Городская сумасшедшая.

 Конец 50-х — начало 60-х. Черкассы. Мне лет 6-7. Эта женщина почему-то запомнилась мне. Высокая, с темным медным лицом, на котором светились неистовые светлые глаза. Темные волосы расчесаны на прямой пробор и уложены сзади куцей «корзиночкой». Какая-то странная была у нее походка: словно она марширует, проглотив палку. Алена поворачивалась всем корпусом, а руки неподвижно висели вдоль большого тела. Голос у нее был зычный. Я боялась ее, и, увидев на противоположной стороне улицы, замирала. Звали женщину Аленой. Она была городской сумасшедшей. Но, мне кажется, те, кто так считали, ошибались.

Алена останавливалась, увидев шедшую навстречу женщину. Обойти Алену было невозможно.

— Полковница!— зычно кричала она тем, кто был постарше — Дай рупь!

— Капитанша!— кричала она молоденьким женам расквартированных в городке военных,— Дай рупь!

 Это было крикнуто так грозно и требовательно, что обычно женщины суетливо кидались к своим сумкам в поисках рубля. Вряд ли все они были полковницами и капитаншами. У кого-то муж состоял в майорах, а молодые офицеры— мужья « капитанш», скорее всего, дослужились только до лейтенантов. Чувствовалось, что Алена четко разбирается в иерархии. В этом требовании о выдаче рубля содержалась скрытая лесть, поэтому, наверное, жены военных  и не отказывали Алене.

 В конце нашей улицы, засаженной тополями, располагалась офицерская столовая. Запах в ней был особый: пахло прогорклым маслом, спиртным, табаком, каким-то специфическим «военным запахом» сукна и сапог. Иногда мама давала нам с сестрой кастрюльку и немного денег. Мы приходили в столовую и покупали «на вынос» гречневую кашу с котлетками. Повариха поливала кашу оранжевой густой подливкой. Сестра заворачивала кастрюльку в газету, аккуратно ставила ее в авоську, и мы отправлялись домой, осторожно прижимая к животу посудину в предчувствии вкуснейшего угощения. Гречка была редким блюдом, а котлеты существенно отличались от домашних: в них было много хлеба и лука. Поэтому они казались необыкновенно вкусными.

 Алена изредка заходила в столовую и, остановившись на пороге, громко сообщала присутствующим:

— Товарищи офицеры! Сейчас спою вам песню. Спорим на 100 рублей, что она вам понравится!

 Присутствующие, сидевшие за столиками, сначала замирали. Потом слышался смех.

— А если не понравится? Ты мне дашь 100 рублей?

— Понравится.— Серьезно говорила Алена, и прямо у порога начинала петь громовым голосом «Интернационал». Офицеры замолкали, некоторые даже вставали, вздыхали и с суровыми лицами лезли в карманы за деньгами. Алена молча обходила зал, держа перед собой большую ладонь. Собрав деньги, она удалялась.

Вскоре известие об исполнении Интернационала стало известно в военном городке, и эта шутка больше не срабатывала. Но теперь Алена уже не пела, а, войдя в столовую, громким голосом кричала: «Товарищи офицеры! Встать! Смирна! Алена идет!»

В зале на мгновенье возникала тишина. Вздохнув, офицеры лезли в карманы за деньгами.  Алена торжественно и молча обходила столики, собирая дань.

Прошло больше 50 лет, и однажды я спросила сестру:

—А помнишь Алену? Она и вправду была сумасшедшая?

— Она была медсестрой на войне, а потом ее сильно контузило, и она стала инвалидом.

Сюжет для будущего фильма.

Случайно увидела по телевизору выступление женщины- режиссера, получившей приз за свой фильм на каком-то фестивале. К сожалению, не запомнила ни имени, ни фамилии этой женщины. На вопрос ведущей о том, как возникают сюжеты фильмов, режиссер рассказала историю, которая произвела на меня огромное впечатление. Я перескажу эту историю от имени рассказчицы.

«Помню, как-то лежала в больнице. Палата на 8 человек. С утра до вечера разговоры о болячках. Мне это порядком надоело. Я предложила: «Бабоньки, давайте каждый день одна из нас будет садиться на табуретку посреди палаты и рассказывать самую крутую историю из своей жизни».

В течение 8 дней мы слушали разные истории. Кто-то рассказывал о необыкновенной первой любви, кто-то об отъезде детей заграницу и о своем одиночестве, кто-то об измене любимого.

На восьмой день на табуретку села «капустная бабушка». Этой бабушке было за 80. Она лечилась с помощью капустных листьев. Родные и близкие приносили в палату кочаны, бабушка обкладывала себя капустными листьями и уверяла всех, что это- самое надежное средство от всех болезней. Она  поведала нам свою историю: « Я вышла замуж еще до войны, родила двоих детей. Когда началась война, мужа забрали на фронт. Вернулся он без обеих ног. А я работала в колхозе механизатором, на тракторе пахала. Вскоре у нас родился третий ребенок. Тяжело было. Даже материи на рубашки детям купить было невозможно. Отрезы ткани давали только победителям социалистического соревнования. Вот я и надумала стать этим самым победителем. Пахала как проклятая. И заняла первое место в соцсоревновании. Вот выстроили нас, трех победительниц на сцене сельского клуба для награждения.

И тут выносит председатель целый рулон. В голове у меня сразу закрутилось: «Пошью рубашки детям, мужу, себе- платье, да еще и на занавески останется». Разворачивает председатель рулон, а это — Переходящее Красное Знамя. Меня наградили этим знаменем, а отрез получила та, что заняла второе место.

Принесла я это знамя домой, свернула его и поставила в кладовую. И вдруг на это знамя напали мыши. Развернула я его через какое-то время, а оно все изгрызено. В сельсовете не покажешь: могут посадить, в лагерь отправить или вообще расстрелять. Да и вообще никому показывать нельзя. Как тут быть? И решила я работать так, чтобы это знамя опять у меня осталось. Вот принялась я работать, как проклятая. Ни выходных, ни праздников. И так несколько лет. Эта работа сожрала меня. Я забыла о том, что я — женщина. Я стала не нужна даже своему мужу, безногому инвалиду. Он запил, и вскоре умер. А я все пахала. Вот такой случай у меня был в жизни». Бабушка замолчала, а я подумала, что обязательно сниму об этом фильм».