=
Торговцы зонтиками прорисованы
в перечислениях дождя,
водица с кровлями знакомыми
мешается, звеня.
То да, то нет, то слишком сильный, -
стремясь за крыши заглянуть,
дугою взгляда слитность линий
хотят они вернуть.
Неровно сшиты ромбы грома
в покров над ватной головой,
веревкой белой бельевой
натянуты от дома к дому.
И колькольни недовольные
и восхищенные, вися,
бровями к небу перевернутые,
прощают всех и вся.
=
Ольге Виноградовой
что кроме корешков
убрать комки и камни
в отдельных тучах снег
доходит в воскресенск
он слабый диалект
замазка циатим
костяшка побратим
так благозвучна слякоть
два слова сляпать спрятать
не надо трогать лес
он сможет, он всё съест
=
А лысый дядя в тамбур вышел
и отражается в двери,
а вот исчез совсем, смотри,
и в стеклах только лес да крыши.
Наверно смотрит на теплички,
мелькнувшие с той стороны
(внезапно вскользь освещены
из окон этой электрички).
Наверно курит, выйдет в Гжели,
пока что прислонился к двери,
его не видно, но он там,
и это - чудо, в самом деле.
=
Лодок нескладных цвет грязный
встречен свеченьем косым,
плеском поверхностной фразы
взвешен в боязни осин.
В шапочках сныти обычной
солнце мусолит пчелу,
купол капеллы больничной
складывается в почему.
Мнимая мизерность листьев,
в воздухе мысленный цирк,
слитность разваренных рисин,
столько-то капель и цифр.
=
Сойди, комар, с ума
и стань уже решимей.
У леса есть карман
для ласточки аршинной.
Всю ночь комар не спал,
небось Степана ищет,
а вот он и Степан
однообразно пишет.
И кто кого спасёт?
Как неотложный доктор,
во сне туман идёт
по перелескам мокрым,
по линиям овса,
по остреньким колосьям,
и комнатушка вся
в тянучем двухголосье.
=
Кукушка не молчит со вторника -
лишь возмущение и точка,
и ропот воздухозаборника
с платформы достает до форточки.
Там кто-то, отделясь от дачников,
с тележкой дребезжащей тащится,
вот на нее наклеить датчики -
и в мире будет меньше хаоса.
Польет цветы и огурцы,
поворошит в эфире вилами,
замрут бесшумные кроты
под яблонями и сливами,
уймется птичья гопота
и насекомая милиция,
и станет слышно, как вода,
пощелкивая, впитывается.
=
Чуть жива теневая письменность трав,
замерла галерея засохших мух.
На смородину сели держатели птичьих прав,
поводя глазами, демонстративно ее клюют.
Почти все интересное делается в черновиках, -
в основном-то, конечно, пока я сплю, -
вот стрекозки устроили мельтешенье в верхах,
виртуозный шершень сцапал одну из двух.
Не приехать ли осенью, хоть на четыре дня?
Закоптить леща, сделать приличный стол,
без гвоздя, светлый, ровный, это надо понять
как крыжовник, когда пальцы все исколол.
Из Плющево настройщик пьющий,
переступая шум длиннющий,
остался на ночь в лопухах
и в телевизоре паучьем;
ещё б чуть-чуть - за просто так
предался направленьям лучшим:
- вы как на станцию попали?
тук-тук, барометр, очнись!.. -
но повезло тебе, ты спишь,
храпишь, как вежливая мышь
и ржавые приводишь дали
в чуть проявившуюся близь,
где день сырой слегка горит,
болотце бедно к небу липнет,
и можно на глазах у всех
на императорских грязех
часа на два в черничник вникнуть,
со скрипом вляпаться в санскрит,
споткнуться там, где сдвиг причальный
от ласточкиного хвоста,
и темнота уже не та,
и дуговидный звук "увы"
пасётся на уклоне чайном,
на мирных веточках айвы.
///
Больше семи окон
редко горят подряд.
Из музыкальной школы
плаванье на сухарях.
В честном кармане
выдвинутых небес
деревья держат
лавочку причёсок.
Сорока перелетела дорогу,
можно забрать в развес
ворох синичьих месс,
строчку трёхпалых гласных
или часы под ключ.
Но не для времени,
их заведя, услышь
песенку снеговика,
что на войну забрит,
взглядом давно уехавшего
с чёрствой платформы наждачной.
В минус четыре
лужица живо трещит.
И сутулым значком
с римского известняка
мимо помойки шмыгнёт
смытый с эфира дачник.
Но у него в руках
смотанный интернет,
где за портретами,
под шелухой газет
Лазарь из маркета
рыбу и хлеб несёт,
щурясь на белые стены,
дивясь на продлённый день.
Или чуть раньше,
отдавший в залог свою речь,
пляшет от радости дед
с именем на дощечке.
В яблочном поезде
стёкла держат луну,
жмутся под сердцем
отзвуки звёзд чесночных.
Много совиного
в этом твоём "в Москву",
в переключении
красных огней полночных.
Что-то случится.
Папа рассыпал лук,
так было только в детстве:
в кухне парад планет.
Не прислоняясь к тьме,
Байтов в метро чихнёт.
Спровадив детей на уроки,
из-под субботы звук
с лёгкой возьмёт струны
другой хороший поэт.
На ближней даче
от ветра скрипит каркас.
Ночью Господь
проявляет нас.
Подбирая слова,
склоняется над водицей.
За тонкой стенкой
играют на ангельских спицах,
и рождаются лица
от света и вещества.
ну что. с французским и шведским ничего не началось, но зато пошёл к преподавателю учиться играть на фортепиано. наступил мой любимый месяц. стихи пишутся плохо, одни черновики, ничего не дописывается, хотя строчки очень даже хороши бывают. зато читаю игоря юркова (1902-1929), недавно вышедшего в зелёной книжке, он часто волшебный. вот так.