///
Больше семи окон
редко горят подряд.
Из музыкальной школы
плаванье на сухарях.
В честном кармане
выдвинутых небес
деревья держат
лавочку причёсок.
Сорока перелетела дорогу,
можно забрать в развес
ворох синичьих месс,
строчку трёхпалых гласных
или часы под ключ.
Но не для времени,
их заведя, услышь
песенку снеговика,
что на войну забрит,
взглядом давно уехавшего
с чёрствой платформы наждачной.

В минус четыре
лужица живо трещит.
И сутулым значком
с римского известняка
мимо помойки шмыгнёт
смытый с эфира дачник.
Но у него в руках
смотанный интернет,
где за портретами,
под шелухой газет
Лазарь из маркета
рыбу и хлеб несёт,
щурясь на белые стены,
дивясь на продлённый день.
Или чуть раньше,
отдавший в залог свою речь,
пляшет от радости дед
с именем на дощечке.

В яблочном поезде
стёкла держат луну,
жмутся под сердцем
отзвуки звёзд чесночных.
Много совиного
в этом твоём "в Москву",
в переключении
красных огней полночных.
Что-то случится.
Папа рассыпал лук,
так было только в детстве:
в кухне парад планет.
Не прислоняясь к тьме,
Байтов в метро чихнёт.
Спровадив детей на уроки,
из-под субботы звук
с лёгкой возьмёт струны
другой хороший поэт.
На ближней даче
от ветра скрипит каркас.

Ночью Господь
проявляет нас.
Подбирая слова,
склоняется над водицей.
За тонкой стенкой
играют на ангельских спицах,
и рождаются лица
от света и вещества.