По печальному жизненному опыту знаю: есть такие вещи, которые свежими лучше не трогать. Поэтому на целый год я дала себе торжественное обещание: не вспоминать, не ворошить, не разбираться. Сегодня – уже можно.



Работа кипела, со страшной силой из всех трубочек свистел кислород, я в мыле бегала от насоса к баллонам по кругу. И тут в дверном проёме возник... В промасленной одежде, небритый и с глупой улыбкой на лице. Я даже не стала присматриваться – кто это такое. Я сразу завопела:
-Ты што?! Тупой?! Сам хочешь сгореть и меня кремировать (масло с кислородом даёт весёлый фейерверк).
А он стоял неподвижно и продолжал улыбаться:
-С тобой вместе сгореть? Пожалуй, я останусь.

Да, всё банально – я посмотрела в его огромные чёрные глаза и влюбилась. Перестал существовать молодой человек, с которым нас связывали долгие серьёзные отношения, я не слышала гула вокруг, я вообще ничего не видела и не слышала кроме этих глаз…

Естественно я пинками вытолкала его на улицу, сказав, чтобы больше не присылали таких идиотов.


Рабочий день закончился. Я устало поплелась домой.
Ясное дело, что он встретился мне по дороге. И снова улыбался.
И ещё много-много раз встречался, пока не... Потом он признавался:
-Знаешь, я заболел с первого взгляда. Но думал – зачем тебе такой, как я? А потом решил, что лучше мне откажут, чем мучаться.

Он приехал к нам в город из глухого села под Херсоном строить чудовищный новый элеватор на берегу. От него постоянно пахло соляркой. Он не читал за всю жизнь ни одной умной книжки. С ним мне приходилось день за днём слушать шансон. Ну и что?

На первое свидание он прибежал с огромной охапкой роз, шампанским и любимыми конфетами. Краснел, бледнел и немного заикался.
И сделал то, чего давным-давно никому не удавалось – он меня ЗАИНТЕРЕСОВАЛ. Он не рассказывал о том, как и с кем пил, не читал стихов, не говорил комплиментов, не погружался в воспоминания детства.
Он рассказывал о лошадях. О бескрайних полях, когда только ты, ночь и конь. И ветер свистит в ушах от бешеной скачки. О том, как объезжают лошадей, о сбруе и подковах.

Его отец – цыган, а мать – еврейка. Такое только смешение кровей и могло в результате дать такой характер: вспыльчивый, азартный, горячий.
Конечно в тот же вечер мы оказались в одной кровати…

Помню, как он заснул, свернувшись клубочком у меня на коленях, а я просидела всю ночь неподвижно, боясь потревожить его сон, и любовалась…

Потом началось «как всегда». Работа по 10 часов в день без выходных его выматывала, хронический недосып, нервное напряжение, зверские условия труда…
Но это были мелочи – это было временное. Мы решили, что он остаётся в Мариуполе и по окончанию стройки находит работу в городе. Спорили – где будем жить, как будем жить…
А потом… А потом у меня на работе произошла авария. Во время слива кислородной бочки сорвало шлангу, и жидкость(-183 0С) основательно меня проморозила. Я понимаю, что живу исключительно благодаря случайности – в тот момент я стояла боком к шлангам. И благодаря удивительно сработавшей реакции быстро спрыгнула с КаМаЗа, на котором стояла бочка. Попой на гололёд…
Как итог – обморожение нижних конечностей, лёгкий ожег лёгких и ушиб всего, чего можно.
Я не истерила. По крайней мере на людях. И ему позвонила только тогда, когда голос перестал дрожать. Из больницы. Обрисовала ситуацию, что, возможно, останусь без правой ножки, и вообще непонятно что творится – кровотечение, всё болит, нихрена голова не соображает.
Его первый вопрос был: деньги надо? Я ответила – нет. У меня всё есть, я сама справлюсь, а ты, говорю, гуляй… Потому как рассудила – зачем ему с инвалидом связываться?

Конечно, я ждала, что он бросит работу и прибежит ко мне. А он не прибегал. Только звонил раз в день и спрашивал о самочувствии…
Всё оказалось не так страшно, как казалось в начале. Нога заживала. Меня отпускали домой на ночь. Он пришёл в гости.
Нужно понимать как себя ведёт человек у которого всё болит и любое движение – сродни пытке. Характер от этого не улучшается. Но, я героически хромала на кухню готовить ему «кохе». И по пути из больницы не забывала купить печенюшек. А он мрачнел. С каждым днём. Жаловался, что я изменилась, что я стала ругачей и невесёлой. Что у нас уже месяц не было секса и он с ума сходит.
А потом он уехал. Уволился с работы и вернулся в родное село… Лошадей объезжать…

Хто думал о самоубийстве? Нет… Не думала. Просто жить не хотелось.
Полгода проходила в состоянии анабиоза. Ни с кем не общалась, никого не хотела видеть. Потом друзья потихоньку стали вытаскивать меня погулять, хотя я понимаю – это был нелёгкий труд.
Жизнь постепенно вошла в привычное русло. Только встречаться я ни с кем так и не могу. Не могла. Вот – сегодня ровно год, как закончилась личная жизнь.

А теперь смотрю на всю эту катавасию – и даже забавным кажется. На этом тему страдания можно считать закрытой. Вроде, я снова живая.