Любочка любила, бедного, безолаберного Петю, любила страшно, седела на три четверти когда его не было к чаю, старела на десять лет когда он пропадал по ночам, она грозилась "Уйду!!!", и клялась и божилась, что бросит, бросила бы только не Петю, и не свою любовь к нему, она скорее всего, бросила бы свое не в меру постаревшее тело с моста да в воду, а ведь Любочке шел двадцать шестой год, не много, не мало но жизненный опыт и умудренная возрастом она уже давно должна бы знать, что такие Пети, Васи да Иваны не любят, не любят таких Любочек, они любят напудренных Мадлен, пахнущих портвейном Лили, оголенные плечи и бедра кудрявых Жаннет они любят всех женщин, что отрыгнула огненная преисподня обратно на землю. Любочка любила скрипки, любила слушать и умирать по сантиметру на аккорд в душе, Любочка от любви была полумертвой. Летним вечером, когда умирает заря, Люба слушала скрипки Рахманинова и Моцарта, и запомнилась партия скрипки и фортепиано Моцарта "Ближе к мечте", а Любочки мечта была близко, рукой подать заверни за угол, там охмелевший Петр целует уставшую Жюли, он совсем близко, а таким чужим даже северный ледовитый не казался Любе.
Дошла домой и уснула, сил не хватало снять башмаки, настало утро, хотя вранье, просто сегодня сменило цвет красок, домой плелся Петр целуя бордюры синих улиц, зашуршал ключами, открыто...
Он застыл, Люба спит, не ждет благоверного с ночи, не ждет!!! Не целует его пьяные очи, не пытается раздеть, обмыть, уложить отдохнуть, Люба спит. Петр уперся лбом о дверной косяк, и завыл, завыл пьяным, хриплым воем, выл долго протяжно, от нелюдской тоски, ведь Люба спит не просто так, на ночном столике багряное солнце выхватило ошметок бумаги, расплывшимися чернилами от слез и поцелуев, чернели слова "Я сплю, приходи, разбуди меня". Люба спала, утром в пятницу пели женщины возле поля, где через яр кладбище, а потом заиграла скрипка, Петр истратил последние деньги, разумеется те, что не успел пропить или засунуть под юбку очередной Мари, на сосновы доски, а на остальные он заказал скрипача из местного оркестра, скрипка взвыла, улькнула и затрещали струны, и впервые трезвый Петя, верил, что скрипка заиграет, Люба услышит и проснется, он целовал морщинистое лицо, как ты постарела, любимая шептал в слезах, он сжимал синие пальцы, и ждал когда Люба проснется, скажет здравствуй, поцелует, поведет его на кухню усадит возле окна, что она скажет я верю, верю, что ни одна ил Лили, Мари и Мадлен не любили ни одного мужчину как люблю тебя я. Скрипка умолкла, все пошли кушать и пить за не расцветшую молодость двадцатишестилетней Любови.
Сначала чавкали молча, цокая чарками и ложками об дно тарелок, а потом криком орали, как же Любочка любила, как не береглась, как Любочка обожала скрипки и мужа дурака. Еще даже огненный бублик не скотился за горы, а Петр сидел на коленях у холмика свежей земли, сжимал в кулаках грудки земли и плакал, Пётр сидел седой, он за сутки пережил все, что смогла пережить Любовь за не долгие годы любви и ожиданий, он сидел молился и просил прощения, просил вернуться, клялся, божился что любит. Ему отвечала тишина, Любочка спала крепким сном