Она сидела на шатком стуле в углу зала Третьяковской галереи, пустив в него корни, сливаясь с выцветшей стеной влажного зала, увешанного иконами. Мимо шли люди, день за днем. Поток был неизменен, лишь ежемесячно менялся зал, когда приходило время переходить в пространство современных картин, скульптур, артефактов и так по кругу, на смену другим хранительницам музея.
Да и не видела она уже ни этих картин, ни икон, ни людей. Все перемешалось, потускнело, стало обыденным и приелось со своими молчаливыми строгими взглядами, дотошными вопросами и невежеством праздных зевак, то и дело протыкающих пальцами воздух.
Она сидела на стуле, съежившись, сложив ладони одна на другую, можно подумать смиренно, но все же нет, ее там просто не было. Сидело тело. Дышало. Молчало. Душа моргала глазами, чудом нерукотворным ещё удерживаясь за ресницы.

Молодая женщина с дочкой, девочкой лет 6 зашли в зал и поплыли вдоль стены с изображениями святых. Девочка тукнла своим маленьким розовым пальчиком в сторону древнего портрета, спрашивая маму “Кто это? Мать ответила, Это Христос. Девочка нашлась сразу же - Мама, а можно ему помолиться? “
Мама взяла ее за руку и поплыла к следующей иконе в ряду.

Она, с поникшим к земле, стеклянным взглядом, не слышала этого разговора и когда двочка оторвавшись от матери, вернулась к входной двери в зал где и сидела хранительница, обратилась к пожилой уже женщине, та не поверив, встрепетнулась что моль во внезапно открытом шкафу, проморгалась и воззрела на малышку с неподельным удивлением.
-Тетенька- сказала девочка,-а вы тут всегда сидите, в этой комнате, или и к другим картинам ходите?
-Мы меняемся, ответила хранительница. Каждый месяц переходим в другой зал, а что?
-Да, тетенька, а как вы себя чувствуете в комнате, где так много святых образов?
Хранительница, растерялась, замешкалась, не знала что и сказать.
-Я как-то особо не обращала на это внимание, доченька. Свыклась уже за столько- то лет.
-А вы с ними что, не разговариваете? Им же скучно наверное и одиноко. Не заговаривают с ними. Вам вон, тоже наверное не с кем поиграть тут. Все идут, идут и проходят мимо.
Она лишь мямлила, бубнила себе что-то под нос глядя широко раззинутыми глазами на маленькую девочку.
- А вы помолитесь на них, тетенька, не пробовали?
- Как, да я и молитвы не знаю-то никакой.
- Ну просто поговорите, своими словами помолитесь, каждый день кому-то из них, за родных, за близких своих, так и оживите святые образа, намOлите. С ними же разговаривать надо, так и чудотворить начнут. Оживите и оживёте. И людям так скажите, чтоб приходили и молились тута, в музее, подругам своим, тем вот, другим тетям, что сидеть сюда приходят. Скажете, а?
-Есть тут у нас одна верующая, скажу ей...
-Очень прошу, тетенька, скажите, и сами попробуйте. Внимание им уделите. Вы же с ними каждый день живете. Это как поиграться вместе, весело ведь, легко так, радостно.
Мама уже держала ее за руку и оттаскивала девочку к выходу.

Она сидела, оглушенная своей же улыбкой, сквозь секло глаз замелькал огонек, в зале стало чуточку уютнее, теплее, дрожью к затылку пробежал ток бодрящей искры. Она оторвалась от стула и направилась по корридору из святых глазниц, наблюдаемая, от иконе к иконе, на свой судный час - на перекресток всех дорог, там где многоликие залы граничили с острогом ее соседки по службе- залом классики ХIХ века. Что-то защекотало в горле, она пошла поговорить…

13/06/2016

Ангел Пустыни. Третьяковская Галерея. Москва

[450x700]