"Трудно быть богом" снилось. То самое состояние, которое охватило во время первого просмотра. Мрачно честное. Словами это описать трудно - всего там понамешано в непонятных каких-то пропорциях. Жаль, что нельзя эмоциям проводить химический анализ. Быть может, когда-нибудь и научатся - это было бы удивительно интересно. Но пока я могу лишь сравнить ощущения, и вот это во сне точно совпадает с другим, которое тогда было, на целые два часа фильма. Чувство это было каким-то еще новым, но так глубоко засело, словно состав крови с тех пор изменился. Тогда, в первый раз, было еще страшно, была какая-то ломка. Перемены такие - всегда больно и сложно - такова суть процесса.
Теперь уже не больно, теперь состояние это стало естественным, но все равно трогает до глубины, что-то такое в душе поднимая необъяснимое, но отчаянно важное.

Но.
С детства пыталась разобраться в вещах, которых никто не объясняет. Никто не делится монстрами из под своих кроватей, каждый их прячет, как герои Соляриса прятали их в своих комнатах. Никто не готов открывать Этих дверей, и страшно лишь то, что ты видишь в собственной комнате.
Никто не разговаривает об этом вслух, никто даже об этом не упоминает, и единственным источником информации становится творчество. Поселяя образы своих чудовищ в произведения искусства, всегда можно притвориться, что ты их придумал. Но жили ли они там всегда, родившись вместе с нами, или пришли потом? Отчего именно к нам, и именно такими? Мы ли их делаем теми, кто они есть, или они нас?
По большей части, простое творчество, типа кино, отчаянно старается утвердить нас в мысли, что монстров нам кто-нибудь подселяет - психотравмы ли, или дурная наследственность, или попросту какие-нибудь особые обстоятельства.
Но с каждым годом это выглядит все подозрительней. Не имея тому никаких доказательств, я все больше утверждаюсь в мысли, что мои собственные чудовища - это я сама и есть, и были они со мной еще до самого сознания. Иначе не могли бы они быть моей сутью. Это неотделимо, потому что все мои монстры - это мой химический состав, и если какое-нибудь вещество из меня выпарить - все развалится, или просто это будет уже кто-нибудь совершенно иной.
Все процессы внутри должны быть естественными, и вмешательство в них также опасно, как поворот реки вспять.
Неудивительно, что годами воюя с собственной сутью, я так ничего и не добилась, лишь сумела всех вокруг убедить, что комнаты мои светлы и уютны, и никого там под кроватью, разумеется, нет.

А оказывается, под кроватью все это время жила я сама. И вылезать на свет ой, как трудно, и в зеркало подслеповатыми глазами заглядывать, и отросшими когтями привыкнув царапать пол, осторожно кого-то касаться - страшно. И заговаривать с уже знакомыми будто бы в первый раз смущает до жути, и проще было бы назад заползти, да только руки, касающиеся лица, бывают такие теплые, глаза такие ясные, да и забираться обратно, однажды выпрямившись, совсем уже неудобно.

На танцах пришлось заново учиться ходить, дышать, слушать.
В жизни теперь тоже получится это делать. По-настоящему.