[показать]Почему я должна извиняться за то, что я стала таким монстром? Никто не извинялся передо мной за то, что сделал это со мной.

Гиллиан Флинн. Исчезнувшая

 

Healing comes so painfully

Plumb – Damaged

 

От горячей воды в ванной комнате витает пар и зеркала очень быстро запотевают, покрываясь белой дымкой. Но стоит протереть поверхность, как они снова засияют, возвращая привычное отражение. Наверное, на такое простое волшебство надеялась и я. Что я тоже смогу оттереть всю грязь и стать прежней.

Я тру кожу жесткой губкой со всей силой, пока ее не начинает саднить, это заставляет меня снизить усердие, хотя мне все еще кажется, что я чувствую те запахи, что они остались на мне, въелись в каждую пору кожи. Откладывая на край ванны губку, я подтягиваю колени к груди и делаю медленный вдох, потом выдох, потом еще раз и еще. Мне становится немного легче. Я дома, я в безопасности, а он мертв. Это была своеобразная мантра, которая помогает мне как-то удерживаться в нормальной жизни. Прикрывая глаза, я прижимаюсь щекой к горячему от воды колену.

Сильный удар и я оказываюсь на полу. Инстинктивно пытаюсь забиться в какой-нибудь угол, потому что знаю, что это только начало. Мужская рука крепко хватает меня за шиворот, рывком поднимая на ноги. Данте разворачивает меня к себе, и я смотрю в его до странности почти прозрачные серые глаза. Он улыбается, и я готова вопить от страха, который лихорадочным пульсом колотится у меня в затылке.

- Ну что, милая, пришло время нам поговорить о нас…- он хватает меня за волосы и со всего размаху бьет лицом о стену. Боль врезается в меня обжигающей вспышкой, слышится противный хруст. Теплая кровь заливает мне подбородок и капает на пол, оставаясь там блестящими, темными каплями на лакированном дереве. У меня сломан нос, для начала. Эдакая прелюдия к тому, что последует за этим. Я успеваю только подумать «Господи, помоги мне», как сильные удары приходятся мне в живот, бока, грудь. Он не жалеет сил, выплескивая гнев, которого у него за эти годы накопилось достаточно. Его лицо почти перекошено от ярости. Ожесточенно бьет по лицу, сжимает горло и шипит в ухо:

- Ты пожалеешь о том, что сделала.

Даже не помню, как оказалась на полу. Просто стоило моргнуть, и вот ты уже внизу, пытаясь свернуться в позу зародыша и защититься от удара тяжелых ботинок. Каждый сантиметр тела вопит от боли, словно в него впиваются острые крючья и пытаются растащить на части. Каждый удар, как новая огненная вспышка, от которой почти слепнешь, но я молчу. Я помню старые правила, которые уяснила очень хорошо: никаких слез и криков. Потому что это взбесило бы  его еще сильнее.

Мужчина присаживается рядом на корточки, словно ненадолго переводя дух.

- Как тебе начало нашего свидания, дорогая? – он усмехается, и это больше похоже на звериный оскал. Иногда за красивой маской может прятаться настоящий монстр. Он снова хватает меня за волосы и рывком заставляет сесть перед ним. Я замираю, стараясь даже не шелохнуться. Похоже на детскую игру: если не двигаться, чудовище не нападет.

- Я скучал по тебе…- он целует мои разбитые губы сильно и с нажимом, снова причиняя боль. Но это становится лишь еще одной каплей в море. Еще больше я чувствую отвращение, которое как будто запечатляет на моей коже холодные, липкие поцелуи. Он отстраняетс, и я вижу, что его рот перепачкан моей кровью. Алые мазки на белой коже, но Данте, казалось, даже не чувствует этого.

- У тебя были другие – ласковым голосом произносит он. – А мне казалось, что за время наших чудесных отношений, ты должна была уяснить…- его голос становится ниже, переходя почти в угрожающее рычание. -…я терпеть не могу, когда трогают мои вещи!

И он ломает мне руку. Всего одно мгновение, один рывок и вот я вижу белеющую кость, прорвавшую кожу.

Я бессмысленно, отчаянно пытаюсь уползти от него, краем сознания лихорадочно понимая, что деваться некуда. Побои теперь приходятся на спину, он нещадно бьет ногами, почти вдавливая меня в пол. Словно хочет раздавить насекомое, которое вызывает у него омерзение.  А потом несколько резких ударов по пояснице…От боли из меня вырывается вополь, в водовороте этой агонии я чувствую, как внутри меня снова что-то ломается, разрывается под его ударами. Сквозь всю пелену, я понимаю, что не могу пошевелиться. Данте сломал мне позвоночник. Кровь заполняет рот, оседая на языке странным привкусом. Я не чувствую свое тело, я уже не чувствую боль. Зажмуривая глаза, я хочу только  отключиться и провалиться в никуда. Лежа обездвиженной, в луже собственной крови я молилась именно об этом.

Когда я прихожу в себя, я почти ничего не могу понять, кроме огромной волны боли, которая накрывает все тело и я поспешно трачу кровь, чтобы справиться с самыми тяжелыми повреждениями. Мне холодно и темно. Не могу открыть глаза, слышу лишь скрип дерева и шум волн, которые ударяются о стену. Я на яхте? В море? Где она находится? Смогут ли меня отыскать? Я пытаюсь сесть, сжимаю пальцы в кулаки: длинные ногти оказываются сломаны. Жаль, у меня был красивый маникюр. О чем я думаю? Соберись, Альба! Голова трещит, все еще не могу открыть глаза, словно веки склеились. Я снова пытаюсь пошевелиться и резкая боль в пояснице, заставляет меня замереть. Как будто что-то острое протыкает меня насквозь и царапает позвоночник. Я застряла в кошмарно сне.  Мне хочется, чтобы кто-нибудь включил свет, разгоняя эту темноту. Мои пальцы нащупывают какие-то сухие комья, которые склеили ресницы. Запекшаяся кровь от слез? Я отдираю ее ногтями с ресниц, век и наконец могу видеть. Вся моя кожа была покрыта синюшными гематомами и засохшей кровью. Но я  была целой, никаких сломанных костей.

За дверью раздаются шаги, она распахивается и в нее кубарем влетает незнакомый мне молодой парень. Следом спускается Данте, бодро насвистывая какую-то незамысловатую мелодию.

- Уже очнулась? – он окидывает меня взглядом и довольно кивает. – Чудно. Я принес тебе ужин. У меня есть на тебя планы и хотелось бы, чтобы твой вид не напоминал о свежей отбивной. Это задевает мое чувство прекрасного.

Данте располагается возле двери, при этом, не забыв запереть ее и, небрежно откинув прядь светлых волос с лица, кивает на парня, который уже встал, пошатываясь,  и бессмысленно озирается по сторонам.  Похоже его чем-то накачали.

- выпей его полностью и приведи себя в порядок.

Сама не до конца веря, в то что я делаю, я качаю головой и тихо говорю «нет». Я не могла осознано лишить невинного человека жизни.

Благожелательный настрой Данте мигом исчезает, как будто щелкнули тумблером. Он подходит к парню, достает из-за пояса нож. И втыкает его в юношу. Бедняга хватает ртом воздух, Данте смотрит на меня и вытаскивает алое от крови лезвие.

Чтобы погасить крик, я зажимаю свой рот ладонями. Парень оседает на пол, прижимая руки к животу, потом отнимает одну из ладоней, перепачканную в крови, и недоуменно таращиться на нее, словно не понимает, откуда взялась эта краска.

- Не надо…-тихо прошу я.

- Не надо? – Данте вздыхает и бережно вытирает платком нож.- Альба, ты же сама вынудила меня так поступить с беднягой. Если бы не твое упрямство, он бы так не страдал. А теперь не заставляй меня расстраиваться, будь послушной и сделай то, что я сказал. Пей.

Я подползаю к телу, запах свежей крови будит во мне чудовищный голод. Я презираю себя за это.  Жажда берет верх, и я наклоняюсь к юноше, прокусываю кожу у него на запястье и начинаю пить.  Мое тело исцеляется окончательно, уходит боль, исчезает голод, но вместе  с этим почти исчезает пульс бедняги. Я останавливаюсь и смотрю на него. Он не жилец, если только его сейчас же не отвезти в больницу, но вряд ли Данте станет это делать.

- Закончила?

Я киваю. Парень без сознания и умрет, так и не приходя в себя, не почувствовав боли.  Данте подходит, щупает его пульс и потом смотрит на меня, вопросительно приподняв бровь:

- Закончила, говоришь? – внезапная сильная пощечина отбрасывает меня назад. – Неужели так трудно сделать то, что я прошу?!

Он хватает тело и тащит за ноги к выходу.

- Никуда не уходи, любовь моя.  Я скоро вернусь – он широко улыбается и уходит. Я беспомощно озираюсь в поисках подсказки, хотя и так знаю, что все будет как захочет он. Никто мне не поверил, когда я сказала, что он опасен, что он попытается со мной поквитаться.  Решили, что я  преувеличиваю. Даже Арман.

Данте возвращается минут через двадцать, неся в руках полотенце.

- Пора привести себя в порядок. Отодвинь-ка вон ту ширму.

Я слушаюсь, и за ней оказывается душевая кабина. Блондин швыряет мне полотенце:

- Отмойся, детка. И не закрывай створки душа… -говорит он, когда я было потянулась чтобы закрыть стеклянные двери душевой.

Данте ставит стул напротив и садиться, не сводя с меня взгляда.

- И чего ты ждешь? Особого приглашения?

Я начинаю снимать одежду, которая почти превратилась в лохмотья, и отдирать ее там, где она присохла от крови. Но не это было противным, а взгляд мужчины, сидевшего напротив меня. Он скользил по мне, вызывая чувство омерзения и абсолютной беззащитности. Он смотрел на меня, как на ценную вещь, которую так вожделел и которая снова оказалась в его руках.

Горячие струи душа потекли по коже, размачивая засохшую красную корку и смывая ее розовым потоком в водосток. Мне хотелось отвернуться к стене, спиной к нему, что бы не видеть мужчину и чтобы он не видел меня.

- Альба, будь так любезна, повернись обратно. Иначе мне придется подойти и снова объяснить тебе правила хорошего тона…

Это было унизительно. Один из самых простых способов сломить женщину – лишить ее возможности прикрыть наготу, сохранить интимность собственного тела.

- Ты меня очень огорчила, и, что скрывать, все-таки удивила, когда сбежала от меня. Признаюсь, недооценил. – Данте чуть откидывается на стуле, продолжая беззастенчиво пожирать меня глазами. – Но тогда я понял, как сильно ты мне нужна. Мы созданы друг для друга. И представь мое разочарование, когда после стольких лет поиска мне удается тебя отыскать, и я узнаю, что моя возлюбленная оказывается все это время радостно раздвигала ноги для какой-то белой рвани по имени Майк. Майк – мужчина хмыкнул. – даже имя у него плебейское… Нов се таки зачатки амбиций в тебе есть: непростой путь от шлюхи помощника Шерифа до княжеской подстилки.

Я вздрагиваю, ничего не могу с собой поделать.

- Да, твой Сир понятия не имела, какую услугу оказала тебе, прозрачно намекнув в разговоре со мной, что тобой интересуется сам Князь.

Меня начала бить мелкая дрожь, не смотря на горячий душ. Я слишком хорошо помнила, чего мне могло стоить внимание чужого мужчины. Вежливая улыбка и пара дежурных фраз, могли повлечь за собой крепкие пощечины, пятиминутный разговор – синяки на теле и ноющую боль при каждом движении, а вежливый поцелуй в щеку и дружеское объятие десять лет назад стоили мне пары сломанных ребер и сотрясения. Теперь мои проступки были куда тяжелее.  За все эти годы, которые я провела вдали от Данте, наивно веря, что я в безопасности и могу начать все заново, я  позволила мужчинам куда большее, чем вежливый поцелуй.

- Впрочем, - продолжил Данте- обстоятельный разговор мы устроим дома. У тебя будет ночь, что бы собрать все самое необходимое, попрощаться  с Сиром, а также объяснить своему Князю, что ему придется найти себе новую постельную грелку.

Я не выдерживаю и все-таки поднимаю на него глаза, словно то, что я  посмотрю на него, может отменить его слова.

- Ты все верно поняла, любимая. Мы возвращаемся домой, в Нью-Йорк – он смахивает с манжета дорогого спортивного пиджака несуществующую пылинку и смотрит на меня холодным, цепким взглядом. – И в твоих же интересах, чтобы окружающие поверили, что ты сама хочешь вернуться обратно в наше уютное гнездышко. Ты ведь помнишь наш дом?

В памяти всплывает холодный блеск хромированного металла в интерьере, огромные комнаты, в которых все равно негде было спрятаться; горничная, плохо говорящая по-английски, но отлично умевшая на все закрывать глаза; бессонные ночи, когда боишься пошелохнуться в постели, что бы не разбудить спящего рядом мужчину; разбитое стекло посуды, в ярости сброшенной со стола;, рубашки с длинным рукавом и застегнутые на все пуговицы, что бы скрыть синяки, царапины и следы укусов; пятна крови на белоснежном ковре в гостиной; подаренные украшения от Тиффани, в качестве странного «прости» за слишком сильные удары. Да, я помнила, что такое «наш дом».

И теперь я должна была вернуться в этот кошмар, от которого мне с таким трудом удалось проснуться. Я выключаю краны и спешу завернуться в полотенце, словно это прочный барьер между мной и Данте.

- У тебя остались какие-то вопросы?

- Я не знаю, как объяснить Князю мой поспешный отъезд – тихо отвечаю я, и замираю в ожидании новой вспышки гнева, но Данте спокойно отвечает:

- Все просто: ты возвращаешься домой, с тем кто тебя любит. А ваши с ним…ммм…отношения были ошибкой. Думаю, ты справишься с этой ситуацией.

Мне захотелось расплакаться, но я впиваюсь обломками ногтей в собственную ладонь, чтобы погасить это желание. От одной мысли, что мне придется все это сказать Арману, мне становилось больно так, словно в моем теле снова были переломаны кости.  Данте не знал все правды, слава Богу. Да и откуда? То, что начиналось между мной и Арманом, было так важно и интимно для нас обоих, что мы единогласно предпочли выдерживать дистанцию от остальных, не подтверждая и не опровергая слухи о нашем романе.  На деле же, мои упакованные вещи уже ждали пятничной перевозки, что бы занять свои места в доме Князя. Арман заговорил об этом еще несколько месяцев назад, потом просто терпеливо дал мне время перепугаться, порефлексировать, обрадоваться и согласиться. Это было очень правильное и логичное продолжение наших отношений, и теперь мне предстояло очень убедительно соврать мужчине, котрого я любила. Я слепо верила, что таким образом уберегаю его от неприглядной правды обо мне, Я бы не вынесла если бы Арман узнал о всех тех мерзостях, что когда-то со мной сотворили и поэтому я хотела остаться хорошим воспоминанием.

- Все еще думаешь, что сказать? – хмыкает Данте, возвращая меня в кошмарную реальность. – Я всегда подозревал, что Господь обделил тебя сообразительностью – он встает и подходит ближе. Я чувствую себя кроликом перед удавом, чувствую приближающуюся беду, но не могу пошевелиться, словно разом онемела. Руки Данте сжимают мою талию. – Зато тебе досталось шикарное тело, даже лучше, чем я помню. Хотя, - он улыбается той улыбкой, от которой мне хочется закричать – почему бы нам не освежить память?

Он пытается рывком сорвать полотенце, но мои руки сжали его мертвой хваткой. Я судорожно и бессмысленно пыталась остановить неотвратимое. Всех можно сломить по-разному. Главное найти слабое место. В этом вопросе у мужчин всегда было преимущество: они всегда могли причинить женщине боль тем способом, который останется у них в памяти до конца дней.

Я отчаянно хотела, что бы это произошло не со мной. Что бы это оказалось дурным сном или сценарием плохого фильма. Чтобы злое шипение «сука» и удар по лицу были не настоящими, частью сценария. Но я чувствую, как меня толкают на кровать, прижимая к ней животом. Как мужчина сверху выворачивает мне руки за спиной и чем-то их связывает, от чего кожа на запястьях почти горит огнем. Чувствую, как его колено раздвигает  мои бедра, как чужие ладони грубо шарят по моему телу. Все мое существо содрогается от ужаса. Мне отчаянно хочется сейчас не существовать, не чувствовать как мое тело оскверняют, извращая нечто очень важное. Острая боль вспарывает меня снизу доверху, я пытаюсь кричать, больше мне ничего не остается, но матрас, в который Данте вжимает мое лицо, поглощает почти все звуки. Пульс колотиться, как бешенный, заглушая в моей голове все, даже собственные крики. Рывками он почти вбивает меня в постель, и мне кажется, что все мое тело превращается в одно сплошное грязное, зловонное болото, в котором не было ничего кроме боли, страха и отвращения. В котором не осталось ничего чистого и сокровенного.

Я не знаю, как долго все это длится. Можно ли подсчитать, сколько времени ты провел в Аду? Когда он заканчивает, то развязывает мои руки, и они безвольно падают на постель. Я чувствую тяжесть его тела на себе и от этого хотелось кричать. Я была загнанным животным, но не могла пошевелиться. Наконец, он встает, слышно как вжикает молния на джинсах.

- Славно повеселились – в качестве хозяйской ласки он щипает меня за ягодицу так, что останется след. – Мне нужно уладить несколько дел, но я скоро вернусь. Я люблю тебя.

Бодрой походкой он уходит. Я знаю, что он вернется, что все продолжится и это только одна их ночей.

Я с трудом заставляю себя пошевелиться, напоминая себе, что я еще жива и сползаю с кровати, стараясь забиться куда-нибудь в угол, как можно дальше от того места, где меня изнасиловали. Будто это могло помочь. Я рыдаю навзрыд, кричу, пока не начинает саднить горло. Мне хочется содрать с себя кожу, к которой он прикасался. Но я лишь царапаю пол под ногтями в неконтролируемой истерике. Внутри меня не осталось ничего целого. То, что я так старательно создавала заново, с нуля, теперь утонуло в той грязи, которую принес этот мужчина. Я сжимаюсь в комок на полу, пытаясь прикрыть наготу, униженная и раздавленная. Из меня снова вырывается отчаянный крик, и именно с этим звуком я окончательно ломаюсь. Данте добился, чего хотел. Я чувствую будто из меня вырвали душу…

Я открываю глаза, словно вырываясь из кошмара. В воздухе витает удушливый, влажный пар, запотели все зеркала. Выбираюсь из ванны, заворачиваюсь в махровый халат и выключаю воду.

Данте продержал меня на яхте несколько ночей и о том, что там произошло я не расскажу, даже если от этого будет зависеть моя жизнь. В любом случае, чудовище мертво, хотя у меня такое ощущение, что его тень так и осталась с нами. Прошло уже почти пять месяцев, а мы все еще пытались сделать нашу жизнь нормальной.

- Альба- Арман деликатно стучит в дверь, но не заходит. Он никогда этого не делает, по моей просьбе. Мужчина, с которым я делю дом, после произошедшего никогда не видел меня без одежды, не говоря о чем-то большем. Я сама все еще не могу смотреть на свое тело без отвращения.

- Я скоро – отзываюсь я и чувство вины заполняет меня, как серая тень.  Арман старается ради нас. Он верит, что все наладится, что мы должны пытаться. Разбитое можно склеить, но останется трещина. Так и внутри меня был пульсирующий, ноющий шрам.

Первые месяцы я едва могла выносить присутствие Армана. Не смотря на всю любовь и благодарность, которую я к нему чувствовала, он был и оставался мужчиной. И сама мысль  о том, что он будет меня касаться, спать рядом, вызывала животную панику. Арман не стал возражать, когда я заняла одну из гостевых спален.

Я же все ждала, когда его терпение иссякнет и мне укажут на дверь. Как долго он сможет жить бок обок с призраком?

Но я  его недооценила. Шаг за шагом, месяц за месяцем я пыталась вернуться к прежней жизни. И хотя много вещей, вроде разговора с друзьями все еще казались мне непосильной вещью, я смогла привыкнуть к прикосновениям Армана. Пусть поначалу мимолетным и едва ощутимым, но это было начало, и однажды я перестала вздрагивать и каменеть, когда он касался моего плеча или убирал прядь волос с моего лица. Со временем я вернулась в нашу спальню и согласилась сходить к психологу. Сперва я сделала это ради благодарности Арману, но теперь мы видимся с доктором Сандерс дважды в неделю. Многие не верят в психотерапию, но если она помогает мне хотя бы немного перестать ощущать вину и отвращение к себе, значит это работает. Сандерс дала мне хорошую тему для размышлений: многие жертвы изнасилования винят в этом себя. Они говорят, что  были небрежными, или что это случилось, потому что они шли ночью одни. Но разве это их вина? Неужели они действительно считают, что быть женщиной — это их вина?

Я затягиваю пояс халата и выхожу из ванной. Арман в спальне и разговаривает с кем-то по телефону. Я смотрю на него, наверное, впервые думая, что эти пять месяцев были тяжелыми не только для меня. Просто я была слишком поглощена собственной болью, что бы это заметить.  Наверное, на каком-то моменте я сдалась, но наш мир на двоих не рухнул. Потому что, в отличии от меня, Арман не сдавался. Он боролся за нас двоих.

Он оборачивается, чуть улыбается мне и жестом показывает, что скоро закончит разговор.  Меня захлестывает такая волна нежности к нему, что по спине пробегает волнующая, легкая дрожь.  Пять месяцев постоянных мучительных воспоминаний, которые давали лишь краткие передышки. Пять месяцев неотступного страха, что я больше никогда не смогу почувствовать себя женщиной.

И сейчас это было, как войти в темную комнату, где прячется монстр. Мне было так страшно, и я была готова сделать шаг назад, но шагнула вперед.  Арман закончил разговор, отложил телефон и повернулся ко мне. Мои руки замерли на поясе халата, на мгновение я снова заколебалась. Мысли соскальзывали в ту темную каюту на яхте,  но усилием воли я заставляю себя находиться здесь и сейчас. Я не хочу, что бы Данте даже после своей смерти оставался в нашей жизни. Он и так принес слишком много горя и боли. Я выдыхаю и развязываю пояс халата. Тяжелая махровая ткань соскальзывает с моих плеч.

- Альба? – Арман тоже замирает. Мне страшно, но я чувствую что-то еще. И я пытаюсь ухватиться за это что-то.

- Люби меня – негромко прошу я. Этот шаг мы должны были сделать вместе, навстречу друг другу. И руки Армана осторожно ложатся мне на плечи, словно он боится обжечься. Я замираю, опасаясь, что переоценила свою храбрость, но потом смотрю на Армана. В его серых глазах столько нежности и тепла. И я думаю, что больше не хочу блуждать в руинах прошлого. Для того мужчины я была его тенью, для мужчины, который стоит передо мной, я хотела быть солнцем.

Арман мягко меня целует, скользит ладонями по спине и я чувствую, как во мне распускается что-то теплое и прекрасное, озаряя золотистым светом.

Да, некоторые вещи остаются глубокой травмой навсегда. Но то, что женщины, которые стали жертвами насилия находят в себе силы жить дальше, снова доверять, быть счастливыми и любимыми, дает мне надежду, что у меня это тоже получится.