[250x181]

Вступительное слово и небольшое пояснение. Прочитайте данное интервью. На мой взгляд, получилось очень интересно. Рекомендую не потому, что сам причастен к его появлению на свет, а потому что у моего собеседника, Мирослава Гришина, действительно есть что сказать и своим читателям, и тем, кто еще не успел открыть для себя нового  православного автора. Скажу по секрету, изначально беседа сложилась более живо и остро, чем в том виде, каком предстала после редактуры. Но это уже не моя вина. Вынужден перепечатать в том виде, в котором ее одобрили для публикации. (Сайт Мирослава Гришина: http://мирославгришин.рф/)

Мирослав Анатольевич Гришин – русский православный писатель, родился в Москве, 6 августа 1959 г. После учебы в средней школе №5 города Люберцы работал автослесарем на заводе АЗЛК. Служил срочную службу в Советской армии. За свою жизнь испробовал много профессий. Закончил Ленинградское мореходное училище (ЛМУ ММФ) и Морскую Государственную Академию им. адм. С.О.Макарова в Ленинграде. Трудился на атомных ледоколах в Арктике, на морских судах обошел весь мир, по контракту работал в столице Бразилии Рио-де-Жанейро. В 1999 г. закончил Российскую Государственную Академию Госслужбы (РАГС) по кафедре госрегулирования экономики. Паломничал по святым местам Руси, трудничал в монастырях. Поклонялся православным святыням Афона, Греции, Италии, Иерусалима и других мест вселенского Православия.

Беседу с Мирославом Гришиным ведёт Игорь Удачин.

Игорь Удачин: Мирослав Анатольевич, самая близкая вам творческая форма — короткий рассказ. У вас характерный, очень лаконичный писательский стиль, вы не перегружаете сюжетную линию описанием подробностей. В каком-то смысле, ваши рассказы похожи на библейские притчи, особенно если учесть, что почти во всех рассказах есть эпиграфы из Библии. Читатель принял и полюбил вас именно как рассказчика короткой поучительной истории. И все-таки, не возникает ли у вас желания поработать над крупной формой? Написать большую книгу, роман?

Мирослав Гришин: Святой Амвросий Оптинский на подобный вопрос ответил примерно так: «Герасим Египетский был велик – у него был лев. А мы малы – у нас кот». Говоря по простому – Бог таланту мне не дал писать большие формы. Вы же видите - маленькие формы и те с трудом даются. 
Нынешние «профессиональные литераторы», которые выпускают свои книги чаще, чем Лев Николаевич Толстой, у которого, как известно, 91 том творческого наследия, объединяются в группы, где один носик описывает, другой – щёчки-глазки, третий – форменный сюртук, а четвертый ставит на обложку книги своё имя.
Мы имеем дело с каким-то «совокупным» писателем, с «фабричным производством». Производство книг поставлено на поток. На самом деле, никто не в состоянии написать 100, 150 томов и продавать их такими грандиозными тиражами. Поэтому, как мне кажется, из литературы крупной формы уходит литература и остаётся лишь голый бизнес-процесс.
Ничего личного – бизнес есть бизнес.

Игорь Удачин: Вы хотите сказать, что у современного читателя наблюдается некое нежелание тратить время на серьёзное крупноформатное чтение, и вы намеренно облегчаете задачу читателю, не желаете переутомлять его?

Мирослав Гришин: В какой-то степени — да. Я и сам не могу читать большие произведения. Нет времени. И сил. Темп жизни изменился, да и очень трудно найти современную литературу хорошего качества. Возьмешь Гоголя или Пушкина в руки, душа радуется, сердце поёт, но только начнешь читать, а глаза сами закрываются – час ночи на часах. Когда читать?
И потом, кроме моих  попыток заниматься литературой, у меня есть другая, основная работа. И, работа такая, скажем… не сторожем в будке, где я имел бы возможность сидеть и писать в своё удовольствие. У меня фактически нет времени, чтобы писать романы, писать большие книги.
Правда, у меня есть задумка написать киносценарий. И я уже подготовил для этого исходный материал. Это будет о том, как человек ведёт себя в сложных жизненных обстоятельствах: люди в последние советские годы (1992 год) оказались в южных морях. Речь идёт об экипаже рыболовецкого траулера. Моряки остались без денег, без еды, без топлива, и все их бросили. Тогда, кто помнит, всё очень легко приХватизировалось, но не было реального хозяина, то есть человека, который бы ответил за всё.
И вот капитан траулера, православный человек, брошен на произвол судьбы вместе со своей командой рыбаков - людей доведенных до отчаяния. А команда эта – не белочки, и не зайчики, а, скажем откровенно — самый натуральный сброд, и это не просто сброд – это озлобленный и жестокий народ, который остался на небольшой ржавой посудине без самого необходимого: без электричества, без пресной воды, без еды. В глазах этой пиратской банды капитан является виновником всех бед и несчастий, и они готовы уже зарезать его и выкинуть за борт. Что делать капитану? Он три дня постится – не вкушает пищи и не пьёт воды - молится Богу. И Бог слышит его молитву и посылает ему в помощь главного героя этой повести…

Игорь Удачин: Мирослав Анатольевич, давайте не будем полностью открывать читателю всю преамбулу готовящегося произведения. Кстати, на встрече с читателями 26 декабря в Международном фонде славянской письменности и культуры на презентации вашей книги рассказов «Слёзы» вы уже приоткрыли завесу своих творческих планов. Если не ошибаюсь, рабочее название этого киносценария «Я тебя вымолил»?

Мирослав Гришин: Да, верно. Добавлю лишь, что история, положенная в основу этой работы, удивительна по своей внутренней драматургии и, что самое главное, реальна. История эта из увиденного мной, из лично мной пережитого.
Дело происходило у берегов Бразилии, близ Рио-де-Жанейро, залив Гуанабара. Красивое место. Со всех сторон там видно статую Христа Спасителя с распростертыми руками. Высота монумента от подошвы до темени Христа - 37 метров. Ночью Христос освещен, его видно далеко из океана и со всех участков суши и внутренних акваторий Рио. И вот на фоне таких декораций – статуя Христа, тропические красоты – и начинает разворачиваться этот драматический сюжет.
Главный персонаж, человек далекий от геройских поступков, силами свыше вовлекается в эту историю с рыбаками и совершает, подвергая риску свою жизнь, невозможное для спасения доведенных до крайней черты отчаяния русских людей.

Игорь Удачин: Вы говорите, что эта история основана на реальных событиях. А всё же, как писатель, неужели вы не поддались соблазну привнести в сюжет хотя бы долю вымысла?

Мирослав Гришин: Соблазн всегда есть и не верьте, когда художник говорит вам обратное. Но в моём случае мне не придётся ничего выдумывать. Надо просто сесть и постараться детально всё перенести на бумагу. И дай Бог верное слово, дай Бог возможности не покривить душой и написать так, как и было - остро, временами безрассудно, но с благополучным окончанием. Зачем выдумывать лишнее? Наша жизнь гораздо ярче, нежели придуманные сюжеты желтой прессы.

Игорь Удачин: Мирослав Анатольевич, у вас интересная биография, за свою жизнь вы много где побывали. Сейчас, беседуя на тему вашей готовящейся работы «Я тебя вымолил», мы уже мысленно перенеслись к экзотическим берегам Бразилии. Что вы увидели в тех далеких краях такого, что было бы удивительно для восприятия русского человека? Где вообще лучше и интереснее жить? В России или…

Мирослав Гришин: Вы знаете, 20 лет тому назад Россия была одной страной, сейчас Россия уже другая страна…
В Бразилии я был и на карнавалах, и много где еще. Это, конечно, зрелищно. Это незабываемо. Это своя жизнь, свои традиции, своя культура.
На тот момент, когда я там жил, бразильцы были очень набожными, у них была крепкая вера, хоть и католическая. У них много храмов, повсюду изображения Богородицы с младенцем Иисусом. Но, я думаю, сейчас там многое поменялось.
Для русского человека нигде на свете лучше места, чем Россия, нету. Нигде ты в мире хорошо не угнездишься, коли ты родился русским. Да и тоска. Тоска по России всю душу высосет. Так, знаете, грудь сдавит, что и дышать нет возможности…

Игорь Удачин: У нас в России, действительно, многое поменялось. Больше людей стало посещать храмы. Русская Православная Церковь за прошедшие 20 лет приумножила свой авторитет в глазах народа. Русские люди активно воцерковляются. Но есть и негативные проявления. В духовной жизни общества вскрываются абсцессы, о которых раньше мы и помыслить не могли. Взять хотя бы кощунственную выходку в храме Христа Спасителя феминисток из группы «Pussy Riot». Мы стали свидетелями, как общество в одночасье раскололось. Многие известные люди бросились вдруг защищать «бедных девочек», лепить из них своеобразных «героинь нашего времени». Ваш комментарий, пожалуйста.

Мирослав Гришин: Отвечу так.
Каждый человек, тем более каждый православный человек, видит, что у него дома есть свой собственный «Pussy Riot»…

Игорь Удачин: Что вы имеете ввиду?

Мирослав Гришин: В Евангелии от Матфея прямо не сказано, как бесновалась дочь Хананеянки, лишь: «Помилуй меня Господи, сын Давидов, ибо моя дочь жестоко беснуется». Но не трудно догадаться, о чем идёт речь, особенно тем из нас, кто имеет дочерей переходного или чуть более старшего возраста.
Да что там говорить, посмотрите, даже женщины постарше, наши сёстры, как они ведут себя и на улицах, и в общественных местах, и в храме во время Богослужения.
Посмотрите, как они подходят к Чаше. Они отталкивают мужчин, пихаются, стараются первыми подбежать и к Чаше, и ко Кресту в конце службы.
Женщины в миру ведут себя очень вольно, если не сказать - нахраписто и даже агрессивно. Они нисколько не уважают и не признают верховенства мужского начала над женским. И все свои «мирские наработки» они, как собаки репьи, тащут с собой в храмы.
Наши сестры во время службы категорически не хотят стоять в левой половине храма; не хотят хранить молчания, но хотят ходить всю службу по храму взад-вперед, шушукаться, обсуждать свои проблемы, словно храм это женский клуб по интересам; хотят без конца передавать и ставить свечки; двигают какие-то предметы, и создают постоянное мельтешение перед глазами молящихся.
Наши батюшки боятся делать таким сестрам замечания в храме, потому что это обернется скандалом, который священнику не нужен.
Женщины, не видя для себя доброго примера мужской силы, начинают вести себя по мужскому типу, что само по себе отвратительно.
А посмотрите, как наши девочки ведут себя на улице. Пьют пиво и всякую синьку прямо из бутылок, сидя на карачках, как бывалые зеки на пересылке; курят, плюются, ругаются матом, а точнее сказать не ругаются, а на нём разговаривают.
Поэтому, эти мятежные «Pussy Riot» философией своего поведения меня нисколько не удивляют. На сегодняшний день это последняя стадия женского беснования. Глубже падения уже (или пока) не существует.
Это то, к чему безсознательно стремятся и наши православные сестры.
Не все, конечно.
Слава Богу, пока большинство женщин в храмах всё же ведут себя благочестиво, но общая направленность женского эмансипе удручает.
Мы видим, как беснуются наши собственные православные сестры, видим, как они задиристо ведут себя и в храмах, и в своих домах, и на работе и в собраниях.
Мы, мужчины, слабы - не можем навести порядок даже в своей собственной семье, отсюда и проистекает то, что появляются такие половые хулиганки Пуськи.
Как с этим бороться?
Прежде всего, бороться надо не с женщинами, а с мужским малодушием.
Нам мужчинам, надо срочно поднимать потенциал своей мужественности; нам нужно стараться вернуть себе мужской бытовой авторитет, стараться жить в семье благочестиво и содержать в порядке своих женщин. Делать всё, чтобы они не становились такими мятежными «половыми органами», а были бы добрыми, ласковыми, смиренными.
Как сказал один наш старец, сейчас основная задача - вернуть мужчину в семью, чтобы мужчина занял своё, уготованное ему мужское место.
Сейчас в обществе стала преобладать такая светская буржуазная точка зрения, что женщинам надо во всём потакать, целовать им прилюдно руки и позволять им не иметь над собой никакой власти.
Хотя ясно сказано, что жене глава муж, мужу глава Христос, Христу глава Бог.

Игорь Удачин: То есть вы хотите сказать, что корень проблемы - в духовном нездоровье всего общества, и не следует акцентировать внимание на «девочках» из «Pussy Riot»? Хотя, в общем-то, какие они «девочки»?.. Взрослые женщины, неплохо образованные, которые должны были отдавать себе отчет, что они делают.

Мирослав Гришин: В целом, да. Проблема эта духовная. У меня телевизора нет и поэтому за судьбой «Pussy Riot» и перечнем их непотребных деяний я особо не следил. Могу только сказать, что где-нибудь на востоке за подобную выходку в мечети их бы просто порубили на куски и вынесли во двор скормить собакам. Это, конечно, не пример, на который надо равняться, но я считаю, свои ценности необходимо жёстко защищать. Потому что этот «либеральный кисель», который сейчас образовался вместо мозгов в головах наших людей, он до добра не доведёт.
Надо очень требовательно относиться к своей духовной жизни и налаживать вокруг себя христианские отношения, создавать и соблюдать христианскую иерархию хотя бы в своей собственной семье.

Игорь Удачин: Мне очень близко ваше убеждение о необходимости защищать свои ценности. Вы очень точно заметили по поводу «либерального киселя» в головах. И вот ведь какая интересная штука получается. Сами-то либералы в свое личное пространство никого не впускают. Но когда дело касается вероломного вторжения в ментальную сферу других людей, в частности оскорбления религиозных и патриотических чувств обычных российских людей, — такие посягательства они поощряют. То бишь навязывают нашему народу правила, по которым сами не играют…

Мирослав Гришин: Вы коснулись очень ёмкого и сложного вопроса. Это вопрос мировоззренческий, требующий внимательного взгляда на нашу новейшую историю…
Итак. Была война двух супердержав. Мы эту войну проиграли из-за предательского паскудства наших руководителей.
Царь-победитель сказал своему визирю: «Проследи, чтобы поверженный враг  не только на колени встать, но и на бок не смог повернуться! Надо растоптать, растлить, разрушить его (то есть нас) максимально. Чтобы обезопасить себя раз и навсегда!».
То, что с нами происходит сейчас, это как раз следствие нашего проигрыша в войне.
Мы были под татаро-монголами более 200 лет.
У нас стоял Наполеон.
Мы от наших родителей помним, что такое гитлеровская оккупация.
Сейчас у нас тоже оккупация.
Я недавно был в японском ресторане в Москве – нас обслуживали какие-то узкоглазые люди, которые изображали из себя японцев, одевшись в их национальные платья. В таких ресторанах мигранты очень даже уместны.
Но зачем, нам, живущим в России на своей земле русским людям 10 миллионов мигрантов? В таких экономических условиях, когда все заводы и производства не только встали, но и уже прошли точку невозврата, когда их можно было восстановить? Кого эти 10 миллионов изображают? Врачей, инженеров, токарей или слесарей? – Нет, я сколько ни спрашивал у них, все были у себя на родине учителями. Очевидно, что врут в глаза – учитель слово из трех букв с мягким знаком писать не будет.
Для чего же нужно такое количество мигрантов в России? - Это нужно для вымаривания русского населения.
Русские люди ленивые, пьяницы, бездельники, работать не любят, и им нет места в этой жизни – знакомая песня…
Конечно, русский человек не будет работать за 300 долларов – это цена московской квартплаты, а ведь русскому человеку ещё нужно покупать еду, ботинки, одежду, учить детей, оплачивать стоматолога, выкраивать деньги на ежегодный отдых. А приезжий «трудолюбивый и предприимчивый» мигрант за 300 долларов содержит у себя на родине двух жен с детьми, и теперь потихоньку перетягивает их всех в Москву.
Мы снова под иноземным игом.
Руководят нами русскоязычные начальники, а вот русскосердечных там нет.
Враги России, завозя мигрантов тучами, проводят перезаселение страны. То есть, получается так: русские убирайтесь или за границу, или на кладбище, а сюда заселяют «нормальных людей с востока» и ещё не пойми откуда.
Всё это сопровождается разговорами прикрытия о плохой демографической обстановке. Но позвольте, – вот у начальника умерла тёща, бабушка или дедушка. Что он делает? Бежит на рынок за таджиком и селит его в свою освободившуюся от покойницы комнату? Нет. Дети у начальника стали жить свободнее, или, если своё жильё позволяет, квартиру продают, или сдают в наём.
Для чего же тогда нужен приезжий мигрант?
Какую демографическую яму он заполняет своим мигрантским телом?
Не трудно догадаться…
Ценности, которые нам навязывают - нам русским, которые любят свою Родину и продолжают жить в России, - имей много денег, удовольствий, единоличный успех, то есть поклонение золотому тельцу, не свойственны русским людям.
Русским людям свойственно было жить в общине. Короткое лето, длинная зима. Если человек работал бы сам по себе, то он никогда бы ничего не добился. У нас короткий вегетативный период. И посадить, и убрать, и смолотить, и сохранить, и построить, и много-много другой работы. В деревнях с этим справлялась община. От общинного мышления и образа жизни у русских сформировался совсем другой менталитет. Русским людям не всегда интересно получить деньги в чистом виде. Сейчас внедряются нам в голову механизмы «живи сейчас, плати потом». Всё это - западные штучки, которые хороши для западной модели, для западного разумения, но они всегда нехорошо действуют на русского человека и не подходят ему.
В результате зомбирования и разрушения русского самосознания сейчас уже действительно сложно понять, русский ты человек стал или не пойми какой.
Потому что мы от своего социально-общинного менталитета отошли, а другого менталитета начальники нам не предлагают, кроме как «сдохни ты сегодня, а я завтра».
До сих пор не сформулирована национальная идея. В самом деле - урви и обогатись любым способом - не государственная идея.
Русскому человеку так и не сказано, для чего он живёт. А русскому человеку скучно без Бога, он веками был научен смотреть в Небо, а не под ноги. Вот отсюда и беспробудное пьянство, блуд и непотребство нашего русского человека.
Русский общинный генотип враги пытаются заменить каким-то экономическим материалом, замешанным на заокеанских лженауках. И в этом большая опасность для выживания русских.
Наши недруги крайне заинтересованы в том, чтобы раскачать и убрать с политической и социальной арены любые попытки русских обратиться к своей самоидентификации. Вместо русского этноса на исторической русской территории создается так называемое «гражданское общество» - общество людей без веры, без пола, без национальности. Врагами подсылаются всякие «пуськи», дабы опорочить служение Русской Православной Церкви, её проповедь Евангелия и отвернуть всех нас от света, который несет в себе Христос.
Почему?
Потому, что для них это бизнес.
Они падальщики и им нужны новые трупы.

Игорь Удачин: Давайте вновь вернёмся к теме вашего творчества. Наш разговор начинался с готовящейся, еще не опубликованной работы «Я тебя вымолил». Но, думаю, не лишним будет напомнить читателю о уже изданных книгах Мирослава Гришина. Это три книги рассказов: «Святые среди нас», «Слёзы» и «Отец и Сын». Хотелось бы поинтересоваться, по какому принципу комплектовались данные сборники?

Мирослав Гришин: Скомплектованы они произвольно, издателем. Буквально понимать, что в одной книге собраны самые слезливые рассказы, а в другой — рассказы только о святых, было бы неверно.  

Игорь Удачин: Что главное для вас в творчестве? Самовыражение или поиск истины?

Мирослав Гришин: Вы знаете, я пишу, потому что это во мне живёт. Но в то же время, я испытываю удовольствие от рождения нового слова.
Рассказы я стараюсь предварять эпиграфами из псалмов царя Давида, или из святых отец, или из Евангелия.
Поиск истины? Истина уже изложена в Библии. Когда умирал Ньютон, он сказал: «Дайте книгу». У него переспросили: «Какую книгу?». И он ответил: «Есть только одна Книга. Это Библия». Собственно, «Библия» так и переводится — «книга». Поверьте, когда наш человек станет чаще обращаться к этой Книге книг, жизнь наша устроится гораздо лучше.

Игорь Удачин: Через все ваши рассказы, вне зависимости от их сюжетных линий, неукоснительно проходит единая нить поиска Веры, поиска Бога в душе. Задам вам провокационный вопрос. Если в произведениях ваших коллег-писателей богоискательского мотива не присутствует — вам такой «творческий продукт» попросту неинтересен? Может быть, авторы даже приносят ментальный вред своему читателю, уклоняясь от религиозных тем в творчестве?

Мирослав Гришин: Вред, не вред — судить не возьмусь…
Всё делается Богом. Все от Бога, Богом и к Богу. Только человек-безумец может считать: это «я» всё сам делаю.
Человек не может гигиену свою как следует соблюсти, туалет свой содержать в порядке не умеет, а уже чего-то там о себе воображает.
Большая ошибка думать, что человек столь силён.
Да, у человека, в отличие от животного, есть свободная воля, а не инстинкт. Но этой волей нельзя подменять Бога.
Бог создал человека свободным только из любви к нему, к своему творению. Поэтому важнее темы, чем Бог я себе не представляю.
А как и о чём писать другим авторам — это их выбор.

Игорь Удачин: В советские времена официальная литературная цензура, не поощряла употребления слова «Бог» и рассуждений о Боге. Но была плеяда писателей-деревенщиков, научившихся, избегая религиозной терминологии, писать о Вере, о Боге. Как подспорье, разрешено было писать о совести. Как вы считаете, совесть можно считать неким эквивалентом Бога в душе?

Мирослав Гришин: Этимология слова «совесть» — со + весть, то есть то, что приходит вместе с вестью, с вестником Божьим. Святые отцы учат, что совесть — это глас Бога в человеке.
Если не знаешь, как поступить в той или иной ситуации — спроси у своей совести. Совесть тебе подскажет, хорошо ли ты сделал или нет.
Св. Силуан Афонский, когда ему задали похожий вопрос, ответил примерно следующее: «А ты сначала помолись. Если это доброе дело, то тебе будет молиться легко, и ты почувствуешь поддержку, Божье одобрение. Если же твоя совесть противится — значит, дело дурное».
Хочется напиться водки или сблудить — помолись. Господи, хорошо ли я делаю? «Отче наш» прочитай. И ты почувствуешь, что молитва не имеет в этом случае силы, она произносится механически. И делается страшно.
Думаю, не найдётся таких смельчаков, по крайней мере среди православных, которые станут оспаривать сей факт и могли бы так нагло себя вести: перед тем, как пойти на блуд, на воровство, на убийство, молиться об этом.
Хотя такие случаи известны в христианской истории.
Даже икона есть такая Богородичная.
Но есть и обратная сторона медали. Насколько я знаю, люди, которые сидели в тюрьме или имеют какую-то криминальную составляющую в своей жизни — они, в большинстве своём, набожны. Потому что они понимают, сколь переменчива фортуна. Если Бога не умилостивить, Богу не поклоняться, то дело может и не выгореть…
Почему так получается? 

Игорь Удачин: Видимо, потому же, почему и «в окопах атеистов нет». 

Мирослав Гришин: Совершенно верно. Или ещё: «кто в море не ходил, тот Богу не молился». Человек, который изо дня в день работает инженером или служащим, он — как придаток к какому-то механизму. Он каждодневно делает одно и то же. Он исключил из своей жизни любые перемены и потрясения. Поэтому, зачем ему Бог? Как Бог может ему помочь? Или чем навредить? Не понятно.
И человек безразличен к Богу. Жизнь его серая. В душе — мрак, слизь, озлобленность. Умирает такой тяжело – и бесы тут же железными крюками тащат его душу в ад. Потому что «кто веровать будет, тот спасен будет. А кто веровать не будет, осужден будет».
Те же, как пример, криминальные элементы тоньше чувствуют связь с Богом. Вопрос только в том, что они преступники. Но так получается, что они ближе к Богу по своему душевному настрою, нежели так называемый «добропорядочный человек», живущий тихой и бесцветной жизнью.
Апостол Павел изначально был Савлом. Он гнал христиан, боролся с христианами, он ненавидел Христа. Но так получилось, что из горячего гонителя он превратился в горячего последователя Христа.
Поэтому, наша общая проблема — мы теплохладны. «О, если бы ты был холоден, или горяч. Но ты тепел. Изблюю тебя из уст своих».
В нас нет огня и нет настоящего холода.
Как говорят: «ни рыба - ни мясо, ни кафтан - ни ряса».
То есть внутри нас такое аморфное, бесполезное, бесполое, унылое состояние прозябания.
Поэтому если человек преступник — он, конечно, гад, негодяй, он идёт против установленных человеком и Богом законов. Но если он верит в Бога, то он надеется на Бога, и он, поэтому, ближе к Богу. Как любой больной ребёнок любим матерью больше, чем здоровый, так и Бог жалеет преступников больше, чем человека унылого, атеистически-правильного, но серого и душного. Человека без лучика надежды в своём сердце.

Игорь Удачин: Мирослав Анатольевич, но вы же понимаете, что у нелюбимого ребёнка может возгореть в душе ревностное чувство. Почему меня любят меньше? Может быть, мне тоже перестать быть инженером и служащим, а так же выйти на большую дорогу, начать грабить и убивать? Не таится ли некоторое лукавство в вашей интерпретации Божьей любви к человеку?

Мирослав Гришин: Возможно, вы правы, что-то таится. Но… кишка-то всё равно тонка у серого и аморфного. Не каждый человек может взять ножик и выйти на большую дорогу. Вот вы возьмите топор и отрубите курице голову. Или возьмите нож и попробуйте освежевать барашка или козу. Не получится с первого раза – потому, что в голове и в сердце нет навыка убивать – добывать себе, своей жене и детям пищу. Мы привыкли есть колбасу, сосиски и уже забыли основные мужские навыки.
Человек, современный городской мужчина, боится. Всего боится. – А вдруг его увидят? А вдруг ему что-то скажут?  А вдруг о нём подумают не так? А вдруг кто-то догадается, что он не такой? Постоянная игра, постоянная поза и маска на лице. 
А Христос говорит «кто хочет идти за Мною, отвергнись себя, и возьми крест свой, и следуй за Мною». Но как человек, сидя в душной конторе, может «отвергнуться себя»? – Никак… Кишка тонка. Поэтому Христос современному человеку не нужен. А нужна лишь зарплата вовремя, да лишь бы никаких переживаний и тревог.
Почему он работает в душной, пыльной конторе и ничего не меняет в своей жизни? Что ему мешает? Кто он? Смотришь на него — да, он хороший человек. Но, как говорится, «хороший парень — это не профессия».
Каждый из нас является обладателем свободной воли и строителем своей собственной жизни, за которую придётся давать ответ.
Поэтому так важно определиться и с дорогой, и определиться с целью пути. А идущий пешком в правильном направлении завсегда обгонит скачущего верхом в неверном.

Игорь Удачин: Многие критики сравнивают ваши рассказы с «Крупинками» современного русского прозаика Владимира Николаевича Крупина. Кто-то усматривает параллели с творчеством Василия Макаровича Шукшина. А что вы сами думаете об этом?
Кто ваши учителя в литературе?

Мирослав Гришин: По образованию я морской инженер, много лет работал в Арктике, литературного образования у меня нет. Не могу сказать, что был у меня такой-то учитель по литературе, который учил бы меня. Просто читал много, очень много разных книг.
В детские годы и в юношестве мне очень нравилась греческая мифология.
Мне были близки и понятны образы Гомера.
Много читал я  книг Льва Толстого, Алексея Толстого, Достоевского, Бунина, Куприна.
Позже читал Солженицына в самиздате. Тогда его яростные слова и мысли казались весьма зажигательными. До сих пор помню, как тяжело было доставать его книги – за одну ночь надо было прочитать том в кулак толщиной. Пробовал я и сейчас, спустя время, перечитывать Солженицына. Восприятие его текстов усложнилось. Чувствуется у него в текстах такая злоба, агрессия… Понятно - человек жил в очень непростое время, ему приходилось постоянно защищаться. И нападать. Хотя он русский человек, и его мысли о том, как нам обустроить Россию, до сих пор очень интересны для обсуждения.
Читал я и Шукшина. Сравнивают нас, говорите? Вам виднее, есть что-то общее у нас  или нет. Однако, Шукшин писал свои рассказы, я пишу свои. У каждого из нас — свои истории, своя жизнь.
С Владимиром Крупиным мы знакомы лично.
Не близко, но достаточно, чтобы иметь о нём представление, как о православном человеке и о замечательном писателе. Читать его книги мне всегда приятно и легко. Слог его письма такой легкий, образный, гожий для русского уха и глаза.
Каких-то особняком стоящих в этом ряду своих учителей я не припомню.
Не было такого, чтобы я хотел писать так-то и подражать тому-то.
Если говорить о стилистике, то мне не нравятся длинные и двусмысленные построения фраз. Не нравится, когда используют много иностранных или новообразованных слов. Особенно, если их значение авторы не особенно понимают.
Мне понравилось читать сборник историй архимандрита Тихона Шевкунова «Несвятые святые». Он даже как-то перекликается с моей первой книжкой «Святые среди нас». Мне понравилось, как он описывает монастырскую жизнь и разные случаи, которые происходят с русскими православными людьми. Мне это близко, понятно и читать сладко. Но… подражать? Зачем? У нас просто общие темы рассказов. Он — монах. Я — инженер. Он выкраивает время для написания историй. И я выкраиваю. Заниматься каким-то плагиатом или учить друг друга литературе нам незачем.
Как Господь кладет мне на душу, так я и пишу…

Игорь Удачин: Я обратил внимание — если это не так, поправьте меня, — почти в каждом вашем рассказе описано какое-то чудо. Чудеса могут быть маленькие — например, долгожданная встреча двух людей. Или большие — выздоровление неизлечимо больных, спасение попавших в беду и т.д. То есть сборники ваших рассказов таким образом являют собой некий калейдоскоп чудес. Раз чудо, два чудо, следом — ещё одно. Не переслащиваете ли повествование чудесами? Ведь чудеса в жизни редки, а будни большей частью грустны. А тут вдруг такая высокая концентрация Божественного вмешательства в жизнь человека… 

Мирослав Гришин: Каждый православный человек сталкивался и с чудесами, и с прозрениями, и с какими-то острыми духовными переживаниями. Каждый из нас мог бы всё это изложить на бумаге.
Поэтому, к своему «писательству» я отношусь не слишком серьёзно.
Но то, что так у меня получается, мне неподвластно. Я мог бы писать о том, как хожу на работу и с работы; как пью дома чай с сахаром и обо всём остальном, что присуще каждому. Кому это интересно?
Но дело-то в том, что любой из нас запоминает (и всегда к ним обращается) яркие, вдохновляющие сердце события.
Не обнадёживаю ли я читателя?
Да, обнадёживаю.
И это главная цель всего моего писательства.
Тут какое дело? Все хотят быть со Христом прославленными. Но сесть справа или слева от Христа сможет лишь тот, кому уготовано. Это надо чётко понимать.
Тебе уготовано? Иди и садись.
Не уготовано — проходи мимо.
Мне интересны случаи, которые поражают моё воображение. Их я и описываю. Конечно, я отдаю себе отчёт, что любой из этих случаев — это, может быть, один такой на тысячу. Но мне важно, чтобы человек знал, что случай этот реальный. Чтобы человек прочитал эти строки и вспомнил о Боге. Чтобы человек знал, что это не само собой, а Богом всё устраивается.
Чудеса в моих рассказах выливаются в идею о том, как человек сам в себе может измениться. О том, как может произойти изменение его сознания в сторону светлого, надмирного. Вот в этом чудеса следует углядеть.
Это не те «чудеса», когда человек с похмелья захотел выпить кружку пива и — бах, она материализовалась у него в руке.
Чудо, например, когда злой нехороший человек стал добрым и хорошим, через болезнь, через страдание. Своего рода путь от греховного духовного помрачения к ангельскому преображению. Это всё происходит благодаря Божественному чудесному устроению мира от которого грешный человек активно отворачивается, не желая даже слышать о нём. Если человек начинает понимать, кем он был и кем должен стать, то происходит чудо.
Чудо изменения.
Чудо внутреннего, духовного перерождения. Но повторю, что православных читателей это не удивляет. У каждого православного христианина есть свои отношения с Богом, свои чудеса, свои переживания. Спросите у католиков или инославных – как они пришли к богу? Они ответят, что кто-то, когда-то взял их за руку и отвел туда-то и туда-то. А спроси в храме любого православного – как он пришел ко Господу – и любой ответит – Бог привел.
Почувствуйте, как говорится, разницу.

Игорь Удачин: Мирослав Анатольевич, в завершение нашей с вами беседы, сформулируйте пожалуйста главную задачу в своей жизни.

Мирослав Гришин: Главная задача человека это возлюбить Господа Бога всем сердцем своим, всем разумением своим и всей крепостью своей, чтобы жить по заповедям Христовым.
Для меня, грешника, это является невыполнимой задачей.
Моя жизнь это сплошная борьба. До обеда - с голодом. А после обеда - со сном.
Про свою прочую борьбу, простите меня, я благоразумно умолчу…