Вторник, 15 Июля 2008 г. 14:51 - дата, когда я написал шизаную еболу про Дорспэйс - перекрёсток нескольких миров. Так вот, мир с дверьми мне до сих пор периодически снится. В собственном рассказе мне начинает видится новый смысл. Не знаю, правильно ли это.

Бутылка была красивой: изящная фигура с гламурным коричневым загаром, в меру прозрачная и с кокетливо-маленькой наклейкой прямо посередине туловища. Длинное горлышко заканчивалось сверкающей металлической крышечкой, а искрящееся внутри на свету ламп супермаркета золотистое пиво делало ее просто неотразимой. Бутылка гордо посматривала на противоположную полку алкогольной продукции, где стояли толстые, неказистые баллоны с пойлом, которые были к тому же сделаны из неблагородного пластика, ну а крышечки у них были совсем пролетарские. Иногда бутылке надоедало смотреть на эту серость, но ей приходили мысли, что без них даже она бы не смогла оценить свою красоту. «Вот ведь как получается», внезапно осенило бутылку, «без этих чернявых толстух моя красота была бы абсолютно бессмысленна…»

Бутылка хотела, было, подумать над редкой мыслью еще немного, но внезапно ее схватила маленькая ладонь. Сердце бутылки затрепетало. «Неужели меню выпьют», взволновано думала бутылка, когда ее уложили на дно красной пластиковой корзины. Вдруг где-то рядом раздался стон.

- Кто здесь? – спросила бутылка.
- Яаа, - протянула корзина.
- А чего стонешь??
- Хорошо то каак… - пробормотала корзинка.

Бутылка недоуменно пожала плечами. «Это, наверное, ее так прёт, потому что в нее положили такую красавицу, как я», подумала бутылка.

- Слушай, а может лучше пепси-колу возьмем? – откуда-то сверху раздался нервный подростково-ломающийся голос. Бутылка перевела взгляд с гипнотического квадратно-дырявого узора корзинки наверх. Оказывается, корзинку держало двое Исполняющих. «Интересно, что эта за фифа такая, пепси-кола?», возмущенно подумала бутылка.

- Ну чё за детский сад, пора бы уже серьезней к жизни подходить…
- А ты уверен что нас пропустят через кассу?
- Не ссы, я всё сам сделаю. Я уже так делал, - уверенно ответил второй исполняющий.
- Ты уже пил пиво??
- Ну да, - снисходительно ответил второй.

«Вот», гордо думала бутылка, «я действительно благородного происхождения». Корзинка снова тихонько застонала, чем окончательно погрузила бутылку в пучину самодовольства. Бутылка так увлеклась мыслями о своем совершенстве, что совершенно не заметила, как несколько минут спустя она оказалась на столе на чьей-то кухне. Сверху ярко сияла желтым светом люстра. «Наверное, это рай», счастливо подумала бутылка. «Это лучший день в моей жизни!» Бутылке было так хорошо, что она представить себе не могла, что может быть еще лучше. Но вдруг рука одного из исполняющих (вроде бы первого) осторожно взяла ее и какой-то железякой резко сдернула с нее ее красивую металлическую шапочку.

- Эй, что вы делаете! – запротестовала бутылка, но вдруг затихла. Ее пиво куда-то выливалось, рядом раздавались характерные глотательные звуки. Бутылку захлестнула резкая эйфория. Удовольствие было настолько невыносимым, что она неожиданно для себя застонала:

- Ооо…
- Э… - внезапно подавился исполняющий и побледнел.
- Ты чё? – недоуменно спросил его приятель?
- Да нет, всё нормально… - пролепетал Исполняющий и, зажав ладонью рот и забыв поставить бутылку на стол, побежал в туалет. Вселенские радость и удовольствие немного отпустили бутылку, и она сонно смотрела на дрыгающийся мир, который через пару секунд сменился видом белого унитаза с ржавыми подтеками у основания. Сверху раздались конвульсивные звуки.

- Буэээ! – начал блевать Исполняющий, изрыгая только что выпитое пиво в унитаз. Бутылка пораженно смотрела. Она решительно не понимала, как можно просто так спускать ее чудесное пиво в этот грязный отстойник. Унитаз блаженно застонал.
- Еще бы ты не стонал, - презрительно сказала бутылка, - когда в тебя вливают мою благородную кровь…
- Дура ты, - беззлобно сказал унитаз. Бутылка ойкнула – она настолько погрязла в своем эгоцентризме, что не заметила, как высказала свою мысль вслух.
- Это еще почему? – обиженно ответила бутылка.
- Совсем молодая, - покачал унитаз головой. Исполняющий еще содрогался, но больше не низвергал потоки, и унитаз, которого уже отпускала эйфория Предназначения, стал способен вести беседу. – Небось, не знаешь еще, что такое Предназначение?
- Всё я знаю! – крикнула бутылка. Ей жутко не нравилось, что какой-то грязный унитаз так снисходительно с ней разговаривает. С ней, с бутылкой!
- Пошли, прогуляемся, - произнес другой Исполняющий, который всё это время с сожалением наблюдал за своим приятелем. – Заодно палево выкинем…

Бутылку бросили в пакет, а через несколько минут, после секундного полета, она больно ударилась обо что-то вонючее и металлическое и дала трещину. От таких резких изменений бутылка горько заплакала. Рядом, уже в который раз, кто-то раздражающее-блаженно застонал.

- Хули вы все тут стонете, блядь! – проревела бутылка. В ней больше не было пива, и бутылка ощущала какую-то сосущую холодную пустоту.
- Ну-ну, успокойся, - раздался ласковый старческий голос мусорного бака. – Я смотрю, ты совсем молодая.

Бутылка всхлипнула и сказала:

- А тебе-то это откуда известно?
- Это трудно не заметить. Все Читать далее...

Ходячий Желудок дописал ответ и отправил его в форум. Посмотрев на свой пазитиффный аватар, он также в который раз оценил свой забавный ник и внезапно заметил, что его инициалы – «ХЖ». По сути, это «ХХ» но с лишней палочкой во второй букве. Совпадение? А что если «ХЖ» это «Х» с лишним измерением? Желудок задумался. Где-то в параллельной реальности или в другом времени существовал его прототип под ником Ходячий. Что-то это напоминает… Как же, знаменитый Ходячий Замок, который шагал через время и пространство. Вот только где была родная реальность Ходячего Замка? На это, наверное, не смог бы ответить даже могучий Кальцифер.

Возможно, Ходячий был всего лишь человеком в обычной реальности, в то время как ХЖ был лишь персонажем на форуме в виртуальной реальности.

Если бы виртуальность имела своё эволюционировавшее звено, то там был бы его эволюционный стереотип «ХХХ», у которого во второй букве продета одна палочка, а в третьей – две палочки. Получалось «ХЖ*». Третий символ является звездочкой, что явно намекает на соприкосновение с тонкими материями космоса. А ник наверняка расшифровывался как «Ходячий Желудок Звезданутый». ХЖ был на верном пути. Но его немного смущал капиталистический вид инициалов его стереоника, который напоминал какой-то лукавый рекламный слоган, в котором ушлые менеджеры по маркетингу обычно помечали звёздочкой некую подъебку. Впрочем, это явно указывало на связь реальностей – точно также виртуальность была следствием обыденной реальности, ведь Интернет, это, по сути, обычная реальность, но без такой шелухи, как определённый инстинктивно-подсознательный фактор, заставляющих многих делать выбор в пользу разговора Тет-а-Тет. Обычно он выражается в фразах типа «будь ты доступен, дал бы в ебло» или что-то наподобие.

Желудок не знал, что может быть упрощенней Интернета. Возможно, в стереореальности люди говорили «Будь мы в инете, я бы сказал, что дал бы тебе в ебло в реальности». Или же они бы ничего не говорили, когда спорили, или же вообще бы не спорили. У ХЖ катастрофически не хватало информации для моделирования новой вселенной. Но он чуял, что она поблизости. Мы каждый день общаемся с конвертированным в понятные нам символы ворохом электронных импульсов, совершенно не замечая, как входим в другое измерение. Это можно сравнить с пелевинским заппингом, который описывает возникновение слепка человеческой души, когда обыватель включает телевизор, при этом этот слепок и не возникает вовсе, так как совершенно не реален, его нельзя пощупать и дать ему в ебло. Разница между телевизором и интернетом заключается в том, что человек в любой момент может посмотреть на себя со стороны и заметить, что его виртуальный персонаж уже настолько накачан своей кровной энергией, что грозит стать автономным, создавая резонанс с пользователем, породившем его. Поэтому многие, решившиеся перевести виртуальное знакомство в оффлайн, с удивлением замечают, что собеседник совершенно отличается от своего персонажа в Интернете.

Однако в автономизации морока соучаствуют и другие люди, видя в нем то, что сами желают видеть. Ходячий Желудок напрягся – ключ к скрытому миру был близок, он уже чувствовал его металлический запах. Мудрые индусы уже давно сформулировали определения таких занятных явлений, как Колесо Сансары и Нирвана. Вот только они почему-то думали, что Сансара крутиться за счет энергии Смерти, отправляя душу гулять по просторам новой реинкарнации, лишая ее почти всей памяти о своих прошлых жизнях. Сохраняется лишь база личности, и человек сильно напоминает свою предыдущую карнацию. Что-то это очень сильно напоминает. А именно – банальное биологическое размножение. Если муж не часто пользовался законом сохранения семьи (который есть функция от частоты посещений проституток и просто давалок), а жена не пожалела, что вышла замуж за лоха, который согласился жениться на ней, то наложив их фотографии друг на друга мы получим фото их ребенка. Наверное, не мало людей, родившихся в эпоху цветной фотографии, с удивлением находили в пыльных тумбочках черно-белые фото самих себя же. Это были родительские фото.

Более того, ребенок почти во всем напоминает родителей: в повадках, характере, вкусах, здоровье. Чем не сансара?

Если задаться целью развить эту мысль по такому же принципу, по которому Ходячий Желудок высосал из своего длинного пальца с нестриженным ногтем предположение о существовании стереореальности, то можно заметить занимательную корреляцию с темой, от которой мы немного отошли – а именно, с материализацией морока в виртуальной реальности и обретении им собственной личности. Не корреляцию даже – а новый, более мелкий уровень жизни и смерти, то есть Сансары! Пользователь за всю свою жизнь бродит по десяткам форумов, под сотнями ников, которые отражаясь в тясячах зеркал других пользователей и их мороков, обрастают собственными повадками и характером, за которые они становятся в той или иной степени известны. И ни разу, никогда за всю историю компьютеризации мира, никто не увидел схожести между Читать далее...

Полчища тварей, похожих на волков, активно наступали на небольшое скопище разномастных существ, расположившихся под широкими кронами гигантского дуба, ветвями подпирающего мутное, черное с красными прорезями небо. Среди них был и Святовит, он стоял в первых рядах обороняющихся, постоянно размахивая рогом с острыми зубьями, расположенными по всей его двухметровой длине. Шкуры волчар мгновенно лопались, нарвавшись на страшный удар зубчатого рога изобилия, из которого Святовит изредка выстреливал лавинообразным потоком всяческого хлама, заваливая им ряды атакующих. Пока те барахтались в мусоре, подвывая от злобы, хранители древа жизни закидывали их увесистыми желудями и вспарывали им животы корявыми сучьями.

Из разорванных туш черных волчар вылезали длинные черви с ободком вьющихся щупалец, которыми они опутывали ноги обороняющихся, обдавая их серной кислотой и переваривая заживо. Существа мучительно кричали, стараясь отделаться от наползающих тварей, но те погибали лишь тогда, когда их тела от ударов превращались в вонючее месиво быстро разлагающейся плоти. Местность уже давно погрузилась в сероватый туман из духов убитых, которые в панике метались между обугленными деревьями и котлованами с лавой, в надежде найти хоть что-то живое, во что можно вселиться и продолжить битву за жизнь. В тумане суетящихся душ все были сами за себя, совершенно забывая про то, что многие из них еще несколько минут назад стояли по одну сторону баррикад. Большинство из них словно мухи роем вились вокруг холма, на каменистом пике которого находились Купала, Лада и Леля, воспроизводящие солдат для битвы. Из их шатра постоянно выбегали и вылетали всевозможные твари: злобные русалки с красными глазами, упыри с широким кольцом длинных кривоватых клыков вместо рта, невысокие широкоплечие домовые, путающиеся в собственной бороде и патлах лобковых волос, голые люди с расширенными зрачками, горбатые лешие, ловко перепрыгивающие с камня на камень, вонючие бесформенные водяные, раздающие удары дохлой рыбой направо и налево, и многие другие.

Холм обороняли глыбоподобный Род, с непомерно гипертрофированными мышцами четырех ног, и Ярило, сидевший за спаренным пулеметом, который изрыгал густые комки липких белых соплей. Духи, попавшие под обстрел, поневоле вселялись в эту сметанообразную плазму, но начинать активные действия не могли – плазма не обладала средствами передвижения и атаки. Род же забрасывал тучи вьющихся душ комьями земли, в которые предварительно сплёвывал слюну, кишащую бактериями, выведенных специально для этих целей. Вселившиеся в бактерии духи тоже становились совершенно безобидными и, к тому же, сильно способствовали восстановлению экосистемы поля битвы, попутно сжирая горы трупов, которые здорово мешали свободному передвижению и обзору.

О поле битвы следует рассказать особливо. На сколько хватало взгляда, местность была усеяна невысокими холмами, покрытых темно-серыми камнями и вулканическим песком, среди которых сновали орды всевозможных существ, истребляющих друг друга; изредка встречались остатки некогда бурной растительности: черные скелеты особо крупных деревьев, кучи пепла от кустарников, смердящие останки сгоревших заживо существ, лужи лавы, которая время от времени фонтанировала в мрачное небо, затянутое черными, как уголь, тучами, местами подкрашенные красным светом Хорса, неистово бившийся с упырями на высоте. Свет был красным из-за непрекращающегося дождя проливающейся крови дерущихся в небе существ, сквозь который иногда неуместно сверкала радуга, больше напоминающую верхнюю губу какого-то огромного существа, широко раскрывшего пасть, намереваясь проглотить весь мир. Хорс был хорошим источником света для всей местности, потому на его защиту вставали почти все, кто умел летать. С неба тучами валились всевозможные виды птиц и летучих мышей, а уши тех, кто дрался на земле, вяли от всепроникающего визга разъяренных русалок. Те вообще не делали никаких предпочтений и убивали всех подряд. Род предлагал остановить производство этих тварей, но Купала сказал, что это невозможно в связи с некоторыми деталями техпроцесса, на исправление которых совершенно нет времени.

Хорс активно использовал свои солнечные силы, притягивая раскаленную материю Солнца, которое из-за постоянных эякуляций протуберанцев сильно напоминало гигантский огненный сперматозоид. Далее, левитирующий неподалёку Сварог принимал бушующие потоки, либо обливая огнём атакующих уродов, либо выплавляя из них различные орудия – в этом ему помогал Стрибог, который остужал плазму северным ветром, заставляя ее принимать те или иные формы. Таким образом земные армии не испытывали недостатка в дубинах, алебардах, мечах, ядрах, копьях и прочих орудиях убийства. Впрочем, сыплющиеся с неба мечи и дубины нередко доставались и сыновьям Сатаны, предварительно забив до смерти тех, кому не повезло стоять прямо под небесной кузней.

К Хорсу иногда присоединялся Гелиополь, эффектно влетающий в сердце воздушного сражения на своём раскалено-красном каное, об Читать далее...

Тук-тук. Я повертел головой, стараясь определить, где стучат. Дверей вокруг было много. В основном они были деревянными, характерного коричневого или темно-зеленого цвета. Часто встречались тяжелые металлические двери с позолоченными ручками. Экзотикой были стеклянные двери и обычные решетки. Я продолжил своё движение в пространстве между дверями и дверными проёмами. Вообще-то я не уверен, что это были двери – так как стен, как таковых не было. Были лишь сплошные прямоугольники с замочными скважинами и ручками. И редкие пустые проёмы. То есть, по началу как-то язык не поворачивался называть их дверьми – какие же двери без стен? Абсурд. Возможно, это просто задумка какого-то сумасшедшего дизайнера. Даже пол и потолок состояли из дверей и проёмов. Направляясь в сторону прозвучавшего стука, я заметил дверь со следующей надписью:

Эне́ргия — скалярная физическая величина, являющаяся единой мерой различных форм движения материи и мерой перехода движения материи из одних форм в другие.

Текст был написан черным фломастером, явно по трафарету, судя по четким жирным линиям и ровным изгибам. Немного постояв, радуясь хоть какому-то разнообразию в этом унылом месте, я чихнул и побрёл дальше. Многое мне было непонятно здесь. Во-первых, не ясно, почему нет стен – передвигаться, постоянно открывая двери, было явно не удобно. Я напоминал себе крота, роющего проход сквозь толщу земли. Во-вторых, в помещении было светло, хотя никаких ламп или огней нигде нет. Даже закрыв вокруг себя все двери, я обнаруживал, что замкнутое пространство было прекрасно освещено. Правда, несмотря на это, я сразу начинал чувствовать себя, словно в гробу, и ломился вперед, открывая все двери подряд. Обернувшись, я любовался на созданный мною светлый коридор и немного успокаивался.

Стук я слышал уже не впервые. Некоторое время назад я был уверен, что здесь кто-то есть. Однако чем больше времени я проводил в дорспэйсе – так я про себя назвал эту дыру – тем больше меня тревожила мысль, что я просто схожу с ума от одиночества, а стуки – лишь мои галлюцинации. Вообще, учитывая то, сколько времени я уже торчал здесь, такая мысль пришла поздновато. Дорспэйс давно стал моим домом – возможно, прошли сотни или тысячи лет с момента моего появления здесь, так как этот самый момент я решительно не помнил.

Время в дорспэйсе текло мучительно медленно. Развлечений было не много. В основном я бесцельно блуждал, так как отупевшее от однообразия сознание плохо генерировало идеи. Или просто сидел, уткнувшись взглядом в одну точку. Спал я редко и мало. На ранних порах я пытался найти выход из этого сооружения, и несколько дней подряд (по субъективным ощущениям) шел в одну сторону, открыв не одну тысячу дверей. Потом я решил исследовать пространство наверху. Карабкаться, опираясь ногой на ручку полуоткрытой двери, было, в принципе, не сложно, но силы быстро уходили, и, насчитав пару сотен этажей, я решил спускаться вниз. В этом направлении я тоже потерпел неудачу.

Однажды мне приснился сон, в котором я стоял посреди длинного коридора открытых дверей. Всмотревшись вдаль, я обнаружил, что коридор плавно заворачивает куда-то влево. Меня прошиб пот от внезапно возникшей кошмарной атмосферы сновидения, я тут же проснулся и впредь старался не думать о том, что, возможно, дорспэйс был замкнут.

Больше всего меня занимало, кто еще тут ходит и стучит в двери. Фактически, эти стуки были моим единственным стимулом движения в бесконечном лабиринте дорспэйса. Странно, что никто не откликался на мои крики.

Тук-тук. Где-то справа снова постучали. Пройдя сотню метров, я наткнулся еще на одну надпись:

Часто можно встретить упрощённое определение энергии как способности тела совершать работу, удобное в механике.

Где это, интересно, можно «часто встретить» такое определение? Надписи я видел здесь впервые, и, наверное, должен радоваться этому, но меня вдруг начала раздражать их неуместность и бессмысленность. Когда-то я думал, что дорспэйс это чья-то злая шутка. Кто-то засунул меня сюда, и теперь издевается. Юмор этой издевки был довольно изощрен: двери, по определению, должны куда-то вести. Больше дверей – больше выбора! А тут их хоть жoпoй ешь – и как результат, невообразимое однообразие. Бесконечное множество путей равносильно их отсутствию, парадокс. Однако трудно представить, что кому-то по силам сотворить такое огромное сооружение. Разве только богу.

Уже без первоначального энтузиазма я прочитал очередную надпись, которую я вскоре обнаружил на своём пути:

Закон сохранения энергии — основной закон природы, заключающийся в том, что энергия замкнутой системы сохраняется во времени.

Мысли о странных надписях вяло ворочались в сознании. Торопиться им было некуда, так что я не стал концентрироваться на вырисовывающемся на горизонте мышления образе какой-то новой идеи. Когда теряешь надежду найти конечный пункт своего пути, отличительная черта человека – способность к осознанию и абстрактному мышлению – становится не Читать далее...

Круг был странным. Поначалу мне казалось, что он черный. И вообще – не круг. Но это определённо был круг. Его поверхность поддергивалась, словно начиная вращаться, но всякий раз останавливаясь. Или она всё-таки вращалась? Не разобрать, кругом темнота – виден только этот вибрирующий круг белёсого цвета. Точнее, темноты не было – было довольно-таки светло, но я постоянно путал окружающее пространство и белёсый круг, так как они сливались в однородную массу, и мне стоило усилий их дифференцировать – от того и казалось, что ничего не видно. Наконец, изображение начало медленно стабилизироваться; я начал разбирать некоторые детали в матово-белёсом пространстве вокруг. В центре был белоснежный кругляш, из которого словно лучи исходили блеклые прямые линии, рассекающие мутное белёсое пространство на несколько – семь или восемь - секторов. Белый круг слабо дрожал; из его центра расходились еле заметные концентрические волны.

Да это же стакан с молоком! Я словно прозрел. Я вот уже некоторое время смотрю в стакан с молоком. И чего я в нём увидел? Краем глаза я заметил какую-то тень. Она медленно подкрадывалась ко мне. Сначала я подумал, что наступает ночь, так как мне чудились звёзды в этой темноте, но потом я понял, что это лишь светлячки в уставших глазах. Я вдруг напрягся – тень была чей-то. Я начал медленно поднимать голову над стаканом с молоком. Темнота всё надвигалась; в какой-то момент я сообразил перевести фокус периферийного зрения на другую сторону. Потом повращал глазами. Тени были повсюду! Черные, бездонные, словно пожирающие пространство, - они окружали меня со всех сторон. В их движении было что-то угрожающее; в стакан с молоком упала капля пота с моего лба – я был сильно взволнован. Моргнув, я словно перезагрузил зрительный нерв – картинка стала заметно лучше; стало ясно, что тени образуют черный прямоугольник вокруг меня, зависшем над стаканом с молоком.

Я вперился взглядом в дрожащий центр молочной поверхности, и, решительно стиснув зубы, встал, собираясь взглянуть в лицо непрошенным гостям, но с удивлением обнаружил, что черный прямоугольник был монитором, на экране которого в качестве обоев была установлена простенькая картинка по-детски нарисованного, с лучами во все стороны, белого солнца. Я усмехнулся – это надо же было так сильно задуматься, втыкая в монитор. Можно сказать, отключился от внешнего мира, совсем ничего не замечая. Я даже как-то удивился тому, что я сам, оказывается, абсолютно круглый. Подумать только, я забыл, что я круглый. Улыбнувшись своим мыслям, я обмотал монитор черным проёмом улыбки, словно полотенцем. Это мне показалось смешным; я всё наматывал и наматывал свою улыбку вокруг прямоугольного монитора, пока толщина обмотки не сравняла строгие прямые углы, образовав более близкий к моей естественной форме черный круг с белым прямоугольником посередине. Длинная улыбочка вышла, однако!

Я нахмурился. Мне показалось ненормальным, что улыбка такая непроглядно-черная, да еще и длинная, как у кита. И, о черт, монитор под давлением толстого слоя улыбки сжался до крохотных размеров! Работать за компьютером было больше невозможно, придется покупать новый. А денег, как всегда, нет. Работы тоже. Я уныло рассматривал крохотный белый прямоугольник окруженный непроглядной тьмой. Вздохнув, я откинулся на спинку стула и…

С отвисшей челюстью я смотрел на трубу телескопа перед собой, от которого я только что отпрянул. Я помотал головой и прильнул к объективу – в нем я видел далекое, ослепительно светящееся в темноте ночи окно частного дома, что был в паре километров отсюда. Я схватился за голову – события последних секунд показались мне настолько бредовыми, что мне вдруг стало нестерпимо страшно.

- Что это?! – закричал я. – Что это?! ЧТО ЭТО?!

Я кричал, пока кто-то не схватил меня сзади, встряхнув изо всех сил. Я оглянулся. Лицо державшего меня человека было искажено гримасой страха и отвращения и кого-то мне сильно напоминало. Я всё всматривался и всматривался в это лицо, в его карие глаза, в черные кругляши зрачков с белыми прямоугольниками световых бликов от ламп ванной, в которой я стоял, рассматривая собственное отражение в зеркале.

Я моргнул, скидывая наваждение, нахлынувшее на меня, пока я рассматривал странную картину, на которой был изображен полуголый человек, уставившийся в зеркало. Время было позднее; пора было уходить из галереи, но я всё стоял, продолжая рассматривать эту трансцендентную картину, которая так сильно меня потрясла. Транс, в котором я только что находился, категорически не поддавался анализу пост-фактум, логика пережитых видений, еще пару секунд назад такая ясная, стремительно теряла смысл и структуру в моём сознании. Я с удивлением заметил тонкую струйку слюны, которая всё это время текла из полуоткрытого рта, и поспешно утёр ее рукавом. Из дальнего конца зала ко мне двигался охранник.

- Молодой человек, галерея закрывается. Прошу на выход, - сказал я чудаковатому парню, который уже довольно долго стоял перед какой-то картиной. Тот что-то Читать далее...

Коллайдер был запущен. Длиннющее кольцо, напичканное чуть ли не всеми элементами таблицы изобретателя водки, выполнило свою сакральную функцию. Микроскопические черные дыры разворошили забвенную нирвану, как берлогу, и выудили оттуда поистине гигантского медведя. То был Будда. Будда был огромен – четыре человеческих роста и сотня человеческих масс присутствовали в его планетоподобной шестирукой туше. Будда медленно поднялся, ломая кольцо, продирая гигантские, но заплывшие жиром глаза. Проморгавшись, он взглянул мертвым, холодным взглядом на окружающую среду и изрёк:

- Встретишь Будду – убей Будду. Встретишь Христа – убей Христа. Встретишь Мухаммеда – убей Мухаммеда.

Издав громоподобный рык, Великий Будда опустился на все свои три пары рук, задрав могучую зaдницу к вечным небесам. В такой позе он жутко напоминал беременного паука. Великий Будда завибрировал: было видно, что он очень и очень сильно напрягся. Складки жира ходили ходуном на его глыбоподобном паучьем теле, бултыхаясь в воздухе с такой силой, что стекающий пот Будды мгновенно образовывал вокруг него растущее вонючее облако потной эмульсии, суспензии и прочих зловонных образований. Прошло некоторое время; облако полыхнуло ослепительной вспышкой, раздался оглушающий грохот, и широкая, ветвящаяся от тела Будды молния прочертила небо, устремившись к полной, как сам Будда, Луне.

Молния, вопреки всем законам физики, прорезала в космосе Путь, в одной из точек которого находилась космическая станция МИР. МИР начал падать с Пути.

Тем временем, шокированное человечество успело очнуться от такого невероятного поворота дел, и срочно снаряжало команду Звёздного Десанта, как лучших борцов с насекомоподобными гадами. В их снаряжение входило всё самое необходимое: мухобойки, тапочки, швабры, дихлофос и прочие незаменимые в этом нелегком деле вещи. Джек – крепкий, закаленный истребитель насекомых – был лидером Звездного Десанта. Многие спрашивали его:

- Джек, почему у вашей команды такое пафосное название? Ведь вы всего лишь давите тараканов и мокриц в щелях около заcpанных унитазов.

Джек был настоящим мужчиной, и потому не любил трепаться. На подобные вопросы он отвечал просто: засовывал распылитель дихлофоса в ноздрю незадачливому любопытствующему и нажимал кнопку. Через некоторое время собеседник возвращался из космоса на землю и без лишних слов уходил прочь, прекрасно всё усвоив. Многие не любили Джека за такие топорные разъяснения, но некоторые возвращались и задавали свой вопрос снова. А Джек снова давал им нюхать дихлофос.

Джек был настоящим мужчиной, и потому – очень умным. Он быстро смекнул, что коварные токсикоманы нашли легкий способ нахаляву обдолбаться его дихлофосом.

- Какое коварство! – приговаривал Джек, пуская в ноздю очередного наркомана струю испарённого свинца.

И так Джек отвязался от назойливых любителей халявного дихлофоса.

Одна моя знакомая очень точно выразилась в отношении кофе и сигарет: «Они г#вно толкают, знаешь?». Я пошарил в рюкзаке, отыскивая пачку волшебных белых палочек с зажигалкой, и проследовал на балкон, где меня дожидалось черное жидкое чудо в маленькой чашечке. Выкуривая сигарету, я думал о той незаметной культуре, которая связана с табакокурением. Незаметной – потому что никем, в принципе, не пропагандируется, да и никто не высказывался о курении табака, как о культуре. Некоторые вспоминают американских индейцев и трубку мира, но это мало похоже на ежедневное потребление тонн никотина современным обществом. Это совсем другое дело. Затяжка, вдох, выдох. Я посмотрел на редкие тополя, что росли недалеко от дома. Зрение сразу вычленило два дерева среди них. Они словно неспроста там росли, и явно на что-то намекали своим взаимодействием. Возможно, то дерево, которое пониже, было подсобным помощником другого тополя.

Развивающуюся шизофрению оборвал напрягшийся сфинктер. Я отправил бычок в полёт, допил кофе и пошел навещать белого друга. Ванная встретила меня привычным желтым светом, самым естественным из всех существующих светов, на мой взгляд. Такой свет придавал живость любому освещаемому объекту. Я сидел на унитазе, пока в организме проходили процессы, которые я нихрена не понимал и, в сущности, не контролировал. Решетка кафельной плитки была извилистой, и я подумал, что тот критерий жизни, который выражается в понимании своего устройства, совершенно никуда не годится. Я себя совершенно не понимаю, да и не думаю, что врачи, медики и биологи таки докопались до той субстанции, которая заставляет жить некоторые соединения определенных атомов. Вот и плитка вряд ли себя понимает. И тем не менее живёт.

Неясно, какие пределы имеет сила слова. Я отправил бычок в полёт. Если вырвать эту фразу из контекста курения сигареты на балконе, пытаясь разобраться в хитрой системе тополей, то сразу вырисовывается какое-то садистское видение человека, пинком отправляющего телёнка в космос, как белку и стрелку. Опять таки, если вырвать отправление стрелки в космос из контекста советской космической программы, вновь вырисовывается совершенно другая картина, отдающая жанром научно-фантастического космического постмодернизма, или же просто дешевой фантастической юмористической беллетристики.

Плитка тем временем продолжала извиваться. Я подумал о той незавидной участи унитазов России, по сравнению с которой унитазы Европы и США вообще находятся в унитазном раю. Достаточно сравнить какой-нибудь запрелестнный transpointing толчок у майдана, где народ центнерами поглощает органический растворитель, и туалет, скажем, в McDonald’s. Впрочем, если смотреть на это с точки зрения унитаза, наши отечественные унитазы должны быть гораздо счастливей – так как они сполна могут почувствовать себя унитазом только здесь. Какие только субстанции не проходят через наших белых друзей. Человек ведь тоже более счастлив, испытав больше чувств и переживаний, количество которых обозначает разнообразие жизни.

Интересен тот факт, что, если стряхнуть с сигареты пепел, она очень напоминает карандаш. Затянись посильнее, и дым, хлынувший из кончика этого карандаша, нарисует немыслимо красивую вязь в воздухе. Кстати, реалистичное воспроизведение дыма считается верхом мастерства художника. Нынче, правда, понятие художника сильно растянули, и художником можно быть в любой сфере деятельности. Так что я буду считать себя художником в курении сигарет. Следовательно, я крайне талантливый художник – мой карандаш рисует дым максимально реалистично.

Непонятно, сколько я так просидел, втыкая в искажения геометрии на полу. Точно можно сказать лишь то, что ничего точного сказать на этот счет нельзя, особенно вспомнив теории про различия между субъективным восприятием времени и его объективным течением. Весело крутящийся рулончик туалетной бумаги остановился карательным взмахом моей руки, раздался треск и вскоре послышалось течение воды.

А!