Танцующие на воде


Алые зёрна пшеницы.
Холод. Такого холода она не испытывала ещё никогда. Казалось что он уже внутри, кровь замерзает и перестаёт бежать по венам, и каждое движение причиняет тебе неимоверную боль. Боль, она пытается рассмотреть хоть что-то сквозь неё. Здесь темно, повсюду кафель, белый кафель, она не видела, но знала это, он белый и он повсюду: на потолке, на стенах, на полу…Холодный, очень холодный и мокрый. «Где я?». Дрожа, она сидела в углу, обхватив руками колени, её мокрые темные волосы спадали на лоб, прикрывая обезумевшие, воспалённые от слёз глаза. «Где я?»,- скользнуло в голове, «М-м…»,- она обхватила руками лицо. Мысли причиняли ещё большую боль, как – будто тысячи тонких стеклышек одновременно вонзались в мозг. «Где Я!!!», - разнеслось глухим эхом. Она упала на кафель, вцепившись в свои волосы окоченевшими пальцами. «Почему? Почему я здесь?!». Ещё минуту назад всё было иначе. Больница, люди в белых халатах, просто какие-то люди, она никого из них не знает. Те что были в халатах наверное врачи, они двигались очень быстро, что-то кричали, а может и не кричали и это ей только казалось. Они трогали её за лицо, хватали за руки, повсюду какие-то трубочки, шприцы, они колют ей вены, но боли нет, совсем не больно, не страшно. Становится тепло, так легко, светло, очень много света, он всё ярче и ярче… «Мне это снится, это сон», - подумала она, - «Что-то произошло, я что-то сделала». А свет становился всё ярче и ярче, ярче, ярче…
И вот – темнота, холод, мокрый кафель, а главное боль, нестерпимая боль.«Где Я?!!»

И опять это невыносимое глухое эхо. Открылась не зримая до этого, не понятно откуда взявшаяся из темноты дверь. Яркая полоса света мгновенно ослепила глаза. Двое шагнули к ней. Страшно, стало очень страшно. Они тоже были одеты во всё белое. «Вы врачи?», - хрипло простонала она. Двое подхватили её под руки, они были невероятно сильны, и потащили её к двери. «Куда?», - снова пронеслось в голове, но боль уже не была такой сильной. Стало опять светло, хотя это даже был не свет, а что-то очень- очень белое, яркое, теплое слепило, слепило так сильно, что ели-ели можно было рассмотреть собственные руки. Она хотела сопротивляться, кричать, но тело не слушалось её, язык онемел, она не могла проронить ни слова. Она была похожа на безжизненную куклу, марионетку, которую несли куда-то, неизвестно куда, двое, чьих лиц она даже не могла разглядеть. «Что же случилось? Почему я здесь? И где….», её мысль на мгновенье прервалась и застыла, слезы покатились из глаз,…она вспомнила, вспомнила, почему она здесь…
Это было какое-то замечательное место, наверное, самое удивительное место на земле. Там где каждое утро на востоке поднималось огромное алое солнце и озаряло огромные поля золотистой пшеницы. Казалось, оно специально поднималось так рано, пока с колосьев ещё не сошла роса, чтобы в каждой маленькой росинке отразились его яркие лучики, и тогда все поля, заливались алым цветом. Вы видели когда-нибудь алые поля пшеницы? Это восхитительное зрелище. Я не знаю что это за место. Иногда мне казалось, что оно находится где-то на севере, и тогда, откуда не возьмись, вдалеке появлялись седые горы, покрытые снегом, и прохладный зимний ветер студил кончики пальцев и нос. А ещё как не странно там было очень много камней и мха, настоящего серебристо- зелёного мха. И, может быть, даже там был океан. Иногда я слышала шум прибоя и покрикивание чаек, где-то вдалеке, очень далеко. Вы скажете, что такого места нет. Но это неправда, я была там, я видела, и я ВЕРЮ, оно существует.
Я помню озеро, большое холодное озеро, оно никогда не замерзало, но и не нагревалось, даже в самые тёплые деньки, оно таким и оставалось: большим и холодным.
На его берегу сидела девушка и сжигала листы бумаги, целую кипу бумаг. Она была одна, вокруг не было ни души. И это показалось настолько естественным: девушка, озеро, кипа бумаг, поедаемая огнём. Я шла неподалёку, просто проходила мимо и задержалась на секунду, может из-за банального любопытства, а может, меня поразила та естественность, которой по всем правилам быть не должно.
- Здесь два романа и одна повесть. Совсем разучилась писать, слишком грустным выходит конец, а я не люблю печальные истории.
Она сказала это, даже не посмотрев в мою сторону. Я огляделась по сторонам,
убедиться, что там никого нет. Кроме меня никого не было.
- Вы ко мне обращаетесь?
- Нет, я говорю с чудо - рыбой. Ты разве не знала, что в этом озере живёт чудо – рыба?
Я молчала, ещё раз оглядевшись. Что за чушь? Зачем она мне это говорит?
- По вечерам она выходит на берег и поёт свои грустные песни.
Девушка резко повернулась и посмотрела мне прямо в глаза. Я раньше никогда не видела такого откровенного прямого взгляда. Её тёмно- синие глаза прожгли меня насквозь и я, почувствовав себя абсолютно голой, тут же смутилась.
- А давай купаться?!
Она сбросила свою фланелевою рубашку, джинсы, ботинки, оказавшись совершенно нагой, чем привела меня ещё в большее смущение, и нырнула в озеро. Вот так, запросто в ледяное озеро. Я остолбенела, борясь со смущением, я одновременно испытала восхищение. Она была великолепна! Восхитительна! Идеальные формы её тела, смуглые плечи, грациозные движения - завораживали. От этих мыслей мне стало не по себе. Но уйти я не могла, не решалась. Когда она медленно поднялась из воды и направилась в мою сторону, душа застыла, казалось, сердце остановилось на мгновение. Она приблизилась ко мне вплотную, тело её дрожало от холода, губы слегка посинели, но глаза, это было что-то неописуемое: глубокие, безумные, они горели каким-то живым, обжигающим огнём. Я невольно подняла с камней фланелевую рубашку и накинула ей на плечи. Она молчала, глаза её были не подвижны, они смотрели на меня в упор. Я стояла напротив и не могла пошевельнуться.
- Я ждала что ты придёшь.
Наконец произнесла она.
- Рано или поздно это должно было случиться. Пойдём.
Она взяла меня за руку, и мы пошли. Наверное, в тот момент у меня помутился рассудок, нет, я совершенно точно сходила с ума. «Кто эта девушка? Куда я иду? А главное, зачем я это делаю?» Но я всё равно шла, шла как заколдованная, и мне не хотелось останавливаться.
Мы пришли к небольшому рубленному домику, и хотя я видела его впервые, он казался таким уютным и родным, как будто был моим собственным и мне сразу захотелось попасть внутрь. И мы зашли. В камине потрескивали дрова, пахло шалфеем и листьями земляники. Она усадила меня на ковёр возле камина, ковёр был очень мягкий, приятный на ощупь, скорей напоминал шкуру какого то зверя.
- Это медвежья шкура.
Как будто прочитав мои мысли, сказала она.
- Он сам умер, болел очень. Он разрешил, сказал что будет не против.
Я слушала всё это и не понимала ничего, наверное, и правда сходила с ума.
Она поднесла мне бокал вина и села рядом, снова смущая меня своим проникновенным взглядом.
- Хочешь, я покажу где прячутся твои крылья?
Я даже не успела ничего сказать, она приблизилась ко мне, коснувшись моей щеки, и я почувствовала её дыхание. Голова закружилась, стало трудно дышать, я задрожала, как тогда она на озере, но не от холода, нет, напротив мне было жарко, очень жарко, это даже походило на агонию. Посторонние мысли испарились, я думала только о ней; о её прикосновениях, о губах, глазах, в которых я тонула как в бездонном океане. Моё тело мне уже не принадлежало, Я САМА себе уже не принадлежала…
В тот вечер, я пропала, пропала навсегда. Мною была преданна забвению прошлая жизнь, все что было с ней связанно исчезло, испарилось, растворилось без сожаления, без возможности к возврату. Зато, я теперь точно знала где растут крылья…………………….
Маленький домик стал для нас нашим собственным миром, миром без правил и законов, без злобы и ненависти, отдалённый от непонимания и невежества, тех людей, которые не знали, ничего не знали о крыльях. Это был наш мир. По вечерам, сидя на крыльце, я подолгу смотрела в даль на желто-зелёные холмы, по верху которых стелился густой туман, я знала, что где-то за ними начинаются бескрайние пшеничные поля, те самые поля, в которых поутру отражается алое солнце.
Однажды мы купили у фермеров небольшой двухместный самолёт. Он казался таким смешным и нелепым. Тёмно-желтый с красной полосой, этот самолёт был похож на детскую игрушку, только очень больших размеров. Когда я увидела его впервые, то долго смеялась.
- Это шутка, ты не купишь этот самолёт
Кричала я сквозь смех.
- Куплю, я не могу его не купить, мы с ним одно целое, наши судьбы с ним одинаковы.
- Я в него не сяду, низачто, не-е-ет.
Никогда раньше я не думала, что мир может выглядеть так прекрасно с высоты птичьего полёта. Так здорово, так легко и так приближенно к небу. Иногда, когда самолет ровнялся с какой-нибудь одиноко парящей птицей, я кричала во всё горло:
- Э-э-эй, птица, смотри, мы почти как ты, мы летим!!!
А она лишь с криком отдалялась в сторону и исчезала куда-то. Может быть пряталась высоко в облаках, а может, спускалась на землю и ждала когда небо станет спокойней.
Мы парили над моими любимыми жёлто-зелёными холмами, над соснами, холодным озером и вот, в один из таких дней, наш самолёт сел прямо посреди огромного пшеничного поля, я так давно мечтала увидеть его на восходе солнца. Но был вечер, и хотя солнце садилось за горизонт, даря колосьям пшеницы свои последние лучи света, поле не было алым, каким я хотела его видеть, оно было красивым, ярко - ярко рыжим, но не тем…И мы остались на ночь.
Я лежала у неё на груди посреди колосьев пшеницы и смотрела в небо, на звёзды. Небосвод превратился в чёрное покрывало, по которому можно было прочесть судьбу, а звёзды были так близко, что казалось, стоит только протянуть руку и их можно будет коснуться.
- Видишь ту звезду?
Спросила она, указывая на небо.
- Она принадлежит мне.
- Это ещё почему?
- Вчера я летала на небо и нарисовала её там.
Я засмеялась.
- Не смейся, я серьёзно.
Тихо сказала она.
- Я нарисовала звезду и теперь дарю её тебе.
И как бы странным это не казалось, я ей ПОВЕРИЛА. Поверила, что вчера она летала на небо, туда, высоко – высоко, куда не долетит ни одна птица, и лишь только сердце, огромное, любящее сердце способно подняться на такую высоту и нарисовать там звезду. Нарисовать звезду для меня…Я верю в это и сейчас. И пусть говорят, что так не бывает. Так говорят те, кто не любил, никогда не любил, как любила я. Любила ту её, пришедшую ко мне ниоткуда; удивительную, ненормальную, дикую. Иногда я спрашивала у неё, с какой она планеты, а она отвечала: «Есть такое место – СВОБОДА, думаю, я из тех краёв», и улыбалась.
Мы лежали так до самого рассвета, говорили о небе и птицах, о счастье, о холмах покрытых туманом, об океане. Когда-нибудь мы долетим и до него, обязательно долетим.
Наконец солнце начало подниматься и просто залило поле своим алым светом. Вот она – мечта! Я это видела, видела, как в каждой росинке на каждом колоске пшеницы, поднималось солнце, своё собственное маленькое солнце. И всё поле в один миг превратилось в огромное алое море, в безмятежное алое море, под огромным алым небом.
Я бежала по нему широко раскинув руки и кричала: «Я ЛЮБЛЮ тебя! Я СЧАСТЛИВА, потому что ты ЕСТЬ!!!».
Вечером, когда мы сидели у камина, попивая горячий глинтвейн, она смотрела на меня как-то по особенному, как будто пыталась запомнить каждую черту моего лица, уловить каждый мой жест, каждый мой взгляд. А я же болтала без умолку, о волшебном утре, о том, что мы в следующий раз полетим до океана, о том, что я счастлива.
- Ты подарила мне звезду, ты подарила мне рассвет, исполнила мою мечту. Ты подарила мне ЛЮБОВЬ, ты подарила мне себя. А я? Сильнее чем я люблю тебя сейчас любить невозможно, я дышу тобой, я грежу тобой ночами, и когда ты исчезаешь хоть на мгновение, я чувствую, что не могу сделать и шага, боюсь оступиться, боюсь упасть в пропасть, боюсь ПОТЕРЯТЬ тебя…Позволь и мне исполнить твою мечту, я хочу подарить тебе мечту. Она улыбнулась, её тёмно-синие глаза с нежностью смотрели на меня.
- Моя мечта уже сбылась, ты – моя мечта. Ещё тогда, на озере я это знала. Ты – моя мечта.
И я так не хочу терять тебя.
- Ты и не потеряешь, никогда, никогда этого не будет…
Я хотела сказать что-то ещё, но она приложила указательный палец к своим губам
-Тс-с-с. У меня есть к тебе только одна просьба.
- Конечно, всё что ты захочешь.
- Однажды я попрошу кое-что сделать для меня. Пообещай что исполнишь.
- Да, но…
- Пообещай.
- Хорошо, я обещаю.
Но она так и не попросила. На улице лил дождь, капли тревожно бились в окно. Из-за дождя не видно было ни холмов, ни озера. Только верхушки сосен изредка покачивались на ветру. Океана было неслышно, его никогда больше не будет слышно. В этот день она полетела одна, сказала так надо, потрепала меня за волосы, нежно поцеловала и сев в самолёт – улетела. Я долго смотрела им в след. Такой смешной: жёлтый с красной полоской…нелепый…
Больше я их не видела никогда. Самолёт не вернулся обратно, он не сел… Весь вечер я сидела на берегу озера и смотрела на воду, ждала, что появится чудо-рыба и споёт мне свои грустные песни. Но она не появилась, я ждала весь вечер и всю ночь, а она не появилась.
Вот почему я здесь, теперь я поняла, я вспомнила, я вспомнила всё. Я не могла жить без неё, не хотела. Глупые врачи, что-то суетятся надомной, пытаются меня спасти, вернуть к жизни. Зачем? Трубочки, шприцы…стараются…пусть, пусть стараются, а я пойду, мне надо найти одно место, под названием СВОБОДА, там ждут меня, там живёт ЛЮБОВЬ. Слёзы перестали литься из глаз, застыли на лице, и вскоре от них не осталось и следа. Те двое продолжали тащить её сквозь яркий свет, по какому-то не понятному, неизвестному ей коридору. Попытки сопротивления она уже давно прекратила, стало абсолютно всё равно, что станет с ней дальше. Свет становился всё ярче и ярче, от него ужасно болели глаза. Свет….И вдруг всё закончилось, свет пропал, ушла боль; стало легко и спокойно. Она стояла посреди огромного поля пшеницы, залитого ярким алым светом, ветер растрепал ей волосы, нежно ласкал лицо и руки, она раскрыла их словно крылья, пытаясь поймать его порывы. Вдали виднелись жёлто-зелёные холмы, потонувшие в тумане, а за ними горы, чьи верхушки были покрыты снегом, там и сейчас шёл снег, большими белыми хлопьями он падал сверху, растворяясь в чем-то похожем на облака. Она услышала, как со стороны озера доносилась тихая музыка, это чудо-рыба пела свои грустные песни, она пела, она все-таки решила их спеть. В небе отчаянно прокричала птица. И океан, она услышала шум океана, так близко, так отчётливо: «Он существует!»,- прозвенело внутри. Волны бились о камни, манили. Казалось, стоит только добежать до конца пшеничного поля, и океан будет там, но есть ли у этого поля предел? Есть ли предел у этого неба и у этого мгновения?...Она закрыла глаза. Кто-то до боли знакомый, родной, подошёл сзади и обнял. Она глотнула воздух ртом, боясь пошевелиться, она даже не дышала. Запахло шалфеем и листьями земляники.
- Открой глаза.
Прошептал знакомый голос.
Она задрожала, слёзы снова заскользили по щекам, упрямые слезы застилали глаза, и всё слилось и алые колосья пшеницы, и горы, и шум океана.
- Открой глаза, я ПРОШУ тебя, открой глаза.
Линия на мониторе осциллографа подпрыгнула. Она открыла глаза, она сдержала обещание.