Касаткин Николай Алексеевич
13 декабря 1859 (Москва) — 17 декабря 1930 (Москва)
Живописец, график.
Пряха
(русский музей)
ОЧЕНЬ ТРУДНО НАЙТИ РЕПРОДУКЦИИ ЭТОГО АВТОРА, ТАК ЧТО ЭТО ЭКСКЛЮЗИВ
Родился в семье художника-литографа А. А. Касаткина и крепостной крестьянки. Первые художественные навыки получил дома под руководством отца. В 1873 поступил в МУЖВиЗ, учился у В. Г. Перова, И. М. Прянишникова, А. К. Саврасова. В 1878 за «Этюд старухи» и в 1882 за рисунок с натуры награжден малыми серебряными медалями. В 1883 за картину «Нищие на церковной площади» удостоен большой серебряной медали и получил звание классного художника.
С 1878 преподавал в школе при типографии Общества распространения полезных книг, в 1884–1894 — в Художественной школе при типографии товарищества «И. Д. Сытин и К°». С 1894 до революции 1917 сотрудничал с издательством Сытина и как художник.
Сталевар
(Ярославская картинная галерея)
В 1893 был удостоен звания академика. В 1894–1918 преподавал в МУЖВиЗ.
С 1890 регулярно экспонировал свои произведения на выставках Московского общества любителей художеств (до 1910, с перерывами) и ТПХВ, в 1891 стал членом Товарищества (до 1922). Несколько картин с выставок ТПХВ были приобретены П. М. Третьяковым. В 1890-х сблизился в Л. Н. Толстым, часто гостил в имении писателя Ясная Поляна, испытал влияние на свое творчество его идей. В 1894 принимал участие в работе Первого съезда русских художников и любителей художеств, был избран в члены совета съезда. В 1900 за картину «В коридоре окружного суда» был награжден серебряной медалью на Всемирной выставке в Париже. В 1903 был избран действительным членом ИАХ в Петербурге.
Сбор угля бедными на выработанной шахте. 1894г.
(третьяковка)
Шахтерка, 1894
углекопы, конец смены
Жена заводского рабочего 1900
Соперницы, 1890
В коридоре окружного
суда, 1897
Неоднократно совершал творческие поездки по России. В 1887 путешествовал по Волге, с 1891 по 1901 ежегодно выезжал в район донецких шахт, в 1894 побывал на Кавказе, в 1898 предпринял поездку на Урал, в 1900-х ездил на торфоразработки Иваново-Вознесенской области и по текстильным предприятиям Подмосковья. В 1893 посетил Париж и Берлин, с 1901 ежегодно бывал в Италии, в 1907–1917 совершил путешествия по Турции, Англии, Германии, Австрии, Швейцарии, Скандинавским странам.
сидящий шахтер
После Октябрьской революции принимал участие в оформлении революционных празднеств. Создал районную художественную студию, при которой основал музей художников, вышедших из народа. С 1918 до середины 1920-х заведовал художественной студией на Биостанции им. К. А. Тимирязева, преподавал рисование в Лесной школе им. В. Д. Бонч-Бруевича и на учительских курсах. С 1920 руководил детской изостудией при санатории «Захарьино», с 1924 — Музеем труда. В 1923 первым был удостоен звания народного художника РСФСР.
В 1924 совершил поездку в Лондон и Южный Уэльс, чтобы запечатлеть борьбу пролетариата в Англии. В 1922 вступил в Ассоциацию художников революционной России, участвовал в выставках АХРРа до 1927. В 1927 стал членом Общества художников-реалистов. В 1929 в Москве прошла первая (и единственная прижизненная) персональная выставках мастера.
в мастерской
Ретроспектива произведений Касаткина состоялась в 1953–1954 в Москве, Ленинграде и Таллине.
Касаткин — один из ведущих русских мастеров реалистического искусства второй половины XIX — первой трети ХХ века. Наиболее значительный период его художественной деятельности связан с ТПХВ. В раннем творчестве (конец 1880-х — начало 1890-х) создавал жанровые работы в духе передвижничества, для которых характерны повествовательность сюжета, взятого из обыденной жизни, сдержанность колористической гаммы, тщательность исполнения.
В середине 1890-х тематика картин художника изменилась: он одним из первых в русской живописи обратился к индустриальной теме. Манера письма также претерпела изменения: доминирующими в палитре стали напряженные красно-коричневые, синие тона, мазок приобрел более энергичный и экспрессивный характер, а основной акцент делался уже не на пересказе сюжета живописными средствами, а передаче настроения, эмоционального состояния героев картин.
Печальный ответ
Помимо бытового жанра, являющегося основным в творчестве художника, обращался к портрету и пейзажу.
Произведения Касаткина находятся во многих музейных и частных собраниях России, среди них Государственная Третьяковская галерея, Государственный Русский музей, Киевский музей русского искусства, Пермская государственная художественная галерея, Астраханская государственная картинная галерея им. Б. М. Кустодиева, Национальный художественный музей республики Беларусь и другие.
Кто! 1897
За учебу (Пионерка с книгами). 1926. Холст, масло
Девушка у изгороди. 1893. Холст, масло. 97x49 см. ГТГ
«Торфянка. Этюд»
Раненый рабочий (Тяжело), 1892
"Рабочий-боевик" (1905)
Добрый дедушка
Саратов, музей им. А.Н. Радищева
шутка 1892
перекупка
Женский портрет. 1916
В рабочей семье 1890-1900
ткачиха
«Последний путь шпиона» 1905 г.
Осиротели
Касаткин Николай Алексеевич
КАСАТКИН О РЕПИНЕ:
Да, не стало Ильи Ефимовича Репина. Он умер много ранее подтверждения его кончины. Колосс русского искусства свалился...
Да, дорогой наш учитель, прекрасный великолепный человек! Помню, как совестно было ему за наши подчас плохие работы. Помню интересный эпизод. Скульптор Позен не сдержался и на одном из общих собраний передвижников за что-то оскорбительно отозвался о Репине. Тот выслушал молча, потом посидел и, когда увидел, что Позен встал из-за стола с намерением уйти из собрания, стремительно пошел к нему... лобызаться. Вот как терпелив и не мстителен был наш учитель. Ему чужды были дрязги житейские - дорог был внутренний покой для своих работ, чтобы завтра, проснувшись утром, не вспоминать о случившемся.
А сколько ему пришлось пережить всяких оскорблений от всевозможной сволочи, зачастую от маленьких людишек, мнивших себя «великими».
Я так всегда благоговел перед Репиным! Ему было неприятно всякое проявление лести, пусть оно имело источником искреннее уважение. Бывало, не стерпит и скажет:
- Николай Алексеевич так сластит, так сластит...
Это всего за то, что, бывало, подвинешься за столом на заседании, чтобы дать ему место, или придвинешь стул.
Первое знакомство мое с Репиным произошло очень давно, еще когда он писал «Запорожцев». Я тогда посетил мастерскую художника. Был я тогда совсем дикий (с Шаболовки), на Репина смотрел с великим уважением. Ведь Илья Ефимович - это счастье моей жизни!
У меня бывали творчески очень разные вещи. Помню, на одну выставку я дал картины «Сбор угля бедными на выработанной шахте» и «Шахтерку». К этому прибавил два шахтных этюда и из слабых вещей тоже четыре номера. Товарищи обратили мое внимание на это - не советовали разбавлять качество. Особенно старался Ярошенко. «Снимите эти четыре картинки, - говорил он, - сильнее будет». Был тут и Шишкин, который прибавил: «Ошибка в фальшь не ставится».
Я согласился, убрал картины за стол. Приходит Илья Ефимович. Догадался, о чем идет речь, и вдруг сказал: «А ну, покажите, покажите, что это вы там убрали?» Посмотрел - и вдруг решительно: «Ну, почему не выставлять? Вы посмотрите, немцы на таком, смотришь, и орденок наживут, и капиталец приобретут».
В этом выражении, быть может, был некоторый сарказм, но главное, что было в нем, - это сочувствие. Репин знал, что я человек многосемейный, нуждающийся, да и костюм мой прозрачно па это намекал. Все же, хоть я и рад был этому сочувствию, но здравый рассудок победил - слабых картин я не выставил...
Помню мое первое посещение «Пенат». Командировало меня правление Товарищества передвижников на дачу к Репину с щекотливым поручением - добиться от него обещания, что он приедет на предварительное совещание перед выставкой.
Помнится, питерцы Репину незадолго перед этим чем-то насолили. Я поехал в расчете на то, что попаду к нему после двух часов, чтобы не помешать работать. От станции Куоккала на побережье надо было добираться порядочно. Пришлось взять извозчика, финна.
Когда мы подъехали к «Пенатам», я извозчика сначала не отпустил, так как мог не застать Репина.
Вот и знаменитая дача. Вход в нее не заперт. Вхожу в переднюю - никого нет. На вешалке висит одежда. Кругом - всевозможные надписи о самообслуживании.
Не очень-то хотелось дорогое меховое пальто вешать при незапертой двери, однако пришлось. Иду дальше. Вот столовая. На столе - остывший самовар, какие-то сладости, вроде фиников, чашки, стаканы, и ни души.
Я боюсь и все думаю - вот выскочит откуда-нибудь собака, вроде сенбернара - как быть?
Я похаживал, покашливал - нет и нет, а время идет. Я уж было думал об отъезде, но, как на грех, финн, который меня вез, не мог или не хотел мне сказать, в котором часу идет обратный поезд в Питер.
Вдруг дверь быстро открывается и появляется Репин.
- Ах, здравствуйте! - говорит он. - А я работаю, не слышу... Растерявшись, я что-то лепечу в ответ:
- Так мне... так я... я зайду потом, когда будут сумерки...
И скорей в прихожую, сорвал с вешалки пальто и - на улицу. Пошел искать проход к берегу моря, кстати, я его никогда зимой не видел. Я был молод, здоров тогда, на выставках мне везло, настроение было бодрое. В Питере меня любили, ласкали, я чувствовал себя прекрасно.
Я зашел далеко, дальше, чем предполагал. Чувствую, пора возвращаться. Только что отворяю дверь, как Илья Ефимович налетает на меня, выговаривает за мой необдуманный поступок:
- Что вы наделали? Куда вы пропали? Я думал, вы уехали в Питер. Где Касаткин, спрашиваю, где?
Я смекнул, что моей миссии это будет на руку, приободрился. Сели за стол. Репин угощает чаем, финиками.
- Вот попробуйте, - говорит он, начиная коробку с финиками, - у меня рука легкая. Да вот Наталья Борисовна что-то не возвращается, уехала в Питер.
Обещание приехать Репин дал легко.
Я возвращался с чудесным настроением человека, выигравшего битву...
Вспоминаю руку, правую, парализованную руку великого труженика. Он подавал ее как-то дощечкой, не сгибая пальцев. Это вызывало во мне какое-то жуткое чувство - не знаешь, как ее пожать.
В этот памятный день Илья Ефимович писал Пушкина - при восходе солнца, на набережной Невы. Эта картина много его мучила. Сколько раз переписал он Пушкина!
Припоминаю еще случай, когда я со своими друзьями Жуковским, Бялыницким-Бирулей и Моравовым посетили Репина в «Пенатах», предварительно предупредив его. Репин назначил день, когда у него никто не бывает, и тепло принял нас. Во-первых, Наталья Борисовна Нордман сейчас же по приезде сфотографировала нас в мастерской Ильи Ефимовича. Сам Репин был в чудесном настроении, охотно показывал нам свои новые, только что начатые работы (например, большую, изображающую какую-то демонстрацию на Невском). Вечер получился такой дружеский, радостный и теплый...
Такова жизнь. Чувствую, и наш конец скоро придет. Так или иначе, дорогое уходит безвозвратно...
Репина будут ценить всегда. Помню, какое впечатление осталось у меня три года назад, когда в Русском музее я снова увидел портрет Глазунова. Что это за вещь!
А Третьяковская галерея - главная хранительница его вещей... Какое было время русского искусства: Суриков, Репин, Васнецов, Поленов, Левитан! Что за богатыри!