Некий господин несколько лет довольствовался гейшей, которая обладала многими достоинствами и тем самым удерживала его от поиска других девушек для приятного препровождения времени. Он часто хвалил ее перед друзьями за послушание, нетребовательность, покорность воле господина и всегда охотное любострастие. А также за веселый задорный нрав. Он даже подумывал, уж не жениться ли ему на ней, коль скоро время не вносит в его жизнь никаких других впечатлений сердца, а только тикает и тикает и отяжеляет на подъем его тело и душу зрелого мужчины, оставившего давно позади все легковесные очарования юности. И так он несколько лет еще к тому думал и думал, пока однажды у него неожиданно не начала нестерпимо чесаться голова, и волосы жирными клочками не полезли из нее, падая на кимоно, на травяной ковер по пути его следования под цветущими, также роняющими свои прекрасные лепестки, сливами, прямо в стоящую перед ним тарелку, пока он не сделался абсолютно лыс.
— Как ты наверно презираешь теперь меня, и тебе неприятно проводить время и быть на виду с такой уродиной, как я, — говорил он гейше, но она ласково поглаживала ему мышцы как раз в тех особенных местах, которые знала только она, и отвечала:
— Что вы, мой господин, только убедитесь теперь, есть ли на свете более верная подруга, и я обещаю, что и впредь никогда не принесу вам никаких разочарований.
От сердца у него отступала горечь при таких ее словах, и он забывал на сколько-то времени, как обделила его судьба. Однажды она, прислуживая ему с немногими оставшимися теперь у него друзьями, услышала, как один из них сказал ее господину:
— Уж теперь-то тебе не пристало медлить с женитьбой, а то стрясется еще какая беда, и останешься вообще без потомства.
Господин ее задумчиво и грустно покачал головой на эти слова, и лицо его приняло горькое, наприязненное выражение, так что гейше пришлось приложить всё своё искусство в тот день, чтобы разогнать морщины на его голом лбу.
И правда, через какое-то время у него открылись нестерпимые желудочные колики, он решил, что так именно и отдают богу душу, и призвал лучшего врача из Киото, который пользовал еще его родителей и помнил семью. Несколько месяцев пришлось приходить ему в себя, и все это время гейша за ним ухаживала с терпением и нежностью, на какую и настоящая-то жена, верно, не всякая способна, думал господин, и снова ему пришло на ум, что видно так уж непоправимо сложилось все в его жизни, и ничего не остается как жениться на гейше.
Но едва он оправился от болезни, как один друг пригласил его к себе на праздник по случаю столетия от начала эпохи Мейдзи, в которую его семья и завоевала свое нынешнее положение в обществе, и там ему представили девушку-невесту, при виде которой он и думать забыл о гейше. Она была так молода, что казалась бессмертной, а гейша, которую он привык видеть ежедневно в течение пятнадцати лет, уже пожелтела и увядала на глазах, как декабрьская мушмула. Родителей девушки он вполне устраивал как жених, ибо они были заинтересованы в расширении своего предприятия на землях его уезда, так что вернувшись домой господин объявил, что наконец-то женится, и теперь уже ничто не помешает ему раз и навсегда покончить со своим унылым существованием.
На следующий день его нашли в водоеме у гейзера, где вечерами он любил подолгу сидеть, выпив сакэ, чтобы стряхнуть с себя усталость, со старинным кинжалом в спине. Никому даже в голову не приходило, кто бы мог совершить такое злодейство.

Ольга Татаринова.