"Дыши". Эта песня когда-то звучала для него как издевка. Казалось бы, как можно было дышать, когда кислород перекрыт? Дышать значит жить. Как же, думал он тогда, можно жить, если жизни больше нет. Пожалуй, он преувеличивал. Он всю жизнь преувеличивал и всю жизнь делал чересчур поспешные выводы. И всегда отдавал всего себя.
Но теперь это неважно, теперь смысл его жизни это обычное ожидание и поиск. Пожалуй, достаточно неоднозначное это слово, поиск. Он ищет все и везде, где-то что-то находит и берет для себя, где-то что-то ненавидит и отторгает. Он очень странный человек, но что же породило его странность? Почему нестандартное мышление не делает его ограниченным? Он может прекрасно понимать как самого опустившегося маргинала, так и высокообразованного человека. Он их понимает, но они все ему говорят как один, будто повторяя друг за другом: "Надо же, как ты нестандартно к этому подходишь". Когда-то его это забавляло.
Но теперь, когда он видит, как толпы народа одновременно заявляют "Мы не такие, как вы, мы отличаемся, мы другие!", а потом становятся толпой клонов, скучным стадом, мыслящим одинаково и продолжающим заявлять тот же лозунг, ему становится тошно...

Теперь, когда он видит, как по новостям только и твердят, что о повышении образованности, о положительных результатах в этой области среди молодежи, а потом идет в свою компанию, он находит там новых людей. И, да, эти люди уже хуже любого бомжа по манерам. Когда он снова и снова замечает это, ему становится противно.
Он даже пытался верить людям. Но после того, как он отдал всего себя для любви, он понял, что отдал себя на съедение, потому что не умел обращаться с этим зверем.
"Так рождаются личности", скажет кто-то. "Так закаляется сталь", скажет какой-нибудь шаблонщик. "Так становятся социопатами", подумает он.
Да, всему есть предел, а у человека есть выдержка. Она-то и позволила ему разобраться в себе до того, как он истощился полностью. Вернее сказать, она заставила его разобраться в себе. Он понял, как жалки и глупы люди, решившие, что их смерть принесет окружающим больше радости, чем горя. Тогда как это лишь признак такой слабости характера, что человек готов убежать от красоты жизни в никуда, куда-то, где даже может быть еще хуже!

Красота, вот, что он понял. Всем была бы не нужна любовь, если влюбленные не чувствовали красоту друг друга.
Как только выпал густой и пушистый снег врядли много человек, выйдя гулять, останавливались и смотрели на сухие, коричневые стволы городских деревьев, закрытые шапкой снега. А он, быть может, еще кто-то, вышел только для этого. Он отошел подальше от своего дома, забрел в глубокую полудикую чащу, сел на ветку дерева и смотрел на это произведение искусства, созданное самой природой. Наверно, никогда до этого он не любил зиму так, как в тот день. Он даже взглянул в сумрачную даль, уже через несколько десятков метров становившуюся белой стеной, пожалуй, на это можно смотреть бесконечно, но он знал, чего ждет: через какой-то час или больше солнце вошло в самый пик заката, когда при облачном небе все пространство над головой окрашивается в красный цвет. Каждое облако в свой оттенок этого цвета... И на считанные минуты все вокруг, насколько позволяли снежинки, окрасилось в этот цвет. Он почувствовал счастье. То, которого было когда-то, радостное, даже игривое, счастье. Каждая снежинка, которую успевал он поймать глазами, имела что-то от этого цвета. И каждая, так не похожая на другие, была окрашена только в свой индивидуальный оттенок.
Он был восхищен несколько мгновений, однако этого было достаточно, потому что солнце уже закатилось и нужно было идти домой. Даже погода в этот день стояла идеальная, казалось, что было даже тепло, а снежинки, медленно падающие из ниоткуда, мягко гладили его по щекам. Уют. Спокойствие. И счастье. Теперь он верит: оно существует. И это абсолютно необязательно должно быть лишь земное удовлетворение. Оно обитает везде и абсолютно всегда.

Однако, после такого момента ему было необходимо вернуться в свой мир. Наверно, ему никогда не избавиться от него. Его мир это скука, обыденность, апатия и одиночество. И красота, которую он научился находить везде и в разных формах. Единственным, что являлось для него уродством, были те люди, которые остановились, но точно не за тем, чтобы поглядеть вокруг себя. Такие люди ничего, кроме себя, не могли видеть. Они могут быть и не эгоистами, но тогда они настолько ограничены, что ему противно даже слушать их разговоры. А таких становится много. Так много, что ему уже отвратительно ходить куда-то, где он может их встретить. Потому он научился ценить время...

Казалось бы, какая связь? Но теперь он считает минуты, он все реже способен уловить ход времени, однако он научился распределять время для себя так, чтобы оно оставалось почти для всего, что ему было нужно. Для его мыслей, для его прогулок. И этих поисков...
И вот теперь он сидит на высоких узких качелях прямо под огромной луной, ковыряет носком землю и совершенно не видит дороги. Он может идти куда угодно, но только в пределах своего маленького мира. Он может делать что угодно, но только в пределах своей совести и свободы. Однако он ждет. Ждет и ищет.
[338x480]