[200x375]ОТ УШКУЙНОЙ ДРУЖИНЫ К БОЙЦОВСКОЙ АРТЕЛИ

Артельная организация общества характерна для России. В ее северо-западных деревнях издавна существовали артели кулачных бойцов (называемые также "ватагой", "шайкой", "галахой", "партией", "шараевкой" или "шарагой"), призванные обеспечивать безопасность и порядок внутри крестьянской общины. Бойцы зачастую являлись близкими или дальними родственниками, прихожанами одного храма. Артель возглавлялась атаманом и имела сложную социальную и возрастную структуру, наиболее близкую к славянской родовой дружине, обладала единой бойцовской этикой и воинской мифологией.
Ушкуйно-повольничий уклад боевой общинной культуры сложился на территории Тверской, Новгородской, Псковской, Вологодской и части Смоленской областей (в местах традиционного проживания славянских племен кривичей и новгородских словен). Здесь основная часть войска традиционно формировалась из среды вольных ушкуйных дружин, выступавших в войнах самостоятельно или принимавших сторону того или иного князя. Дружина возглавлялась атаманом-батькой (термин "атаман" старый, еще князь Михаил Ярославич писал князю Георгию: "Возвращаю свободу супруге твоей, брату и всем новгородским атаманам"), дружинники считались братьями между собой (союзы ушкуйников назывались "братчинами", например "братчина-Никольщина" в Новгороде). Во всех случаях подчиненность и отношения описываются в терминах родства.

С продвижением Москвы на северо-запад значительная часть местного воинского люда (и без того легкого на подъем) начинает вытесняться москвичами на север и восток, создавая там свои вольные поселения, вроде Хлынова в боярской республике Вятка. Так постепенно колонизируются Урал, и Сибирь в их северной части. На юге подобные процессы происходят в казачьих областях. Начинается медленное переселение русского вольного военного люда подальше от московского режима. В рамках того же процесса совершается сибирский поход Ермака Тимофеевича. Значительная часть его атаманов происходила с верхней Волги и из новгородских земель. Ломоносов видел в освоении Сибири результат "неутомимых трудов нашего народа". По его убеждению, главная заслуга в освоении Сибири принадлежала казакам и поморам. Радищев считал этот почин новгородским, даже Строгоновы выступали у него представителями новгородской вольницы. Сам Ермак по одной версии был родом из городка и волости Борк на Северной Двине, по другой - из Тотемских волостей Вологодского уезда. Видимо, в то же время происходит перенесение термина казаки на носителей повольничьей культуры северо-западной Руси, переселяющихся на Урал и в Сибирь.
Значительную роль в сохранности артельных обычаев кулачных бойцов на северо-западе Руси сыграла сравнительная "мягкость" форм крепостного права. В северо-западных областях подавляющее число крестьян были государственными или монастырскими, то есть практически лично свободными. Это их положение в значительной степени облегчало социальный гнет и позволяло сохраняться целому ряду повольничьих традиций. Чем севернее и восточнее были земли, тем больше личных свобод оставалось у населения. На освоенных русскими территориях фольклор сохраняет основные структурные элементы обрядности северо-западных артелей кулачных бойцов.
Значительная часть боевого уклада продолжала существовать в промысловых охотничьих и рыболовецких артелях. На озере Ильмене (как и на других озерах) существовала сложная организация рыбацких артелей с выборным "вотаманом" (атаманом); название рыбацкой артели "дружина" сохранилось на Псковском озере ещё в XIX веке. Организация рыбного промысла была сходной со зверобойным, также основываясь на артельных началах. Промысловики располагали оружием, и могли значительную часть года сохранять традиционный быт почти неизменным. Такую артель практически невозможно было контролировать извне, корректировать взгляды и ценности ее членов. Вероятно, поэтому практически во всех объединениях кулачных бойцов такую большую роль играл лес и все, что с ним связано. Среди артельщиков было много охотников.

БОЙЦОВСКИЕ АРТЕЛИ В СОВЕТСКОЕ ВРЕМЯ

В смутное послереволюционное время артельные образования продемонстрировали свою жизнеспособность и актуальность. Особенно ярко в годы гражданской войны заявило о себе "зеленое движение", движущей силой которого были крестьяне и дезертиры, не желавшие принимать участие в гражданской войне. Значительную роль в структурировании военизированных структур на местах играли местные боевые артели. Местные атаманы, расширяли свои обычные функции. Пополняя ряды отрядов военспецами, "зеленое движение" быстро набрало политический вес и пользовалось большим авторитетом у местного населения. Именно ими были впервые выдвинуты лозунги "Вся власть - советам" и "Землю - крестьянам", позже перехваченные большевиками. Под "советами" подразумевались крестьянские сходы, силовой структурой которых традиционно были бойцовские артели, разраставшиеся при необходимости до размеров крупных военных формирований. Так, в Тверской области действовали "Сосновая дивизия", "Еловая дивизия" и др. Некоторые регионы области полностью контролировались "зелеными" в течение ряда лет. Сопротивление продолжалось вплоть до 1924 года, к этому времени зеленые отряды перестали пользоваться поддержкой населения, так как жизнь становилась стабильней, а они мешали односельчанам вести спокойный образ жизни.
Внутри своей деревни и округа артель поддерживала порядок, наказывала за правонарушения. Нередко деревенские артели давали вооруженный отпор бандам мародеров, действующим на территории всей России послереволюционного времени. Так, в деревне Мошки, приблизительно в 20-х годах, артель, вооружившаяся боевыми тростями и ножами, полностью уничтожила банду хорошо вооруженных мародеров, терроризировавших всю округу. Надо отметить, что сотрудничество с властями не считалось делом достойным. Старались все решать сами. Законы и нравы внутри деревенской вольницы были и жестче и проще: "Вы у нас зарезали, не надо в милицию обращаться. У вас будет праздник, дак мы вашего зарежем". Широко применялись наказания в виде откупов, месть, физические расправы.
Предпринимались карательные акции во враждебные деревни, в которых сжигались дома, резался скот, жители прятались в лесах. Такие случаи не были распространенными, но, тем не менее, имели место. Иногда окружные артели объединялись и совершали против соседских округов карательные экспедиции. В послевоенной истории боевых артелей были случаи ведения довольно серьезных боевых действий между враждующими округами. В этих локальных войнах применялись револьверы, винтовки, обрезы, гранаты, станковый пулемет, противотанковое ружье, под деревней Бухлово рылись окопы и выставлялись постоянные караулы. Конфликты могли носить затяжной, возобновляющийся характер. В таких случаях уголовное право не могло отрегулировать разладившийся механизм отношений, выручало только обычное право, нормы и ценности которого признавались обеими сторонами. Особым институтом урегулирования отношений между враждующими деревнями и людьми была "мировая" - обряд примирения, прекращения распрей.
В 20-х годах в уголовном кодексе Советской республики появляется 74-ая статья (о хулиганстве). Новое законодательство не столько укрепляло порядок, сколько было призвано остановить народные праздники и придать забвению все формы традиционной жизни. Так под статью о частном предпринимательстве подходили все народные промыслы, т.е. и вышивка, и ткачество, плотницкое мастерство, изготовление музыкальных инструментов и т.д. Знахарей и целителей наказывали тюрьмой за "самолечение". Тогда же было запрещено русским мужчинам (в отличии от мужчин кавказских) носить с собой ножи, которые были прежде неотъемлемой частью национального костюма. Запрещались единоборства, стеношные и палочные бои. Не особенно выручала и уловка маскировать тренировки и состязания под народную пляску. Танец получался диковатый и уж очень задиристый. Конечно, вековой обычай не уничтожить одним указом. Народ сопротивлялся, продолжал носить ножи, драться на палках, плясать "бузу" и петь частушки. Даже исполнение на гармошке боевого наигрыша "бузы" приравнивалось к преступлению, за которое наказывали 74-ой статьей. Любовь к бойцовской практике и дедовскому обычаю была сильнее страха перед тюрьмой, да и можно ли было запугать эту вольницу, которая пела:

Я весёлый, развесёлый,
Я ничем не дорожу!
Если голову отрубят,
Я корчагу привяжу!

И всё же, несмотря на упорство артельщиков, им приходилось таиться, справлять праздники на далёких лесных перекрёстках, бузиться по ночам, собираться за деревней, тренироваться в пустых сеновалах и амбарах. Власти выставляли кулачников мятежниками, убийцами и бандитами, присваивая себе право определять что есть зло, а что добро. На самом же деле они боялись самостоятельности подвластного народа, его обычаев, его способности защищаться и без указки принимать решения. Все неугодные объявлялись разбойниками, а их культура криминальной. Конечно, не гармошки и не засапожных ножей страшились "творцы нового мира", они уничтожали всю русскую культуру, а артель кулачных бойцов, как и казачий круг, оставалась самодостаточным, непокорным социальным институтом, способным жить по совести, а не по уголовному кодексу.

Поиграй, гармошка, мне!
Мои товарищи в тюрьме
Дожидают того дня,
Когда потребуют меня.

Угасание традиции боевой артели приходится на первое десятилетие послевоенного периода. В это время жизнь в деревне была крайне тяжелой, получившие паспорта крестьяне энергично переселяются в города. Колхозный гнет государства не давал возможности людям худо-бедно существовать, жизнь в городе была несравнимо легче. Процесс бегства из деревни шел и прежде, некоторые мужики специально били стекла в сельсоветах, чтобы ненадолго сесть в тюрьму. По освобождению выдавалась справка, на основании которой можно было получить паспорт, и не возвращаться в колхоз. Если прежде такие случаи были единичными, то после закона о паспортах для крестьян процесс переезда в города принял обвальный характер.
Поселяясь в городе, носители традиции не имели никакой возможности не только воссоздать артель, но даже применять на практике сложившиеся нравственные нормы и традиционные для их культуры музыку, песню, пляску. Оставшаяся в деревне молодежь не могла воспринять от старших прежний обычай, и еще недавние ритуальные бои постепенно деградировали до драк на танцах и разборок с приехавшими на сельхозпрактику студентами. Целых, не распавшихся, бойцовских артелей на конец 80-х годов мы уже не обнаружили, но вплоть до 2000 года мы имели возможность работать с живыми носителями традиций, состоявших во времена своей молодости в бойцовских артелях.

ОКРУГ И ЕГО ГРАНИЦЫ

Партией, артелью или ватагой называли воинственные мужские объединения, существовавшие в каждой деревне. В крупных селениях их могло быть несколько: "Дрались конец - на конец, голыми руками, драку начинали заводилы". Внутридеревенские артели образовывались территориально, по концам и посадам, бывало, что выделялась еще центральная партия. На сельских "сборищах" они соперничали между собой, а перед другими деревнями всегда выступали единой и слаженной группой.
Округом называлось объединение мужских партий союзных деревень с целью организации общинных вооруженных формирований, способных обеспечить стабильность и порядок. Формирование округов происходило чаще всего вокруг какой-нибудь крупной деревни, становившейся центром округа. Зачастую его название соответствовало главной деревне или селу (например, Арининский округ - деревня Аринино, Кушалинский округ - село Кушалино). Возглавлял округ окружной утаман, (у новгородцев иногда говорят вотаман) выбираемый на сходках артелями союзных деревень.
Объединение округа часто зависело от какой-то древней полузабытой общности деревень; часто союз складывался вокруг церкви. Округа, возникшие вокруг храма, обычно соответствовали церковным приходам (например, Рождественский приход, Михайловский приход). В значительной степени такие объединения напоминают отголоски древних северо-западных братчин.
В округах, сформировавшихся по приходам, складывалось не просто воинское землячество, но еще и духовное братство, скрепленное единым духовником, общим храмом и соборной молитвой. В каждой деревне отмечался свой престольный праздник - "престол". Престольный праздник приходского храма выделялся торжественностью из прочих. Сюда приглашались гости из всех союзных деревень.
Количество деревень в союзе было разным - от 3 до 7 и более. Как правило, все они были расположены вблизи одна от другой, хотя бывали оторванные от основной территории округа иногда на 10 километров. Нами фиксировались случаи перехода деревни в другой округ и следовавшие за этим изменение окружных границ.
Территория округа всегда четко определялась артельщиками, но попытки картографировать границы округов связаны с определенными трудностями. Дело в том, что носитель традиции на спорных территориях достаточно уверенно определяет, на своей земле он стоит или на чужой, причем проблематично выяснить, по каким признакам он это делает. Зачастую разделительной полосой является река, лесок, болото, дорога. Иногда отдельно стоящее дерево, камень, горка служат пограничными знаками. Территориальный раздел мог проходить через поле или лес и вероятно совпадал со старинными межевыми границами, позже забытыми. В советское время хозяйственное значение межевых разделов потеряло смысл, преобразовавшись в структурно-административное деление в рамках обычного права.
Наиболее заметное значение имели пограничные стыки на священных местах - "пятачках". Именно там проходили гулянья и обрядовые бои. Мосты, перекрестки, горки, замерзшие реки - немые свидетели бесчисленных боевых праздников, проходивших там столетия подряд, почти не изменяясь.
Вероятно, что в древности границы между родами и племенами также проходили по естественным рельефным образованьям, рекам, горкам и, конечно же, по дорогам. С тех незапамятных времен и до ХХ века образ дороги и перекрестка олицетворяет путешествие, опасность и неожиданность. Древний путник, выезжавший на перекресток или пересекавший реку, вполне мог ступить на чужую землю, где его могли ждать неприятности и даже смерть, что уж говорить в таком случае о хождении за тридевять земель. В современных округах мужчина, ступивший на землю враждебного округа, вполне мог рассчитывать на побои, а если округа или партии находились в состоянии войны, то мог быть и убит.
Любопытно, что под селом Кушалино старики употребляют термин "Русь", когда хотят очертить область бытования своей боевой культуры: "Это теперь только у нас на Руси бузятся…" (совершают бойцовский обряд с боевым плясом). На мой вопрос: "А что же там вокруг, не Русь?" отвечали: "Тоже Русь, конечно, но это я уж так говорю про нас - Русь, что этого обычая у них нет". Территорию "Руси" очерчивают буквально - "Тридцать километров в сторону Рамешок и двадцать поперёк". Для кулачного бойца середины ХХ века и тем более - для древнего, сказки о выборе пути витязем на перекрестке, о сражении на мосту не были набором фантастических образов. Ему самому приходилось ходить на "кресты" (перекрестки), выбирать дорогу в дружескую или враждебную землю, биться на мостах кулаками палками и в поножовщинах.

УТАМАН И ДРУГИЕ АРТЕЛЬЩИКИ

Во главе партии стоял утаман, выбираемый ежегодно, но чаще избранный давно, еще в юности. Не полюбившегося утамана партия смещала голосованием, если этого не удавалось сделать, то стареющий, но уважаемый утаман передавал власть своему избраннику, для этого требовалось одобрение артели. Нами зарегистрированы случаи, когда в течении нескольких поколений утаманили члены одной семьи, сохраняя родовое "драковое" имя (прозвище), например, утаманы Зуй и Бушуй.
"Драковые" прозвища нередко заменяли артельщикам их настоящие имена. Использовались они чаще всего внутри артели, особенно во время обрядов и боев. В обыденной жизни их употребление не табуировалось, но применение сокращалось. Многие имена были глаголами в повелительном наклонении, например, Зуй, Межуй, Бушуй, Забей и др., ряд имен описывал какие-то характеристики человека: Колесо, Жердяй, Шиш, или давался по названию животных: Воробей, Змей, Сокол, Окунь и др.
Рассказывая об утаманах, всегда подчеркивают их боевые качества. Утаман Волк один гонял чужую, вооруженную ножами партию, голыми руками, так как боялся кого-нибудь нечаянно убить, утаман Конка три телеги одна на другую в одиночку ставил, утаман Межуй кулаком вышибал из печки кирпичи, и т.п. Нередки рассказы об утаманах, личными боевыми качествами не блиставших, но отважных и верных побратимству, не раз выводивших своих бойцов из затруднительных положений. Чаще утаман - один из старших мужиков, но были и молодые. Внешним отличительным признаком утамана могла быть особым образом оформленная боевая тростка (боевая палка), или сережка в левом ухе.
Власть утамана в артели была весьма значительной. Подчинялся он только общему голосу артели да окружному утаману, если его артель входила в округ. По своему усмотрению он мог назначить месть, объявить войну, заключить мировую, наказывать и изгонять из партии. Совместно с окружным утаманом он вершил суд и назначал "сборища" (окружные праздничные гуляния с ритуальными боями в конце).
Во время боя утаман мог призвать товарищей стоять насмерть. Это делалось жестом - кидал на землю перед собой шапку:

Утаман снял серу шапку
И на дорогу положил
Вынул ножик из кармана
И сказал, не побежим.

Ближайшим по должности к утаману были "помощники", обычно их было немного, 2-3 человека. В их обязанности входило замещать утамана в делах, за которыми он не мог следить, отвечать за правый и левый фланг во время боевого стеношного построения и заботиться о безопасности утамана.
Другой разряд побратейничков - это "записные бойцы" или "расписные драчуны". Так обычно называли артельщиков, охочих до боя, всегда готовых сразиться с кем угодно и где угодно. Считалось, что они как бы расписывались под своим обязательством биться за интересы артели. Расписные были главной опорой утамана в осуществлении обязательств перед братией. Все составляющие партию бойцы обязывались по первому зову утамана явиться на бой, но "расписные" были самой решительной, деятельной и подготовленной частью артели. Во время сражения на "расписных", как на самых техничных бойцах строилась тактика боя, в мирное время они поддерживали власть утамана и следили за соблюдением артельных обычаев.
В селе Сельцо одного "расписного" нередко связывали накануне праздников. Там существовала хорошо развитая традиция палочного боя, как одиночного, так и группового. Этому "расписному" доставляло удовольствие одному, без трости выходить драться против всей стенки. И хотя случалось и прогнать соперников (до 50 человек), все же независимо от успеха руки его всегда были отбиты так, что после праздника он не мог работать в течение нескольких дней - руки не поднимались. Чтобы избежать этих ненужных в крестьянском быту выходных, родня его время от времени связывала спящим и держала так, пока бои не закончатся. С 40-х до 50-х годов в этом селе из партии в четыре десятка человек было только шесть расписных. Все они не уступали, а некоторые превосходили боевыми качествами бойца, о котором рассказывалось выше.
У многих из них есть в прошлом правонарушения, вплоть до убийств, поэтому в разговорах на тему боевой артели они, естественно, очень осторожны. Хотя некоторые из них, отбывшие срок в тюрьме за совершенные правонарушения, довольно охотно рассказывают о своих приключениях и хвалятся своими подвигами. Еще более трудный для изучения класс бойцов - "резаки", "головорезы" или "оторви головы". Это артельщики, осуществляющие по приговору утамана месть за убийство или ранение своего товарища. "Резаков" посылал утаман зарезать того или иного виноватого, что, как правило, всегда исполнялось. "Резаком" мог быть помощник утамана, "расписной драчун" или сам утаман.
Особую роль в артели играли "заводилы" или "задиры". Иногда они были хорошими бойцами, их ценили за храбрость, но особо ценились у заводил нахальство и острый язык. Перед стеношным боем проводился специальный обряд "задор" - время заводил. Каждый задира припасал свои колкости чужому атаману и его партии, это и частушки "на задор", присказки, иногда просто ругань. Испытывая друг друга на выдержку и острое слово, бойцы постепенно входили в озорное и задиристое состояние, в котором и начинали бой. Часто во время сшибки кулачники старались отыскать в гуще противников своего обидчика и наказать его. Если это удавалось, то в следующий "задор" это событие непременно обыгрывалось заводилами.
Обычай боевого задора, видимо, очень древний, так как имеет свои вариации на юге у запорожских казаков. На Украине этот обрядовый предбоевой задор называется "герц", а задирающиеся казаки - герцующими. Обычай боевого задора мы находим во всех богатырских сказках, былинах и преданиях. Бой предваряется похвальбой противников и взаимными поддевками.

С вами бились, и немало,
Да и порежемся еще,
У нас тело молодое -
Зарастает хорошо.

Иногда предбоевой задор кулачных бойцов превращался в своеобразный рифмованный диалог, в припевках под наигрыш музыканта. В частушках "на задор" есть тексты, в которых звучит обращение к своему оружию или к бойцам-побратейничкам. Тем не менее, и в этом случае подразумевается присутствие противника, потому что это обращение - призыв на бой с ним.
Для называния других артельщиков специальных терминов мы не фиксировали, исключая принятое в районе Сеглинского сельсовета прозвище "халявщики". "Халява" - это голенище сапога, за которым носили "засапожный", или "захалявный" ножик. Прозвище это не считалось обидным. Хотя из уст "расписных" оно могло прозвучать несколько оскорбительно, многие понимали его как достойное прозвище человека, носящего за голенищем нож. В окрестных деревнях, во время боев палками "халявщики" играли специальную роль, они были как бы помощниками-партнерами расписного, сражаясь с ним в "тройке" или "пятерке". Такой способ боя требовал особого опыта и собранности от всех участников. Взаимодействие вытренировывалось с детства, оттачивалось на протяжении всей жизни, в кулачных, палочных боях и в ножовщине, налаживалось через выкрики частушек "под драку" и наигрыш на гармошке. Такой способ боя в селе Сельцо называли "бой ульем".
Один из самых замечательных персонажей артели - музыкант. Еще в 30-е годы широко использовались цимбалы, скрипки, балалайки, гусли, рожки и бубны. В некоторых местах до начала 90-х годов еще можно было встретить традицию боевой игры на этих инструментах. Например, в деревне Курьеваниха жил гусляр Андрей Полусынок (родился в 1850 году), играл на престольных праздниках и так, для души; пел былины, старинные песни, плясовые; бил в самодельный бубен из собачьей кожи. Однако смело можно утверждать, что к 50-м годам гармонь вытесняет древние инструменты и доминирует на воинских обрядах.
Роль музыканта в культуре боевой артели очень любопытна и заслуживает отдельного рассмотрения. Очевидно, что круг его обязанностей перерастает образ обычного музыканта. Он не просто играет, управляет поведением бойцов через музыку, боевые припевки, жесты и выкрики. В районе села Кушалино наигрыш "буза" считается "плохой игрой" - под эту музыку дрались и убивали. Все опрошенные подчеркивали, что если гармонист заиграл "бузу", то не начать драку невозможно. Такую власть над собой бойцы объясняют отчасти тем, что гармошка, играющая "бузу" - это вызов, от которого невозможно отказаться, потому что драка все равно начнется. Игра "под-драку", "на задор" - это сигнал, своего рода "кнопка пуск".

Играй гармошка наша,
Чужую разорвем.
Из чужой деревни голову
В кармане принесем.

Заканчивалась музыка, вместе с ней прекращался и бой. Драка может закончиться, только если музыкант перестанет играть, либо если кому-то из противников удастся добраться до хорошо защищаемого гармониста и проткнуть ему ножом меха. Во время боя "в темную" бойцы искали противников на ощупь. Левой рукой, определяя по голове, парень это или девка (девка в платке), правой рукой нанося удары ножом. В Арининском округе существовал такой прием - гармонисту повязывали платок, его не узнавали, и это позволяло удлинить время боя.
Артельный музыкант очень напоминает скомороха. В XV-XVIII веках территория современной Тверской, Псковской, Новгородской областей выделялась развитой скоморошьей культурой, причем большая часть скоморохов селилась в сельской местности, и от их общего числа 2/3 составляли "веселые", "потешные". Мы можем предположить общность и преемственность обычая от "потешного" скомороха к деревенскому музыканту боевой артели.
В артельных боях важную роль играли юноши, не принятые в артель по малолетству. В Рамешковском районе их называли "подносчики", несовершеннолетние, носившие за бойцом холодное и огнестрельное оружие. Его роль можно назвать ролью оруженосца. Мальчики-оруженосцы хорошо известны в воинских культурах: отроки и гриди - древнерусских дружин, дамузо и кнаппе - у европейских феодалов. Постоянно находясь рядом с опытным бойцом и поддерживая его оружием и умелыми действиями, оруженосец постепенно сам оформлялся в опытного бойца, перенимая все необходимые навыки старшего.
В предвоенное и послевоенное время подносчиков использовали в первую очередь для того, чтобы обойти запрет на ношение оружия. Несовершеннолетний не привлекался к суду. Если при обыске у него обнаруживали оружие, он не наказывался. В тоже время, в случае необходимости, взрослый боец получал из его рук нужное в этот момент оружие. Подносчиков обучали также незаметно для стражей порядка "сбрасывать" оружие, то есть прятать в землю, топить в реке или ронять на землю, чтобы при этом на нем не оставалось отпечатков и чтобы этот маневр не был замечен обыскивающими: "Как в клуб милиция заходит, только слышишь стук, стук, стук - ножи за лавки сбросили". Во время больших боев ненормативного характера подносчики шли сзади строя сражающихся мужиков и добивали пытавшихся встать бойцов противника.
Возрастные группировки молодежи почти повсеместно на северо-западе назывались "беседы", но бытовали и такие названия, как "табун", "ласты", "вятки". Бесед могло быть от трех до пяти или семь, но чаще всего - три. Нами фиксировались некоторые специальные названия возрастных групп: до 12 лет - "костыги", с 12 лет - "подшалимки", 17 лет - "парни".
"Беседа" - основная возрастная социальная группа, в которой юноши проводили время: играли, соревновались, предваряли кулачные состязания старших, участвовали в драках "деревня на деревню". Начинали кулачные бои обычно младшие, потом вступали те, кто постарше. Так появлялась возможность у более старших ребят рассмотреть боевые личные качества своей будущей "смены". Если кто-то особенно хорошо проявлял себя, или достигал переходного возраста, то его переводили в следующую беседу. Иногда это было жеребьевкой - вытягивание кандидатами бумажек из шапки приходившего в младшую беседу старшего парня. Иногда переводили, набрасывая пояс, рушник или ремень на шею избранника, и так уводили его, как за уздечку из младшей беседы. После этого, он признавался всеми старшими, значительно менял свой социальный статус и попадал в новый круг общения. Последний перевод был из беседы во взрослую артель. С этим переводом для парня кончалось детство, и начиналась зрелость, мужики допускали его в свою компанию, и он начинал "женихаться".

НОЖ И БОЕВАЯ ТРОСТКА

В артелях каждый боец обязан был носить с собой нож или кинжал, изготовленный специально для боевого применения и более нигде в хозяйстве не применяемый. Нож отличался односторонней заточкой, кинжал двусторонней - "двузаправленный". Применение и ношение ножа строго регламентировалось. Известны три основные способа ношения: один - на поясе, второй в голенище сапога, третий - в кармане на груди. После "сталинского" указа о запрещении ношения холодного оружия в 20-х годах мужики стали избегать демонстраций оружия - прятали его в брюках, на груди, в сапоге и лишь изредка, на большие праздники, открыто носили ножи и кинжалы на поясах. Все опрошенные кулачники единодушно оценивали нож как символ мужчины, воина, свободного человека, подчеркивали его обязательную принадлежность костюму: "Без ножика ни кто не ходил - позорно". Право носить оружие они воспринимают как естественное, более того, считают это необходимым условием безопасности и обязанностью мужчины.
Весьма характерным обрядовым вызовом на бой, распространённым почти повсеместно в области, было втыкание ножа в землю (если обряд на улице, и в матицу - если в избе). Происходило это следующим образом: один из бойцов, исполняя боевой танец под наигрыш "на задор" с характерными припевками, приближался к тому, кого он желал видеть своим соперником и втыкал перед ним в землю свой нож, после чего тот выходил на обрядовый пляс, перерастающий в обрядовый бой. Рукоятки ножей часто оформлялись в виде голов животных. Обычно это голова птицы, рыси, щуки и быка, медведя, или волка. Такой нож с головой зверя, особенно эффектно смотрелся во время обряда в центре круга пляшущих кулачных бойцов.
Боевая тростка одно из наиболее любимых, широко распространённых видов оружия боевой артели. Изготавливали трости приблизительно одинаково повсеместно. Для этого использовали берёзу, вяз, дуб, ольху, но чаще всего можжевельник и осину. В деревне Сельцо, сразу после ледохода, все мужики и парни, шли в Бабинское болото вырезать осины под тростки. Здесь существовал обычай оставлять на древке комель - "набудыгу", который старались выбрать поразлапистее и покряжистее. Возвратившись в деревню, с осины обдирали кору, стараясь не задеть дерево ножом, потом тростку долго обжигали на костре, попеременно отмывая ее от сажи и шлифуя травой с песком. Это делалось до тех пор, пока древесина не принимала густо-чёрный цвет и не переставала пачкаться. После этого на тростку ножом наносился традиционный узор. В Рамешковском районе узоры наносились на берёзовой тростке, по коре, после чего тростка обжигалась, кора снималась, и на палке оставался негатив чёрно-белого узора. Весенний поход за тростками воспринимался как своеобразный праздник, повторяющийся ежегодно. К этому времени старые тростки приходили в негодность, ломались, либо их жгли.
Изготавливали обычно несколько палок, одна для ходьбы и боя, другая для праздника, такая тростка хранилась дома и редко выносилась. Наряду с обычаем ежегодной смены тросток, существовала традиция сохранения дедовских и прадедовских палок, передаваемых в роду как память о предках, служивших семейной реликвией. Такие родовые тростки хранились обычно на чердаке, либо стояли в избе в углу. Боевая палка хозяина дома (деревянная или железная) находилась, как правило, около входа, чаще всего в углу противоположном бабьему куту. Место выбиралось не случайно: "Чтоб на входе встречать, если кто полезет". У выхода из избы, так же было принято ставить топор, вешать ружьё. Гость, входивший в избу, оставлял тростку на улице либо на крыльце, старикам не возбранялось входить внутрь избы с палкой.
Узоры, наносимые на тростку, типологически устойчивы повсеместно. По тростке устанавливают принадлежность хозяина к тому или иному округу, деревне, партии. Первый разряд символов мы условно назовём " артельные узоры". Они состоят из комбинации устойчивых знаков сложившейся в той или иной боевой артели и сознательно или по инерции наносимых на тростку всеми артельщиками. Повсеместно на тростке наносился узор в виде шахматных клеток, этот символ характерен для украшения боевых палок наряду со знаком "оскал" или "зуб". Второй разряд - "знаки заслуг", наносимые на тростку в память о том или ином событии. В селах Ведное и Дьяково за победу над противником в палочном бою на тростку наносилась белая вертикальная черта, ещё одна победа - ещё одна черта, рядком по кольцу до замыкания, потом начинали следующее. За неудачный бой наносился знак в виде горизонтальной черты "минус" как нашивка за ранение. Говорят, некоторые пытались вырезать себе незаслуженные вертикальные "палочки" - "для форса", за это били. В Тверском Верхневолжье известна традиция нанесения на верхний конец тростки четырёхконечного или восьмиконечного креста в память о паломничестве или каком-то духовном событии в жизни владельца. Не исключено, что этот обычай связан с артелями калик перехожих, которые, по былинам, не расставались с походными палками. Зачастую в былинах калики используют свои посохи как боевые палицы. Навершия тросток нам известны навершия в виде "клюшек", "набулдыг", птичьих голов, человеческих голов, волчьих морд. Оформление наверший тросток очень близко к археологическим находкам наверший посохов из древнего Новгорода.
Символика мужского начала и боевого духа хорошо видна в обычае посвящения в дружину посредством удара тросткой. Способы ношения тростки и обращения с ней достаточно жёстко регламентировались. Проходя по деревне или на драку, тростку носили в левой или правой руке, чаще в левой, таким образом, чтоб свободный конец волочился по земле. Были распространены и железные кованые тростки, применяемые исключительно в боевых ситуациях. В сечении они восьми, шести или четырёхгранные; по форме чаще всего "клюшки", иногда с набалдашником, или заканчиваются кованым кольцом. Под Кушалином партия, шедшая на бой с железными тростями по булыжной мостовой, производила такой шум и лязг, что её слышали за три-четыре километра. Таким образом, артель старалась устрашить соперников и извещала о своём приближении.
Состязательный бой мог начаться с вызова противника на пляс с тросткой. Пляс проходил под наигрыши "под-драку", "буза". В Удомельском районе вызванный мог наносить любые удары тросткой, а вызывавший во время пляса имел право только защищаться и атаковать ударом ноги. Цель пляшущих "на-задор" была оттеснить соперника к строю его артели. Как только это происходило, начинался стеношный бой на тростках. Здесь можно было бить ногами, палкой и руками, лежачего не трогали. Задача состязающих состояла в том, чтоб прогнать артель соперников с гуляния, выгнать из деревни, однако бить противника в проулке считалось "подличеством" и наказывалось своими же, как и битьё лежачего. Существовал способ наказания, называемый "сажать на красного коня": нарушителю между ног вставлялась тростка в горизонтальном положении, двое, один спереди другой сзади, брали палку за концы и подбрасывали на ней провинившегося, как на коне, отбивая ему промежность.
Во время гуляния тростка могла использоваться и для заведения знакомства. Для этого нужно было, подойдя степенно сзади к парочке прогуливающихся девок, разделить их пару осторожным движением тростки сверху вниз. После чего парни брали под ручку приглянувшихся девок и дальше гуляли уже вместе с ними. В Помостье ухажёры дарили девкам на память "ручники" - женские тростки, напоминающие мужские, но короткие, около полуметра, часто на темляке. Их нередко изготавливали из поломавшихся в драках мужских тросток. В Рамешковском районе записана техника боя такими палками.

ТРАДИЦИИ КОСТЮМА АРТЕЛЬНЫХ БОЙЦОВ

Говоря о традиционном костюме кулачного бойца, необходимо оговориться, что речь идет не о каком-то особом фасоне костюма, а скорее о моде в среде кулачников и о своеобразных способах ношения, в общем, обычной крестьянской одежды.
Пиджак со спущенным правым рукавом носили на боевые праздники, так дрались. Открытая правая рука становилась более подвижной, левый рукав хорошо защищал запястье и предплечье от ножевых ран: "Рукав на руку накрутишь, та еще там задник, ножом уже не порезать; даже просто рукав рубахи и то - не прорезать", "С руки - с правой рукав, чего там сверху есть у тебя, лучше снять, тогда бить ей свободнее - лучше". Проходя по деревне в таком виде, парень объявлял о своем намерении вступить в противоборство, иногда так одевались призывники, на проводах - это считалось признаком удали и молодечества. Пиджак, взятый за ворот и переброшенный через одно плечо, сообщал о желании не участвовать в событиях либо решении уйти с праздника. Такого обычно не задирали, уважая его права. Если пиджак набрасывался на оба плеча, а руки в рукава не просовывались, то его хозяин вполне мог рассчитывать на драку, так как это было объявлением презрения к опасности, которое мог проверить любой кулачник: "Набросишь так и идешь, все видят, что я ни кого не боюсь".
Порты кулачного бойца были обычного традиционного кроя (позднее их вытесняют брюки), но с несколько более широкими порчинами, вероятно, из-за необходимости свободно двигаться в бою. Весьма характерной чертой был напуск на сапоги "пузыри": "Парчины нужно так напустить, чтоб ножика в сапоге не видать было". Сапоги являлись предпочтительным, "фасонистым" видом обуви. Голенища всегда сминали в "гармошку", иногда даже заглаживая складки утюгом.
Взрослые мужчины, входившие в артель, носили стрижку "под-челку", "под-полечку ", "под-чуб" - названия варьировались, но модель оставалась единой: волосы на висках и затылке коротко подстригаются или сбриваются вовсе, оставшиеся пряди от макушки до лба образуют треугольную косицу - "чуб". В традициях Верхнего Помостья в первые "подстрижины" мальчика стричь "под-челку", и эту стрижку он носил до старости. В селе Ведное такую стрижку имели право носить только после 17-18 лет, по зачислению во взрослую партию, младшие стриглись "под-ерша", а дети - наголо. Отправляясь на драку "челку" зачесывали "на левый глаз", начесывали на лоб, на глаза, иногда назад. Неоднократно мы фиксировали обычай ношения серьги в левом ухе утаманами, но этот обычай практически исчез уже к 20-м годам ХХ века, и употребляется очень редко.
Шапка, надетая ровно на середину головы без наклона означала ровное, взвешенное настроение хозяина. Так ее надевали, когда намеревались общаться с чиновниками, фотографироваться всей семьей или чтобы произвести впечатление серьезного человека. Кепка или шапка, надвинутая на глаза объявляла всем о слишком нервном настроении ее обладателя и о нежелании участвовать в общих забавах - "не суйся, можешь получить нож". Головной убор, сдвинутый на затылок, означал желание бойца подраться. Любой был вправе вызвать его "на задор". Такое ношение шапок обычно сопутствовало времени, когда артельщики шли на место традиционных состязаний, на горку или на мост. Наряду "с шапкой на затылке" существовал обычай ношения "набекрень", при этом головной убор сдвигался к уху на правую или левую сторону головы. Человек, носящий таким образом картуз или кепку, воспринимался всеми как озорник и забияка: "Сразу видно мазурик - шапку вон заломил". Шапка, брошенная на землю, являлась клятвенным жестом "умереть, но не отступить", не выходить из сражения до конца.
Перед праздником, на котором ожидалась драка, рукава на запястьях обматывали кожаными ремнями, берестой или материей для дополнительной защиты рук от ножей и палок, а также для предохранения лучезапястных суставов от травм в кулачном бою. Во время пляски "под-бузу" парни вызывали друг друга на бой. Нужно было воткнуть нож в землю перед соперником, и если он хотел драться, то выходил плясать. Во время пляса "бузники" определяли степень жестокости боя. Чтобы вызвать противника на увечный бой или на бой "насмерть", пляшущий снимал с себя рубаху или разрывал ее у себя на груди. Принявший вызов боец должен был повторить жест. Из истории славян мы знаем, что обнажение перед боем у них означало готовность умереть, торжественную встречу последней битвы, в которой важно, погибая, прихватить с собой побольше врагов. Так поступали запорожцы, донцы, так же готовились к последней битве воины князя Святослава.
Пояса носили разные. Обычно - неширокие, с кистями. На праздники к поясу привешивали ножик в чехле - неотъемлемый элемент русского национального мужского костюма, иногда - гирьку-кистень. В селе Ведное существовал артельный обычай, по которому несовершеннолетним юношам не дозволялось носить пояса и рубахи навыпуск. Они должны были заправлять подолы в штаны. По принятию парня в младшую взрослую "беседу", ему разрешалось носить пояс толщиной в один палец, по прошествии трех лет - в два пальца, и еще через три года, при переходе в старшую взрослую "беседу" артели - в три пальца. В древних новгородских традициях было принято выделять воинскую, боярскую знать золотыми поясами. Позднее этот обычай фиксируется в среде новгородской знати - у окупечившихся бояр. По поясу воина судили о его заслугах. Неслучайно в боевой артели, этой наследнице вольных дружин, сохранились такие устойчивые функции пояса, как отображение знаков заслуг.

По материалам статей ГРИГОРИЯ БАЗЛОВА с сайта www.buza.ru
Иллюстрация: кулачный боец Тверской губернии, начало XX века