Из книги Натальи Криволапчук "О ЧЕМ ДУМАЮТ СОБАКИ или БЕСЕДЫ С ДЖИНОЙ И РОЛЬФОМ"

СПОСОБНЫ ЛИ СОБАКИ МЫСЛИТЬ? Этот вопрос мы, люди, задавали себе не раз и применительно к самым разным "интеллектуальным партнерам". Видимо, мысль об одиночестве в Великом Мире для нас совсем уж непереносима. Может ли мыслить компьютер? Мыслят ли дельфины? И всякий раз единственно разумный ответ оказывался одним и тем же: все зависит от того, как мы понимаем сам процесс мышления.
[показать]

В теории искусственного интеллекта долгие годы ушли на ожесточенные споры между сторонниками двух основных подходов к анализу мыслительного процесса. Первый из них, названный "антропоморфным", настаивал на том, что нечеловеческий интеллект обязан воспроизводить все процедуры, весь ход естественной человеческой мысли, а иная обработка информации, сколь бы изощренной она ни была и к каким бы результатам ни приводила, мышлением называться не может. Другой же подход утверждал, что достаточно "хороших", правильных и эффективных с человеческой точки зрения результатов, а каким путем они получены, совершенно неважно.

Вот так же и с собаками. В своей оценке их умственной деятельности мы обычно впадаем в две крайности. Одни считают их чем-то вроде несложных технических устройств, обязанных реагировать на любое событие строго определенным, раз и навсегда заданным образом. Нажал кнопку - получил единственно возможный ответ, и все, что требуется, - не перепутать кнопки. Другие же, видимо, полагая, что интеллектом может называться только то, что похоже на мыслительный процесс человека, видят в собаках маленьких мохнатых человечков, по недоразумению разгуливающих на четырех ногах. И, положа руку на сердце, надо признаться, что все мы колеблемся в своих взглядах где-то между этими двумя полюсами.

Но почему бы не предположить иного? При всем своем несходстве с устройством человеческого интеллекта психика собаки намного сложнее, чем обычно думают. Об этом говорят многие и многие противоречия в наших воззрениях.

В солидной книжке Леона Ф.Уитни о психологии собак (она вышла у нас совсем недавно, хотя написана была в начале шестидесятых годов) я встретила утверждение, будто собаки не способны устанавливать даже простейшие причинно-следственные связи. Но как, скажите на милость, у них вырабатываются условные рефлексы, на которых строит все свои рассуждения достопочтенный американский ветеринар? Ведь условный рефлекс и представляет собой не что иное, как закрепившуюся повторением причинно-следственную связь между двумя событиями!

Многие специалисты-кинологи свято убеждены, будто собаки не осознают ни прошедшего, ни будущего времени. Но чем объяснить тогда их прекрасную память? И как это существо, не осознающее будущего, способно, скажем, ждать хозяина с работы или собираться на прогулку, стоит лишь хозяину взять в руки поводок?
Мне хотелось бы не столько убедить Вас в невероятных интеллектуальных возможностях наших с Вами любимцев, сколько показать, в чем их представления о жизни похожи на наши, а в чем - существенно расходятся с ними.

Поведение и психика собаки ни в каком случае не могут быть в точности подобны человеческим - куда денешься от биологической разницы между двумя видами млекопитающих! К примеру, даже из того простого биологического факта, что собака живет раз в пять-семь меньше человека, вытекают очень серьезные следствия для устройства психики А что уж говорить о прямохождении, в корне изменивши взгляд человека на окружающий мир - в буквальном и переносном смысле! В конечном счете, мы обязаны всеми до стижениями науки, техники, искусства именно той обезьяне, которая первой поднялась с четверенек на две ноги. Без прямохождения нам и мечтать бы не пришлось ни об искусных руках, ни о развитой речи.

С другой стороны, схожие механизмы добывания пищи вс многом определяют и подобие психической деятельности Добывание пищи - главнейший поведенческий механизм, Е первую очередь обуславливающий выживание. Он-то и определяет скорость мыслительных процессов и их особенности. Любой хищник (и человек в том числе!) обязан мыслить и действовать, говоря техническим языком, "в режиме реального времени", прогнозируя и внимательно отслеживая все действия жертвы, чтобы иметь возможность реагировать на них моментально. Необходимые действия хищника определяются приспособлением к поведению жертвы. Если пища может юркнуть в малейшую щелку, то, естественно, нужно быть и зорким, и достаточно ловким, чтобы ее оттуда достать. А если добыча умеет сопротивляться, придется изучить ее способы защиты и придумать эффективные контрмеры.

Размеры добычи определяют собой для хищника все масштабы восприятия мира. Легко разглядеть оленя, нетрудно и понять, где он может спрятаться, - достаточно метрового масштаба длины. Но при охоте на мышей-полевок может пригодиться и сантиметровая "линейка", а "микрометра" для охоты на самых мелких нет ни у собаки, ни у волка, ни у человека.

Ну-ка, хоть на секунду осознайте себя хищником, каковыми мы с Вами являемся с точки зрения биологии! Вы тут же поймете, что иначе попросту невозможно никого поймать.

И попробуйте-ка при этом обойтись механически разученными программами: Ваша будущая еда может в любое мгновение выкинуть какой-то неожиданный фортель! Слишком уж много тех факторов, от которых зависит результат охоты, чтобы можно было заранее предусмотреть их и разработать стандартные формы поведения.

В этом отношении у нас гораздо меньше общего, скажем, с коровами, которые ни на кого не охотятся и могут сколь угодно долго раздумывать, стоя над пучком травы - все равно никуда не убежит. Впрочем, и с насекомоядными мы тоже вряд ли найдем общий язык - их добыча слишком мелка и перемещается, и прячется гораздо быстрее. Честное слово, можно только удивляться, что столь простая связь между условиями добывания пищи и характером мыслительных процессов то и дело ускользает от внимания ученых!

Общепринятые (скажем так: "официальные") представления об уме животных сложились еще в 1894 году, когда Морган сформулировал правило: не привлекать для объяснения поведения животных более сложных психических категорий, чем необходимо. Но кто определит эту необходимость? Вот и пытаемся мы объяснять сложнейшие формы собачьего поведения простейшими врожденными инстинктами (к слову, знаете ли Вы, что само понятие инстинкта всякий психолог определяет по-своему?) да искусственно сформированными условными рефлексами. Но разве у меня и у Вас нет столь же развитых условных рефлексов? Подходя к дверям своей квартиры, я лезу в сумку за ключом с той же степенью автоматизма, с какой реагирует на условный раздражитель любое животное.

А мои собаки нередко оказываются изобретательнее меня самой, когда речь идет об их делах и обязанностях. Помню, как Рольф во время проверки его охранных качеств вместо того, чтобы бросаться на нарушителя, увел его от меня, как перепелка уводит врага от гнезда. Не только во время проверок, но и в реальной жизни он, раз и навсегда отученный попусту пускать в ход зубы, сам придумывает способы, как выручить меня из затруднительного положения. Когда речь идет о том, как не подпустить потенциального врага, выдумка его неистощима.

Стоило бы ввести в рассуждения об интеллекте важное понятие - его относительность. Умный или глупый - для кого, по сравнению с кем? Признаемся, положа руку на сердце: мы ведь и друг друга оцениваем вовсе не по каким-то объективным показателям ума. Их, абсолютных мерок, просто не существует. И, как сказано в Писании, то, что Петр говорит о Павле, больше говорит о Петре, чем о Павле.

Да и в чем его видеть, настоящий ум? Мы с одинаковой готовностью признаем умом и логику ученого, и хитрость-дипломата, и кругозор эрудита из клуба "Что? Где? Когда?". Логичнее всего было бы принять за критерий ума, и человеческого, и не человеческого, то общее и главное, что роднит между собой все его проявления: эффективность действий в той или иной ситуации, их результативность по отношению к заранее заданным требованиям. Тогда вопрос о собачьем уме приобретает совсем иной смысл. Он сводится к тому, чьи требования принимать за основу: человеческие или Матушки-Природы? В том, что они частенько противоречат друг другу, сомнений быть не может.

Собачье естество диктует животному свое понимание ситуации и адекватности реакций, которое вполне может не совпадать с нашими социальными и этическими нормами, а уж тем более - с административными установлениями. И единственно логичный компромисс состоит в том, чтобы согласовать требования Человека и Природы, научить животное подчиняться требованиям социума, опираясь при этом на его естественное поведение. Тут уж долг Человека, представителя высшего биологического вида и лидера в межличностных отношениях с собакой, - не ущемлять, не искажать собачье естество больше, чем это абсолютно необходимо. А долг Собаки, ближайшего нашего друга и помощника в зверином царстве, - повиноваться "правилам игры", диктуемым Человеком. Что они охотно делают... когда хозяин сумел объяснить им эти правила.

Отличие собаки от других видов животных как раз в том и состоит, что она способна понять и принять критерии поведения, исходящие от человека и несвойственные ее сородичам биологически. Больше того, эта глубочайшая психологическая ориентация на хозяина нередко принимает формы подлинной, без оговорок, нравственности. Помните овчарку Сильву, которая в блокадном Ленинграде, сама умирая от голода, приносила с улицы хозяевам все, что находила съедобного? Они выжили вместе - Собака и ее Люди.

Самопожертвование во имя хозяина и даже хозяйского имущества - норма собачьей жизни и основа огромной части их работы для нас. Скажите, все ли Ваши знакомые люди способны на такое - каждый день, каждый час?

Мне кажется, не надо и пытаться оценивать собачий ум по меркам иных законов и иного биологического вида. Не надо требовать полного, до антропоморфизма, тождества в представлениях о мире. Они другие, тем и замечательны.

Кроме всего прочего, мы ведь с Вами тоже порой не блещем интеллектом. Если судить нас по собачьим меркам...

- Да уж! С тобой, скажем, по лесу ходить - замучаешься, - притворно ворчал на Маму Черный. - То ступишь не туда, то дурацкой змеи до обморока испугаешься. Нужна ты ей! Она по своим змеиным делам ползла, ты же ей и помешала. А как в болото залезть пыталась? Что бы с тобой было, кабы мы не присматривали?

- Квиты, дружок! Я-то за вами в городе присматриваю. Так и положено друзьям: я вас в своем мире уму-разуму учу, вы меня - в своем, зверином.

Джинечка, преданная подружка, горячо вступилась за Маму.

- Опять ты ворчать! Наша Мама еще не из худших. Наши с тобой Люди в лесу неделями живут, и ничего. А есть ведь такие, за кем и впрямь глаз да глаз. Не то, что в лесу - многие собаки вынуждены за своими Людьми приглядывать даже в собственном дворе. То от чужих собак его охраняй, то в сторонку уводи, чтоб не лез на рожон да тебя же с кем-нибудь не перессорил. Подчас в такую ситуацию собаку поставит, что та и на лучшего друга накинется. Это уж, по-моему, ни в какие ворота!

- Молодец ты у меня, дочка! - Рольф ласково лизнул ее возле уха, а Джинечка так и засияла, гордясь похвалой вожака.

Так как же устроен собачий интеллект, в котором, как ни прискорбно, многие им отказывают? Не преувеличивая, могу утверждать: в самых общих чертах - точно так же, как и наш. В своих рассуждениях об интеллекте и психике я буду исходить из чисто биологической точки зрения о том, что главной жизненной задачей всякого живого существа является приспособление к окружающей среде, максимальное повышающее вероятность выживания и благополучия. Надо Вам сказать, что в этом плане психика и поведение играют не меньшую, а возможно, и большую роль, чем морфологические и физиологические изменения организма, хотя бы потому, что срабатывают быстрее и опережают приспособления в строении организма, вырабатывающиеся многими поколениями. Изменились условия обитания и состав пищи - гораздо проще и легче подстроиться к повадкам новой добычи (например, научиться охотиться в норе или ловить рыбу), чем изменить состав желудочного сока. А уж при появлении нового врага едва ли не единственное спасение состоит в том, чтобы, изучив его способы охоты, научиться прятаться или убегать. Тут уж морфологические и физиологические изменения играют очень малую роль. Это, собственно, мысль далеко не новая - первым ее высказал автор эволюционной теории, Чарльз Дарвин.

Основой всех представлений о мире и о правилах жизни в нем является фактическая информация об окружающей среде. Приспособление к среде бессмысленно, если отсутствуют сведения о том, к чему, собственно, предстоит приспосабливаться. В генетической памяти животных (и это доказано в эксперименте) закреплены важнейшие для выживания сведения, от века спасавшие от неминуемой смерти: сведения о съедобности и несъедобности, о целебных травах, о пригодных для обитания местах, добыче и врагах и т.п. Однако это общевидовое информационное наследство не обязательно должно пригодиться каждому индивидууму, тем более, если он живет в совсем иной среде, чем его предки. А вот знать, что полезно, опасно или нейтрально в твоей части мира, гораздо важнее. Поэтому эта, говоря компьютерным языком, база данных формируется главным образом прижизненно, по предъявленным для опознания фактам и событиям-в противном случае приспособление теряет свой смысл.

Первый уровень психики создается в самом раннем возрасте Что предъявлено для опознания и регистрации, то и отражается в мозгу, составляя своего рода канву для дальнейшего восприятия и построения всех мыслимых отношений с живым и неживым вокруг. У человека это называется эрудицией, и неверно было бы думать, будто широта кругозора не влияет на то, как строятся и осознаются в последующем более сложные понятия и мыслительные категории.

Основополагающие сведения и факты связываются между собой в довольно сложные структуры. Изучая человеческое языковое мышление, психолингвисты показали, что во всех языках мира находят свое выражение (а стало быть, и осознаются мыслящим мозгом) всего-навсего пятнадцать отношений между объектами, признаками, действиями. Чтобы не морочить Вам голову больше, чем это необходимо, я не стану перечислять их и доказывать, что все они осознаются не только нами, царями природы, но и любой тварью дрожащей, способной благополучно здравствовать в нашем мире. Оставим теорию специалистам, а Вас, Читатель, я прошу поверить мне на слово (своим студентам я иллюстрирую эти отношения на примере даже не собаки, а аквариумной рыбки - для вящей убедительности).

Эти структурные отношения, связывающие между собой отдельные фрагменты действительности в целостное отображение, составляют второй уровень представлений о мире. Они задают стандартные и неизменные способы взаимодействий с окружающей средой во всех их жизненно важных вариантах - как настигнуть зайца, как обольстить самку, как вылизать новорожденного детеныша... Вот это и есть самая ценная часть того наследства, которое оставляют любому животному бесчисленные поколения его предков. И за нашими плечами стоят многие и многие предшественники: уверена, что в моих действиях найдутся элементы поведения не то что обезьяны или антилопы, а амебы и инфузории-туфельки. По мере эволюционного развития формы поведения усложняются и специализируются под действием естественного отбора, безжалостно вычеркивающего наименее приспособленных из списка живых, не давая им шансов передать свою наследственность потомкам.

Однако существенная доля автоматизмов вырабатывается в жизненном опыте - это те действия, которые оказываются максимально эффективными и успешными в конкретных условиях, в которые злая или добрая судьба забросила животное. Частью жизненного опыта является и любое обучение, формирующее автоматические навыки, - взять хотя бы водителя, ни секунды не думающего о том, какую ногу перенести на педаль тормоза и как на него надавить. Этот комплект стандартных форм поведения как раз и состоит из инстинктов и рефлексов - безусловных и условных.

Максимально богатый арсенал стандартных форм поведения обеспечивает наибольшую приспособленность к выживанию. Зайца-то может прийтись ловить и в лесу, и в степи, а думать о мелочах при этом некогда. Поэтому набор автомэтизмов должен содержать множество вариантов одного и того же по своим целям поведения, а выбор самого пригодного для данного случая и составляет главный смысл всех активных взаимодействий с окружающей средой. Правила выбора наиболее эффективного варианта поведения или конструирования его из "домашних заготовок" или, другими словами, критерии принятия решений - это третий и важнейший уровень психики, который, на мой взгляд, и определяет собой нашу оценку ума.

По этому поводу мне всегда вспоминается старый анекдот о глупой собаке, которая пошла на кухню и сварила суп с фрикадельками... а хозяин-то просил ее принести отвертку для ремонта телевизора! Умен тот, кто делает то, что нам нужно, или то, что совпадает с нашими критериями для данной ситуации. К нашим оценкам поведения собак эта аксиома восприятия подходит просто превосходно.

Я могла бы и дальше рассказывать Вам о более высоких уровнях психики, убеждать Вас в том, что собакам не чужды самые высокие идеальные представления, - но оставим это для другого случая. На том практическом уровне рассуждений, который принят для этой книги, излишние подробности будут нам только мешать. А если и мелькнет что-то в моих беседах с собаками, то подробный анализ высших слоев интеллекта Вам не потребуется