День 3. Р. Саватемка ‒ Лебяжий Бор ‒ Сенин Пчельник ‒ р. Ока ‒ оз. Старица.

 

Ночью и с утра прошёл дождик. Сыро, но тепло.

 

 

 

Вопрос вопросов, какой дорогой идти к Сенину Пчельнику. Пойти левым берегом Саватемки ‒ значит поверить в существование моста в её устье. Пойти правым ‒ скучно шагать по шоссе. Поверили в мост.

 

Берег Оки недалеко от впадения Саватемки крут, как и мокшинский. Он также кусками оползает вниз, унося на себе, что обидно, целые поляны земляники. Порою страшновато: вот петляет вдоль реки дорога, вот её колеи обрываются в провал, а вон, в десятке метров впереди, эти же колеи продолжаются, выныривая из пустоты.

 

 

 

Широкая, как Амазонка, Ока:

 

А кабан ушёл. А моста нет. Мы обошли мыс по кругу, пришли к устью Саватемки и даже обнаружили то место, где когда-то был мост. Видно, что был, но нету. Это ценнейшее открытие стоило нам двух часов хода туда и обратно.

Пришлось идти по шоссе через Лебяжий Бор. Столько раз о нём читала, и ‒ вот он. Маленький посёлок с прекрасным именем между лесом и рекой. Если б не поздняковцы, наверное, и не узнала бы о нём никогда. Он симпатичен не только мне: за высокими глухими заборами выстроено, куда уж без них, несколько баз отдыха.

 

 

 

 

Ещё только пару километров тянется шоссе за Лебяжьим Бором, обрываясь возле Оки как раз напротив того мыса, где мы искали мост. Можно остановиться и с упрёком посмотреть на близкий, но недосягаемый берег:

 

 

 

Однако дождик, который поначалу капал робко и неуверенно, теперь резко усиливается, и минутой позже начинается ливень. Оказывается, в мае довольно трудно спрятаться от него под деревьями: майские кроны простреливаются каплями насквозь.

Зато как прохладны и душисты после дождя цветущие яблони! Какие умытые стоят у реки берёзы, свесив к воде длинные зелёные ветви. Как пахнут ландыши, как далеко разносится нехитрая кукушкина песенка, как упрямо гонит тучи ветер вниз по Оке…

 

 

 

Целый ряд осокорей:

 

 

Кстати, о кукушках. Подходя к Сенину Пчельнику, мы довольно долго слушали одну. Первое «ку-ку» она выговаривала правильно, но затем что-то шло не так, и выходило какое-то «вув-вув», больше напоминающее собачий лай. Короткий перерыв, «ку-ку» и снова серия «вув-вув». Порядок оставался неизменным. Иногда после «ку-ку» возникала пауза, но кукушка никогда не сбивалась: следующим всё равно оказывалось маргинальное «вув».

Кстати, о Сенином Пчельнике. Как хорошо нам кто-то местный описал: дальше за ним ничего нет, глушь одна. Действительно, если взглянуть на карту, сплошной лес вдоль Оки, и на шестьдесят километров ‒ только три заметных населённых пункта. Поначалу наш маршрут в эту прекрасную даль и уходил. Но мы немного недооценили расстояния и характер местности, и поняли, что не успеваем. Поэтому до Елатьмы решили не идти, а в Щербатовку попасть как-нибудь сразу из Пчельника.

Сенин Пчельник мне понравился. Возвышаются при въезде могучие дубы, в поле скачут овцы, стоят выкрашенные в голубой цвет ульи и пасётся рыжая лошадь. Овцы, завидев нас, торопливо перебегают на другую сторону. У обочины остаются трое юных, но смелых овчушек: две чёрных и одна белая. И вот эта белая, кудрявая и улыбающаяся, вдруг начинает реветь звучным и грубым басом! А локон её с ветрами играет.

 

 

 

 

 

Вообще, я бы переименовала посёлок в Сенин Овечник. Помимо отары на одной окраине мы встретили ещё одну на другой, а на перекрёстке улиц обнаружили даже их домик. Овцы прятались в нём от дождя и внимательно за нами оттуда следили.

 

 

Проходим посёлок насквозь. Запомнился огород с лужей, с которого доносился дружный лягушачий хор. Хороший огород!

И да, что удивительно, даже в такой глуши краснеют новой черепицей несколько коттеджей.

Людей не видно, и узнать про переправу не у кого. Но наша удача ждала нас на окраине: возле дороги задумчиво ходит женщина, наблюдая за крошечными плюшевыми ягнятами. Выясняется, что переправы здесь нет, но договориться о перевозе можно. Звонит кому-то, объясняет и ‒ переправа состоится!

Женщина, впрочем, смотрит на нас с некоторым недоверием, кажется, принимая за шпионов. Кому в здравом уме придёт мысль гулять с рюкзаками в здешних местах, да ещё зачем-то переправляться на противоположный безлюдный берег? На рыбаков-то мы не похожи.

Между тем, от женщины мы узнали некоторые интересные подробности из жизни посёлка. Например, что коттеджи ‒ московские. Или что раньше, когда здесь функционировало что-то, связанное с нефтью, был-таки паром и ходила «Ракета»! А широкий, заросший ивняком полуостров, который далеко выдаётся в Оку, ‒ песок, оставшийся от работ земснаряда по устройству того самого парома.

Подошла моторка. Мужик с ярко-голубыми глазами также недоверчиво, но весело на нас смотрит:

‒ Вам просто на тот берег?

‒ Да.

‒ В любом месте?

‒ Да.

‒ Чудные вы, крестьянские дети!

Перевёз на другую сторону, высадил и уехал, помахав на прощанье.

Спасибо вам, хорошие люди.

 

Спускаясь от Щербатовки, Ока делает огромную петлю и возвращается в Нарышкино, которое всего в километре от Щербатовки. Южную половину этой петли занимает природный заказник регионального значения «Щербатовский».

Намереваясь идти по берегу в сторону былой пристани Ватажка, мы поискали дорогу и не нашли её (зато нашли очередной большой головач и дикий лук). Впрочем, пару километров местность позволяет идти и без дороги. Гривы, заросшие шиповником, сменяются очень удобными для ходьбы, длинными и широкими ложбинами. Главное, чтобы ложбина пролегала в нужном направлении.

 

 

 

 

На высоком яру делаем остановку. В реке лежит большая липа, нежно зеленеющая молодыми листочками. Жалко, конечно. Но жизнь идёт своим чередом ‒ в ветвях мелькает какая-то птичка. Присматриваюсь, птичка вылетает на солнце и, быстро-быстро маша крылышками, уносится за реку, успев сверкнуть голубым оперением. Зимородок! Первый раз в жизни видела.

 

 

 

Дальше по берегу не пройти, прибрежные заросли. В параллельных рядах ложбин выбираем подходящую и идём до тех пор, пока её не пересекает дорога. Дорога тянется на некотором отдалении от Оки по выгоревшим пустошам. Чёрно-зелёная земля, чёрно-красный кустарник и чёрные оспины кротовин. Чудо как хорошо в заказниках!

 

 

 

Впереди уже светлеет долгая дуга озера Старицы. Чтобы не закладывать крюк по северному берегу, мы собирались обойти его как-нибудь с юга. На Генштабе эта местность лишена чего бы то ни было подозрительного вроде болот или стариц. Но вы уже догадались.

Дорога подходит к залитой водой ложбине. Её можно чуть дальше обойти посуху и выбраться на высокую гриву. За которой, внимание, ещё одна ложбина: более широкая (несколько десятков метров) и уж точно гораздо более глубокая. Как же так, думаем мы, куда подевалась на карте почти что целая старица? Как сказал руководитель похода, чуть позже подходя к леску, «надо остановиться подумать. Это особенно актуально в свете того, что этого леска на карте нет».

Подумали. Вокруг орут лягушки. Склон внизу зарос ненавистным бешеным огурцом. Заросли эти, видимо, в разлив затопило, и теперь они стояли сверху сухие, а внизу илистые, и, прямо скажем, не благоухали. В упрямой надежде добраться до того места, где ложбина, быть может, заканчивается, мы сошли на склон. Через несколько десятков метров ложбина подсохла до степени болота, но, увы, ни по этому злосчастному болоту, ни дальше по склону пройти не представлялось возможным. Почти невыносимым стало желание каждой орущей лягушке заткнуть что-нибудь бешеным огурцом.

В общем, мы развернулись и вышли обратно на дорогу, чтобы обойти Старицу с севера.

И здесь был найден он! Цветок, который я столько раз видела на фото. Который, наряду с лилией-саранкой и венериным башмачком, я очень хотела увидеть в природе. Бордовым поникшим тюльпаном, только тоньше и изящней, стоял в траве рябчик! (Видимо, рябчик русский).

 

 

Между тем, уже начинало вечереть, рыжий свет лёг в лугах. На длинной и тихой Старице мы и встали, разбив палатку под двумя цветущими яблонями. 

 

[/Далее]