Круг был странным. Поначалу мне казалось, что он черный. И вообще – не круг. Но это определённо был круг. Его поверхность поддергивалась, словно начиная вращаться, но всякий раз останавливаясь. Или она всё-таки вращалась? Не разобрать, кругом темнота – виден только этот вибрирующий круг белёсого цвета. Точнее, темноты не было – было довольно-таки светло, но я постоянно путал окружающее пространство и белёсый круг, так как они сливались в однородную массу, и мне стоило усилий их дифференцировать – от того и казалось, что ничего не видно. Наконец, изображение начало медленно стабилизироваться; я начал разбирать некоторые детали в матово-белёсом пространстве вокруг. В центре был белоснежный кругляш, из которого словно лучи исходили блеклые прямые линии, рассекающие мутное белёсое пространство на несколько – семь или восемь - секторов. Белый круг слабо дрожал; из его центра расходились еле заметные концентрические волны.

Да это же стакан с молоком! Я словно прозрел. Я вот уже некоторое время смотрю в стакан с молоком. И чего я в нём увидел? Краем глаза я заметил какую-то тень. Она медленно подкрадывалась ко мне. Сначала я подумал, что наступает ночь, так как мне чудились звёзды в этой темноте, но потом я понял, что это лишь светлячки в уставших глазах. Я вдруг напрягся – тень была чей-то. Я начал медленно поднимать голову над стаканом с молоком. Темнота всё надвигалась; в какой-то момент я сообразил перевести фокус периферийного зрения на другую сторону. Потом повращал глазами. Тени были повсюду! Черные, бездонные, словно пожирающие пространство, - они окружали меня со всех сторон. В их движении было что-то угрожающее; в стакан с молоком упала капля пота с моего лба – я был сильно взволнован. Моргнув, я словно перезагрузил зрительный нерв – картинка стала заметно лучше; стало ясно, что тени образуют черный прямоугольник вокруг меня, зависшем над стаканом с молоком.

Я вперился взглядом в дрожащий центр молочной поверхности, и, решительно стиснув зубы, встал, собираясь взглянуть в лицо непрошенным гостям, но с удивлением обнаружил, что черный прямоугольник был монитором, на экране которого в качестве обоев была установлена простенькая картинка по-детски нарисованного, с лучами во все стороны, белого солнца. Я усмехнулся – это надо же было так сильно задуматься, втыкая в монитор. Можно сказать, отключился от внешнего мира, совсем ничего не замечая. Я даже как-то удивился тому, что я сам, оказывается, абсолютно круглый. Подумать только, я забыл, что я круглый. Улыбнувшись своим мыслям, я обмотал монитор черным проёмом улыбки, словно полотенцем. Это мне показалось смешным; я всё наматывал и наматывал свою улыбку вокруг прямоугольного монитора, пока толщина обмотки не сравняла строгие прямые углы, образовав более близкий к моей естественной форме черный круг с белым прямоугольником посередине. Длинная улыбочка вышла, однако!

Я нахмурился. Мне показалось ненормальным, что улыбка такая непроглядно-черная, да еще и длинная, как у кита. И, о черт, монитор под давлением толстого слоя улыбки сжался до крохотных размеров! Работать за компьютером было больше невозможно, придется покупать новый. А денег, как всегда, нет. Работы тоже. Я уныло рассматривал крохотный белый прямоугольник окруженный непроглядной тьмой. Вздохнув, я откинулся на спинку стула и…

С отвисшей челюстью я смотрел на трубу телескопа перед собой, от которого я только что отпрянул. Я помотал головой и прильнул к объективу – в нем я видел далекое, ослепительно светящееся в темноте ночи окно частного дома, что был в паре километров отсюда. Я схватился за голову – события последних секунд показались мне настолько бредовыми, что мне вдруг стало нестерпимо страшно.

- Что это?! – закричал я. – Что это?! ЧТО ЭТО?!

Я кричал, пока кто-то не схватил меня сзади, встряхнув изо всех сил. Я оглянулся. Лицо державшего меня человека было искажено гримасой страха и отвращения и кого-то мне сильно напоминало. Я всё всматривался и всматривался в это лицо, в его карие глаза, в черные кругляши зрачков с белыми прямоугольниками световых бликов от ламп ванной, в которой я стоял, рассматривая собственное отражение в зеркале.

Я моргнул, скидывая наваждение, нахлынувшее на меня, пока я рассматривал странную картину, на которой был изображен полуголый человек, уставившийся в зеркало. Время было позднее; пора было уходить из галереи, но я всё стоял, продолжая рассматривать эту трансцендентную картину, которая так сильно меня потрясла. Транс, в котором я только что находился, категорически не поддавался анализу пост-фактум, логика пережитых видений, еще пару секунд назад такая ясная, стремительно теряла смысл и структуру в моём сознании. Я с удивлением заметил тонкую струйку слюны, которая всё это время текла из полуоткрытого рта, и поспешно утёр ее рукавом. Из дальнего конца зала ко мне двигался охранник.

- Молодой человек, галерея закрывается. Прошу на выход, - сказал я чудаковатому парню, который уже довольно долго стоял перед какой-то картиной. Тот что-то пробормотал и быстро удалился. Я подошел к картине. На ней был изображен полуголый мужик в ванной. Не понимаю я этих интеллигентов – какое-такое искусство они видят во всей этой порнографии?

Зевнув, я выключил телевизор, с удовольствием всматриваясь в тихую темноту. Боже, как надоели эти бредни. Какое счастье, что есть сон. Я растянулся на кровати, зарываясь в теплое одеяло и мягкую подушку, уже предвкушая восьмичасовой тихий природный кайф. Закрыв глаза, я вздрогнул от испуга – рядом с ухом противно заверещал будильник, солнечный свет неприятно бил в глаза. За окном бодро чирикали воробьи. Не очень понимая, что я делаю, как это всегда бывает после пробуждения, я проследовал на кухню, достал из холодильника молоко и налил себе целый стакан.

Начинался новый день.