь. в письме отчитываешься, процесс параноидально-шизофреничный, всегда есть кто-то другой, кто-то корректирует, недоволен, наставляет, подсказывает, хвалит, практическо-эмпирическое присутствие твоё здесь дискретно, неоднородно. ты здесь не один. если представляешь себя как дискурс(дискурс о себе-сегодня-сейчас), то точно не один. субъект как вместилище дискурсов, один из которых о я. тот, о ком говорим как о трансцендентальном - не я-сегодняшний, но я созерцающий. по сути, созерцающий как узнавание себя как себя, как тождество тянущееся через время и пространство есть восприятие отсюда, присутствие здесь. я-сегодня и я-завтра как эмпирические непостоянны, но восприятие всегда отсюда, присутствие здесь, ты - центр, созерцающий-отсюда.

то есть субъект вмещает как деревья так и себя, не любящего рэп, то есть эмпирического. по отношению к субъекту ты, не любящий рэп, занимаешь ту же позицию, что и дерево. то есть дискурс о себе-сегодня и дискурс о дереве - субъект-созерцающий-отсюда.

речь о речи является речью. но о речи. можем ли мы изучать мышление, при этом мысля? словно бы мы заходим с другой стороны и, когда говорим о речи, на самом деле, не производим речи, а когда познаем познание, при этом не познаем. метафоры. нам кажется очевидным, что выражения вроде "он находится в кругу вопросов" являются метафорами, но вот речь о познании познания не является. является строгим изъявительным суждением о том, как оно всё есть, как оно происходит, как обстоят дела, то-то то-то. является справедливым утверждение, что мы должны мыслить мышление о мышлении или производить речь о речи о речи. если речь о речи имеет смысл, то почему бы и речи о речи о речи не иметь его? вопрос является вопросом метанарратива, то есть высказывании о высказывании, имеющем другой уровень в вертикальной плоскости, более абстрактную плоскость - "выше". имеют ли высказывания верткальное отношение по уровням или горизонтальное. является ли метанарратив высказыванием о высказывании или просто очередным высказыванием. здесь можно заметить связь с рефлексией. рефлексия как прозрачное наблюдения за собой, высказывание о себе или очередное высказывание о другом.