Вот и повесть. Принимаю только разумную критику! Кому охота посраться - идите в одинокую маленькую комнату с человечком на двери.


Пролог
Близ луны прекрасной тускнеют звезды,
Покрывалом лик лучезарный кроют,
Чтоб она одна всей земле светила
Полною славой.*
Редко кто видел в Фатале солнце. Хвала и уважение тому, кто не устал от монотонного, уже привычного, как дыхание или стук сердца, дождя. Мало было таких, и были они лишь одной расы – Аргентумы. Собственно, лишь из-за Аргентумов Фатал и выделили в отдельное государство, их собирали сюда со всего мира. Видели его посторонние редко. Впрочем, сами фатты видели так же редко только солнце. Скрыта была страна сверхъестественными силами. И опять же – все дело в Аргентумах. Кроме них туда собирали и прочих волшебных существ, но никто по мощи не мог сравниться с Аргентумами. Стройные и высокие, с серебряными, но не седеющими волосами, становились они белоснежными волками в каждое полнолуние. Называли их где как: среброликими, полуночниками, лунными оборотнями. Других волков там не было – и только каждый месяц рыскали по лесам беспокойные души, Аргентумы…
Опасны они. И сами не знают, как опасны.

Глава I.
Не тот, не там
Природа свой нарушила закон –
И оказалась для других скупою.**
Сумерки уже торопливо собирали по клочкам свою темноту, но даже летнее солнце еще не соизволило приподняться над своим ложем, как с Серебряка бесцеремонно потянули одеяло. Мальчик вцепился в него, не желая расставаться с уютным утренним оцепенением. Кто-то сменил тактику, потормошив одеяло из стороны в сторону. Пара алых предрассветных лучей уже скользнули по серебристым волосам и отчаянно зажмуренным векам с пушистыми, словно запорошенными инеем ресницами.
- Вставай, мальчик.
- Екатерина? Но зачем вы меня будите? Сейчас же лето… - сонно пробормотал в ответ он, тайком стараясь урвать еще хотя бы несколько мгновений дремоты. По сути, Екатерина была ему матерью, но он как Аргентум не мог любить кого-нибудь из обычных людей. И что самое обидное, полуночники рождались бессистемно – у обычных родителей вполне мог родиться серебряный ребенок, а у двух Аргентумов – темноволосый или рыжий сын.
- Ты же в лагерь едешь.
Есть такое выражение – как рукой сняло. Так вот, через минуту или меньше (время уже наверняка поджимало) Серебряк тер задубевшее от ледяной воды лицо лохматым полотенцем. Горячую воду недавно отключили, водопроводные трубы проверяют. Мальчик еще раз помотал головой, стряхивая капли воды, и уставился на себя в колоссальное зеркало, занимавшее всю дверь ванной.
Если совсем честно, собственная внешность была Серебряку абсолютно до лампочки. На вид он был серым. Просто серым. Обычный для Аргентума цвет волос, как всегда, распространившийся и на брови, и на ресницы, бледно-стальные глаза и светлая кожа. Что его не устраивало, так это тело – немного угловатое, довольно щуплое, без изысков вроде рельефных мышц. Да и кто ими обладает в таком возрасте? Вот только попробуй объясни это кому-нибудь в пятнадцать лет.
Серебряк тем временем кончил лупиться в зеркало и спустился вниз, в столовую, проехавшись по перилам, что было категорически запрещено. Его семья, которую он таковой не считал, уже садилась за стол, и Екатерина наградила его пугающе ласковым взглядом – за опоздание к завтраку. Андрей, отец, уже намазывал хлеб маслом, а Саша, брат Серебряка, вертелся как флюгер в августе. Впрочем, как всегда.
- Во сколько автобус отходит? – спросил Аргентум, усаживаясь на свободный стул и придвигая к себе обжигающую чашку с кофе.
- А то ты не знаешь! – недоверчиво хмыкнул Андрей. Потом столкнулся с недовольным взглядом Серебряка и устало сказал:
- В восемь. Ты собрал свои шмотки? Мы минут через пятнадцать отъезжаем.
- Да собрал, собрал. Только вот где моя метка?
- Класть все надо на место, тогда б и не терял ничего. А эту метку твою я вчера в саду нашел, - радостно сообщил Санька, помотав перед носом полуночника кулаком, из которого высовывалась блестящая цепочка.
Серебряк поперхнулся и стрелой кинулся через весь стол, опрокинув по пути и кофейник, и сахарницу, и чайник:
- Отдай немедленно!
- Не отдам, не отдам! – ликующе завопил Сашка. – Попробуй, отбери!
- Отберу ведь! Ох ты пожалеешь!
- Неа, не сможешь!
Терпение оборотня окончательно иссякло. Что ж, эта малявка… Эта мелочь сама напросилась!
- Аргентум хель фалетана сот кередэн, - нараспев проговорил Серебряк. – Тепра дарум падавана котрум дара хель потэс нарука!
Санька опять завопил, но на этот раз от ужаса. Цепочка в его руке натянулась, она рвалась к Серебряку, словно ее кто-то держал. Брат ее не отпускал, и на его запястье уже проступила красная полоска.
- Осадите оба, - холодно проговорил Андрей, обращаясь больше к Серебряку, нежели к Саше. Оборотень почувствовал укол зависти: его брата любили, а его самого – нет, хоть это и не их вина. Впрочем, Серебряк не мог понять, чего у него нет, потому что у него этого и так никогда не было. Отец тем временем продолжал. – Саша, верни ему эту метку треклятую. А ты… что ты сейчас говорил? Я ничего, ни слова не понял.
- Это на древнефаттском, - извиняющимся тоном ответил мальчик. Как-никак, но эта семья по крайней мере не отдала его в приют, и нужно было проявлять хоть минимальное уважение. Хотя как знать, может, в приюте ему было бы только лучше? – Я попросил серебро вернуться к своему хозяину.
- Какая-то слишком длинная для такого короткого перевода фраза, тебе так не кажется? – заметил Саша, растирая припухшую кожу на руке. Серебряк сначала решил пропустить эту фразу мимо ушей, но родители пристально на него смотрели.
- Ну… Формулировка не совсем та, - замялся мальчик. – Я сказал: «Вернись ко мне так, как возвращается плоть в плоть земную, дух в душу ветра, кровь в кровь дождя».
- Бред какой-то, - сказал, недоверчиво хмурясь, Саша. – Ой, смотрите, луна - днем!
На этот прикол, как всегда, среагировал только Серебряк, рванувшись к окну. Взрослые сдержанно засмеялись, Саша залился счастливым смехом идиота. Серебряк удрученно вздохнул и крепко прижал к груди у сердца метку – тонкую серебряную пластинку на цепочке с его именем, которая висела у него на груди в момент рождения, как у всех Аргентумов.
Лишь эта метка связывала его с той расой, к которой он принадлежал – с сильными, могучими и прекрасными Аргентумами, о которых он столько слышал, из всех безграничных возможностей которых он сейчас лишь мог призывать серебро – как сейчас. Но и то не впечатляло окружающих, чему он сам сейчас стал свидетелем.
- Ладно, хватит лясы точить. – Екатерина неодобрительно хмыкнула, покосившись на полуночника, сидевшего еще в домашней футболке. – Иди, возьми сумку, и Андрей тебя проводит.
- Хорошо, - согласился мальчик, но уже на лестнице обернулся, свесившись через перила. – А как называется этот лагерь?
- «Новолуние».
- Для тебя лучше некуда! – вякнул вслед Санька.

«Странное название», - подумал Серебряк, присев на край кровати и заранее ухватив сумку за ремешок. Но, так или иначе, выбирать не приходилось. Мэр Фатала (эта страна была слишком маленькой, чтобы иметь собственного президента, но была независимой – то есть, по сути, президент лишь назывался мэром) Герасим Хотов учредил множество таких лагерей и санаториев для Аргентумов. Их нельзя было вывозить за границу (государственная тайна), да и кому хотелось проводить отпуск в обществе любимой семьи с таким «задним планом».
Мальчик вздохнул и еще раз на прощание оглядел комнату. Она не была роскошной, не отличалась и бедностью – она была такой, какую могут уделить совершенно постороннему человеку. Простая кровать, несколько постеров популярной группы, которые Серебряк наклеил исключительно из-за желания хоть чем-нибудь загородить до тошноты банальные бежевые в серую полоску обои, небольшой стол для делания домашней работы, шкаф с одеждой – собственно, и все убранство. Он знал, что не будет скучать. Не за что и не по кому. Но все равно покидать привычные до ряби в глазах места было странно. Одно только могло радовать – там будут такие же, как он, не нужные всем, родившиеся у обычных людей – не те и не там.

Глава II
Лагерные распри

…Мужайся, песнь моя! Достоинствам живого
Толпа бросает вслед язвительное слово
Но богом, лишь умрет, становится певец…**
- Серебряк! – донеслось снизу. Мальчик перехватил поудобнее
жесткий ремень сумки и легко, вприпрыжку, сбежал по старой лестнице, успев подумать: «Сколько ж этим ступенькам от меня досталось!» Впрочем, это была мысль привычная и в некотором смысле даже ритуальная. Без нее не обходилось ни одно утро.
Машина Андрея домчала до места сбора в два счета. Собирались у местного дворца культуры – высокого белого здания из мрамора. Фасад украшали тяжелые колонны с ионическими завитками-волютами наверху, еще выше, на крыше фасада, была скульптура – всадник на колеснице с шестью конями. Явно под Большой Театр косили.
Перед дворцом находилась небольшая площадь с фонтаном. На ней стояли четыре автобуса с фирменной эмблемой лагеря – «Ag». Один из них был желто-синим, другой – красно-зеленым, третий – сиреневый с белым и четвертый черный. Между ними толпились Аргентумы лет с четырнадцати до восемнадцати – лагерь не был детским, скорее, подростковым или юношеским. Серебряк, недолго думая, забрался в четвертый автобус. Он не любил пафосные, яркие цвета, ему был близок черный. Ну или серый, на худой конец.
С Андреем они так и не попрощались, но мальчика это мало заботило. Он впервые поехал в лагерь. И впереди его ждало целое лето другой жизни.

«Здравствуйте, дети!» - донеслось из динамика. Серебряк снисходительно хмыкнул, и сосед обернулся, рассматривая его. Но Серебряка это мало волновало, впрочем, как и сам сосед. Динамик продолжил: «Вы направляетесь в лагерь «Новолуние». Мы надеемся, что вам там понравится. Сегодня вы сами выбрали свой отряд, сев в этот автобус. Теперь на три месяца вы – отряд номер два, второй. В нашем лагере все мероприятия необязательны, кроме дискотек раз в две недели, и проводятся только с инициативы отдыхающих. То есть, по сути, вы предоставлены сами себе на целое лето».
Раздались бурные аплодисменты, ребята засвистели, а девчонки (большинство) завизжали.
Голос из динамика почти видимо ухмыльнулся и продолжил рассказ: «Теперь о неприятном. О правилах. Вы не можете выходить за территорию лагеря. Впрочем, тут жаловаться не на что: территория составляет сто квадратных километров, пять в ширину и двадцать в длину. И только пятую часть занимают корпуса. Далее, вы должны хотя бы один раз в день показаться старшему по отряду и отметиться в его тетради. Потом… Раз в две недели у вас будет дискотека. Для того, чтобы вы могли поближе познакомиться, мы ввели еще одно правило: когда кого-то приглашают на танец в первый раз, он должен согласиться».
Мальчишки несчастно завыли, девчонки запищали от восторга. Серебряк почему-то вспомнил картинку с Сашиного мобильного телефона. Такой грустный большеглазый котенок, которого все время пытаются потискать двое туповатых на вид детей. Собственно, вспомнил Серебряк эту картинку только из-за надписи: «Меня окружают идиоты».
«Впрочем, на этом правила кончены. Ваша свобода началась».
Автобус разом доверху с горкой наполнился шутками, разговорами и даже кое-где дразнилками. Мальчик, как всегда, занял свою любимую роль – наблюдателя. Цепкие и быстрые серые глаза облетали кресла, чутко реагируя на наиболее громкие вскрики и насмешки, уголки губ двигались, складываясь то в снисходительную усмешку, то в спокойную улыбку.
Многие из ребят были покалечены – у кого-то не хватало пальцев или уха, встречались и мальчики, и девочки с чудовищными шрамами на лице и руках. Их не принимали, они были слишком другими. Например, у соседа Серебряка был длинный тонкий шрам через левое веко, и мальчик подумал, что больше всего похоже на перочинный нож. Целых было мало, преимущественно девочки. Они, конечно, сразу сбились в кружок сплетниц, моментально начав обсуждение мальчиков. Одна из них была чуть спокойнее, но в то же время живее остальных; и именно это сразу же привлекло внимание Серебряка. Девочка была стройной, но крепкой, лет пятнадцати-шестнадцати на вид, с яркими-яркими синими, как небо в Сиднее, глазами и волосами до плеч - две прядки из длинной челки перехватывали волосы на висках, сплетаясь под затылком. Кожа девушки была нетипично смуглой. Ее соседка с любопытством обвела глазами салон автобуса, нестерпимо воняющего бензином с селедкой, и кокетливо уставилась на Серебряка. Через минуту до него донеслось: «Ой, смотри… Вон, видишь там мальчик такой симпатичный сидит?.. Ой, а как он на тебя смотрит…» Незнакомая девочка тряхнула серебряными волосами, заправила непослушную прядь за ухо и непробиваемо посмотрела прямо Серебряку в глаза. Он чуть ли не почувствовал, как его отсканировали, просмотрели на свет, проверили водяные знаки и сунули в самый дальний карман куртки с мотивом «авось пригодится». Девчонка отвернулась, услышав какую-то особо меткую шутку – через мгновение их компания взорвалась смехом. Он оскорбился, но ни за что, никогда и никому в том бы не признался. Мальчик еще несколько минут безуспешно пялился на нее, но это ну никак не подействовало! Наконец ему это надоело, и деревья за окном, уже сменившие город, показались вдруг необыкновенно интересными.

Проснулся Серебряк, когда объявили о приезде на место. Он вышел, забрал у водителя сумку, но натягивать ее ремень на плечо сразу же не стал – поставил на землю и с неописуемым наслаждением потянулся, разминая затекшие и теперь приятно ноющие мышцы. Для чуткого волчьего обоняния перемена в воздухе ощутимо била по ноздрям, заставляя задыхаться, будто безболезненно, но сильно ударили в солнечное сплетение. Этот воздух тоже был сладковатым, как и городской, но сладость была не приторной, а свежей и слегка туманила голову.
Серебряк взглянул на солнце, вверх. Ребята суетливо растаскивали чемоданы. Аргентум вздохнул, наклонился и закинул ремень сумки на плечо, потом рывком выпрямился и зашагал к корпусам.

Ими были аккуратные асимметричные здания из светло-желтого кирпича, с подавляюще огромным парадным входом у главного, административного корпуса и несметным количеством окон, с любопытством разглядывавших прибывших. А к входам уже потоками, как серебряные ручьи, текли и текли толпы ребят.
Ближе к корпусам находился тонкий чугунный забор, который по идее прогрызть можно, но не человеческими зубами. Внутрь вели одни ворота, около которых стояли два мрачных амбала в серой униформе охраны. Серебряку они не понравились. Впрочем, это не помешало ему заметить, что каждому из проходящих через ворота детей вручали мягкий, но объемистый сверток белой бумаги.
- Это еще что? – спросил он, принимая сверток у одного из охранников.
- Футболка с эмблемой лагеря. Здесь только такую носить надо,– буркнул тот.
- Это что, на манер зэков, что ли? – возмутился мальчик. – И почему нам об этом в правилах не сказали?
- Бога благодари, если на манер зэков, - не по-доброму, угрюмо хмыкнул второй «секьюрити». – Вам вообще о многом не сказали…
- Так-так, поподробнее, пожалуйста, - потребовал Аргентум. Он знал, как обращаться с такими типами – главное, не показывать страха. Но в этот раз его обломали – сказали «вали отсюдова» и пропихнули на территорию корпусов.
Несмотря на недолгую задержку у автобуса и ворот, к стенду Серебряк протолкнулся первым – не занес вещи в комнату, а поднялся в холл. Внутри здание не было скромным – ступени широкой лестницы с изящными перилами, обитой плиткой «под белый мрамор», покрывал пушистый ковер серо-голубого цвета, люстры с тоннами переливающихся подвесок (конечно, пластик, но на хрусталь или по крайней мере стекло похоже было изрядно) заливали зал приглушенным теплым золотистым светом янтарного оттенка, красивый административный стол из полированного красного дерева уютно пристроился у подножия следующей лестницы – на третий этаж (холл был на втором этаже). Серебряк отметился на листе с фамилиями прибывших около строчки «Клыков Серебряк, славянин» и замер в стороне с туповатым выражением лица, стараясь привлекать как можно меньше внимания. Он ждал, пока к листам подойдет та самая девочка, чтобы узнать ее имя. Место мальчик выбрал не самое удачное, поскольку его тут же пришибло к стенке толпой ребят, этакой шумливой возмущенной массой, где каждый за себя и каждый стремится как можно быстрее отметиться и обрести наконец-то долгожданную свободу.
Полупридавленный, полузадушенный, он все же высматривал ту девчонку, хотя и не мог понять, почему. Влюбился? Вряд ли. Он и до лагеря был влюблен, в другую девочку из его класса, но тогда было совсем иное чувство: желание почаще бросать на нее взгляды, почти незаметно поухаживать, вблизи его охватывала странная робость и смущение. Тут же… Кто его знает, что и как привлекало Серебряка в этой девочке! Может, неприступность и пренебрежение, может, что-то другое.
Размышления его прервал яркий всплеск синего, замеченный где-то сбоку краем глаза. Она протиснулась к стенду, сжимая в зубах ручку и неразборчиво возмущаясь:
- Гошпода, ну имейте же шовешть! Вы не одни, между прочим, так, для информа... Ай!
Последнее отнеслось к тому, что ее повалили прямо на Серебряка, чуть не грохнувшегося на ноги к такому огромному парню, что его отца можно заподозрить в изучении слонов. Девчонка невнимательно извинилась перед густо краснеющим Серебряком и ринулась дальше в бой. Рывком подлетела к потрепанному уже листку, быстро черкнула красной ручкой около печатной строчки и была вытолкнута к столу администрации.
Мальчик подождал некоторое время, пока поток не иссяк (ну, по совести говорить, так ждать элементарно задолбался), и тоже во второй раз подошел к стенду. Неровной алой галочкой, нахальным росчерком вылетевшей за границы напечатанной таблицы, было помечено:
« Artemy Cendres, француженка».
«Француженка?» - чуть удивился Серебряк. «Сендре, Сендре… Пепел?» С французским языком он никогда особо не ладил, но это слово знал. Значит, серая, серебристая, как пепел. Он почему-то вспомнил, что над ним давно-давно умилялись разнообразные тетушки: «Ах, какой серенький, ах, какой миленький». От воспоминаний он передернулся. Вдруг легко рассмеялся, так что смех его звонко раскатился по уже опустевшему холлу, и шепнул:
- Артеми? Что ж, пусть так!

Неприятности, по сути, начались, когда старший по отряду решил познакомиться со всеми. К этому времени Серебряк уже раскидал все свои пожитки по полкам в тумбочке, переодел свою футболку на фирменную, белую с серебряной надписью «Ag» посреди груди, и лениво переругивался с ребятами из палаты, огладывая небольшую комнату, обставленную куда уютней, чем его собственная. Впрочем, имен ребят он так и не узнал – они вообще будто из разных миров были.
Сбор назначили на небольшом пожарище недалеко от корпуса второго отряда, где их и поселили. Вожатого еще не было на месте, и ребята, опять разбившись на компании и Серебряка, переговаривались, периодически стирая с лиц капельки дождя, возбужденно обсуждая и вспоминая свои и чужие приключения.
- При вожатых? На спор? Запросто! – донеслось с одного из поваленных стволов. Серебряк немедленно встрепенулся, или даже вернее сказать «проснулся». Он вообще мог спать впрок, используя любую свободную минуту и в полнолуние не смыкая глаз, любуясь луной. Стоя, конечно, у него спать не получалось, и он довольствовался легкой дремотой. Сейчас же, несмотря на неполную луну, он все-таки соизволил приоткрыть очи ясные свои.
- Артем, а сейчас?
- Да еще проще!
Названный Артемом мальчик выкатился на середину «пожарища» в эффектном «колесе». Клыков почувствовал слабый укол зависти вперемежку с гласом совести: сам он вполне мог бы делать так же, но препятствовала по большей части его же лень. Впрочем, глас совести заглох так же беспрепятственно, как и появился – он всего-навсего убедил себя в том, что у Артема более щуплое и угловатое телосложение, работающее на него. Тот тем временем заголосил, кривляясь и паясничая так, что у многих уже слезы на глазах от смеха выступили:
- Герасим Хотов идиот,
Задолбал честной народ!
Мы, Аргентумы, сильнее,
И прикольней, и класснее!

Говорят, что в школе нашей
Образцовые ребята
Гордятся Колей или Пашей
Ну а мне милей волчата!
Серебряк поморщился. Имея терпимый музыкальный слух, трудно было переносить эти завывания, хоть и имевшие кое-какую долю юмора. Артем в это время разошелся:
- С детства с рифмой я дружу,
Постирайте мне носки.
- Неплохо бы, - пробормотал себе под нос Серебряк. – А в остальном – старо как мир.
- Шуток у меня не много -
А зато как на подбор
Не судите меня строго,
Как сказал мне тот бобер.
- Ну вот уже и галлюцинации, - хмыкнул Клыков – уже чуть громче. – После говорящего бобра обычно идут зеленые человечки…
- Радуйтесь, что вам выпал великолепный шанс посмотреть на неподражаемого меня! Смотрите, смейтесь и запоминайте! Больше такого не увидите!– начал хвастаться комедиант. – Мастер экспромта, король импровизации!
- Помоечный барон, не больше – фыркнул Серебряк еще громче, так, что его услышали. Артем жутко напоминал ему облезлого и тощего уличного кота, «рыцаря Помоек и Рыбьих Скелетов», как все время шутил Андрей (дома у Клыковых жил небольшой дымчато-серый котик. «Рыцарем Помоек и Рыбьих Скелетов» его называли, когда кого-нибудь из гостей интересовала его порода.).
- Что ты сказал? Ну-ка повтори!
- Ну-с, налицо проблемы со слухом! То мерещится, что с тобой бобры разговаривают, то повторять по сто раз просишь… - с чувством произнес Аргентум. – Говорю, король из тебя липовый. Помоечный барон, и только.
Артем немного растерялся, но быстро взял себя в руки и перешел в открытое наступление – сжал кулаки и медленно двинулся на Серебряка.
- Ну-ка повтори!
- Еще раз? – изумился тот.
- Ну!
- Я лучше продолжу. Как правило, больше всего оскорбляет правда…
- Заткнись!
- То продолжать просишь, то заткнуться. Ты непоследователен! ненавязчиво продолжал играть на нервах Клыков. Ведь как известно, именно нервы – это универсальный музыкальный инструмент. А уж если с милой улыбкой играть да чуть-чуть похлопать глазами!
- Я тебя сейчас как тресну!
Серебряк отклеился наконец от дерева и нарочито небрежно сунул кулаки в карманы. Приняв этакое насмешливое положение, он издевательски и немножко грустно запел:
- Ну давай! Я все стерплю.
Но, прости, и сам отвечу.
Я хоть в рифму-то пою,
Ты – ни силой не владеешь, ни речью.
- Э? – выдавил Артем, слегка сбитый с толку новым для него способом оскорблений. Кулаки его слегка дрогнули и немного опустились. «Ох, как бы потом не оказалось, что переборщил!» Серебряк краем глаза заметил, что и Артеми тоже на них смотрит, и решил-таки добавить яду, рисуясь:
- Что стоишь? Мне наскучило ждать.
Ты ведь трус, как я погляжу!
Если нет, то зачем стоять?
Ты подумай, я пока посижу.
И с этими словами Серебряк нагло уселся на валун, скрестив ноги. Уж чего нельзя было со стороны подумать, так того, что эта поза самому Клыкову только на пользу – если нужно будет быстро отреагировать, то распрямление коленей придаст мальчику дополнительную силу и скорость в прыжке. Артемовы руки снова дрогнули, в этот раз вверх, словно угрожая размахнуться для удара. Струи дождя стекали по лицам от висков по щекам, соединяя влажные, как от слез, дорожки под подбородком и срываясь беззвучными каплями. Второй отряд затих: кто-то со страхом, кто-то в предчувствии зрелища. Серебряк внутренне напрягся – снаружи это выразилось лишь тем, что он слегка прищурил глаза, мысленно отмечая наиболее развитые и слабые части противника. Так, Артем, скорее всего, был левшой, потому что кулак левой руки был поднят чуть сильнее и сжат чуть крепче. Левая нога когда-то была повреждена и теперь не опускалась на землю всей стопой. Если дело дойдет до драки, надо бить в колено. Но до драки дойти не удалось (стоп, так это хорошо или плохо?): на арену сражения «впорхнул» вожатый, расцветая улыбкой и осторожно и приторно-ласково разводя петухов в разные стороны. Но Серебряк ничуть не расстроился. Проходя к ближайшему бревну, он случайно услышал задумчивые слова Артеми:
- А он неплохо поет, этот мальчик…
Это компенсировало все страхи и опасения не то что с лихвой, а прямо-таки с горкой!

Но нужно было жить дальше, не останавливаясь на мгновениях больше чем на несколько часов. Серебряк, правда, это правило нагло нарушил, только об этом и думал два дня.
Распорядок дня не соблюдал никто. По идее, вставать надо было в восемь (все вставали часов в одиннадцать-двенадцать, а Серебряк в четыре. Утра), идти есть (ну сюда шли все. Без исключений. Правда часа на два-три позже), а после шлялись где попало. То есть почти запланированно они только ели. Отмечаться многие не ходили из принципа, да и вожатые по этому поводу не парились. Так и шли долгие и однообразные дни. Правда, «однообразные» еще не значит «плохие» или «скучные».


Глава III
К чему может привести дохлый олень
Блажен, кто в юности слепой
Погорячился и с размаху
Положит голову на плаху…*
В лагере вообще оказалось не так уж плохо. Во всяком случае, здесь не доставали упреками и ходить можно было туда, куда хочешь, ни у кого не отпрашиваясь. Между тем на первой же неделе приближалось полнолуние, и ребята становились все оживленней и активней. Серебряк только отмалчивался, поскольку все свои полнолуния он просидел дома взаперти. И когда Артем ворвался в его палату и торжественно объявил о том, что до полного диска три дня, Серебряк лишь пожал плечами и ушел в лес – наслаждаться одиночеством и тишиной, купаясь в собственных грезах и утопая в собственных мечтах.
Погулять толком ему в тот день не удалось. Тут и там Аргентум натыкался на ребят, увлеченно обсуждая завтрашний день. Завтрашний, потому что оборотни волками становились на пять дней – два дня до, само полнолуние и два дня после него. Волки становятся абсолютно идентичными человеку – без лапы, если кто хромой, без глаза, если кривой. Разным у всех волков был только оттенок шерсти – белый с желтоватым, голубоватым, серым, красноватым оттенком. Наверно, Серебряк был единственным без оттенка, его шерсть прямо-таки лучилась белизной, его было бы хорошо заметно даже на снегу.

Он лег спать позже остальных. Было куда как заполночь. Мальчик проснулся где-то через час. Глянув на занимающуюся зарю, он думал про себя: «Пора или нет? Вряд ли эти встанут раньше чем через часа два. Но что мне там делать?» Наконец, хорошо еще раз взвесив все «за» и «против», он решился. Зашел в санузел, который в рекламе лагеря гордо переименовали в «ванную комнату с душевой кабиной и унитазом в каждом номере». В каждом номере быть-то они были, да вот работали – один через пять. Но так или как-то по-другому, хоть зеркала работали. Он встал перед своим отражением, опершись ладонями о раковину, и обреченно зажал метку зубами сбоку челюсти: спереди она автоматически выпадала из волчьей пасти. А если выпадет, лапой ее не подберешь. Конечно, цепочка-то на шее, но она рвалась при малейшем напряжении со стороны хозяина, но при держании спереди из-за удлинения морды она натягивалась. А вот сбоку – свободно висела.
Серебряк, глянув последний раз в зеркало и постаравшись не лопнуть от булькавшего в горле смеха (ну уж очень комичный у него вид), негромко бросил сквозь плотно сжатые зубы:
- Луна полна.
И тут началось превращение. Он почувствовал нестерпимый зуд пробивающейся по телу шерсти, нос стал удлиняться, срастаясь с верхней челюстью, и наконец оборотень грузно, не успев перегруппироваться, грохнулся на пол – тонкие волчьи задние лапы не способны самостоятельно вынести вес всего тела. Серебряк поднялся на все четыре конечности и отряхнулся по-собачьи, сбрасывая заодно и остатки боли падения. Потянулся, проверяя, все ли как надо, все ли на месте, и неспешно прошествовал в комнату. Там он еще раз потянулся и позвал беззвучно посеребренную задвижку на окне. Неосмотрительно добавлять этот металл в сплавы в лагерях для Аргентумов. Задвижка чуть скрипнула; Серебряк задохнулся на секунду, всей душой желая крепкого сна своим соседям по комнате. Но вся ржавчина отлетела после первого (и последнего) скрипа. Только один мальчик на крайней кровати слегка дернулся и замычал спросонья.
Клыков оглянулся через пушистое плечо и попятился назад, рассчитывая расстояние для разбега. Потом пригнул голову, крепко прижимая подбородок к груди, и помчался на окно.
Когда до подоконника осталось полметра, он прыгнул, распрямившись, как упругая пружина. Незапертое окно с покорной готовностью распахнулось, пропуская белое тело. Серебряк побежал к лесу легкой рысцой.

А тем временем понемногу, но настойчиво подступал голод. Он решил попробовать поймать кого-нибудь; подобная мысль вызвала бы в нем отвращение в человеческом обличье. Но сейчас все его существо было подчинено трепещущим в легких, приятно будоражащим нервы инстинктам. Нюха коснулся манящий аромат зайца. Зверек был сильно напуган и, похоже, загнан. Серебряк решил не отбирать ни у кого добычу и побежал дальше, наслаждаясь своей свободой и приятной усталостью в чуть ноющих от непривычки мышцах. Решил было броситься за оленем, но понял, что это слишком быстрая для него жертва.
Внезапно Серебряк почуял другого оленя. От первого он отличался тем, что его сопровождал сильный, дурманящий запах крови, да и передвигался он куда медленней. «Стоит попытать счастья» - вынес вердикт оборотень. «Этот зверь ранен. Похоже, в левую заднюю, в сустав.» И он понесся на запах, чуть ли не повизгивая от распирающей радости вседозволенности и легко выбрасывая передние лапы. Подушечки лап приятно покалывала старая рыжая хвоя, до чиха щекочущая ноздри.
Догнать это раненое животное не составило большого труда. Олень (это была молодая самка) уже еле полз, оставляя след крови за собой и на земле, и в воздухе на запах. Так что взглянув в последний раз жертве в глаза перед тем, как добить ее укусом в основание черепа, Серебряк понял, что лишь избавил ее от мучений. Он уже собирался вспороть зубами еще теплое оленье брюхо, когда появился другой волк. Тоже Аргентум, с коричневато-белой шерстью.

Серебряк поднял морду от добычи. Мозг его, получеловеческий, лихорадочно оценивал ситуацию.
Место: опушка леса с несколькими выгоревшими от пожара стволами деревьев. Осторожно, о них можно споткнуться в самый неподходящий момент. После опушки идет резкое понижение к небольшой, но глубокой речонке, в которую можно попытаться столкнуть противника – если скатиться с ним по склону. Что само по себе грозило навернуться в эту речонку следом. Плавать-то он умеет, да вот там скалы под водой острые и пороги речные метров через пятьдесят…
Сам противник: крепко и ладно скроен. По возрасту лет семнадцать. Потоньше Серебряка, но ловчее и гибче. К тому же белого от голода уже поташнивало (надо было вчера все же поесть), а от соперника явственно пахло тем самым загнанным зайцем.
Увечья и слабые места: левый глаз пересечен шрамом, но видит. Или нет? Кто его знает… Глаз был открыт, как и правый, но цвет его был слегка мутнее и бледнее правого карего. Эх, кошачьи бы волку когти, тогда все б с одного удара решилось! Хотя… Это какой же тогда монстр получится! Только не хватает петушиного хвоста и козлиных рогов – а такое ночью во сне увидишь, так уж больше не проснешься!
Погода: впервые за лето дождь кончился. Но вместо воды в воздухе повис сгущающийся туман. Скверно. Видимость – по нулям. Незнакомый волк – и тот был в пространстве обозначен лишь бежеватым пятном с глазами.
Но, увы, его неприятель явно не был приучен оценивать ситуацию, и поэтому, пока Серебряк занимался анализом местности, тихо подкрадывался к нему сбоку. Сам Клыков это заметил, только когда между ними осталось чуть больше метра. Бежевый волк двинулся к его хвосту, плавно изгибая тело. Их разделял лишь труп оленя. Серебряку отчего-то очень не хотелось, чтобы этот Аргентум подошел-таки к нему, и направился по той же траектории. Шаг, шаг… Клыков не мог оторвать взгляда от ярких глаз соперника, и тот тоже. Или, может, не хотел. Еще и еще шаг. Серебряк занервничал и ускорился. А коричневатый остановился. Белый Аргентум, ничего ровным счетом не понимая, тоже остановился. И тут его охватила паника – то, что стояло напротив него, явно не было живым. И еще…Где эти ненормальные глаза?!

Шаг и еще шаг… вперед и назад. Рядом шумела река, разбивая свои струи о пороги. Серебряк обратился в слух, весь, до кончиков шерстинок на хвосте. Его нервы были напряжены до предела, он даже понял, что через секунду они, наверно, просто лопнут, как бракованная старая леска.

Вдруг уха его коснулся волнами воздуха тихий шепот:
- Это моя добыча. Ты наметил слишком большой кусок, чтобы его проглотить.
- Уиииииих! – взвизгнул от неожиданности Серебряк. Какое там достоинство, он был похож на испуганного кутенка. Внутри адской кузницей бухало сердце, дыхание прерывалось.
Бежевый волк прыгнул на него, ударил правой лапой в лопатку, а левой – чуть ниже сустава, опрокинув на спину.
«Черт! Черт, черт, черт! Если он сейчас вспорет мне брюхо…»
И Серебряк бултыхался, барахтался, изгибаясь всем телом. Равнодушно наблюдая за ним, как ученый-натуралист за редким жуком, Бежевый наступил лапой ему на грудь.
Шкура на брюхе – самая тонкая, потому ее и защищают лапы с пусть не кошачьими, но все равно острыми и опасными когтями. И это был последний шанс, та самая хлипкая соломинка. Клыков притих, копя силы для рывка. Бежевый внимательно на него смотрел и – ей богу! – видел насквозь все ухищрения, к которым собирался прибегнуть Серебряк.

Однако это его не спасло. Серебряк быстро и отчаянно заколотил задними лапами по животу противника, который тот неосмотрительно подставил, и когда волк отпрянул, убрав лапу с его груди, ринулся вперед, вогнав зубы глубоко в шею соперника. Зубы мягко прорвали упругую жилистую плоть, рот наполнился теплым солоноватым вкусом крови, залившей Серебряку нос и притупившей обоняние. Но бежевый не собирался сдаваться – он резко двинулся куда-то вправо, параллельно разодрав Клыкову ухо. Оба, поскуливая от боли, раскатились в разные стороны. Опять начался дождь. Он заливал глаза, ласкал грязную шерсть, утешал нюх, заменяя все запахи на свой собственный острый запах свежести, успокаивал и притуплял ноющую боль в ранах. Подушечки лап Серебряка были просто перетерты в фарш возней на камнях – и оттуда тоже сочилась кровь. Струя ее из порванного уха заливала глаза не хуже дождя. От боли нехотя навертывались слезы. «Да их все равно никто не увидит в дожде», - решил махнуть на это дело лапой Серебряк. Но как только первые горячие соленые капли коснулись шести на скулах, он тут же крепко зажмурился. «Я не плачу на людях, чтобы не показывать своей слабости. Но если я позволяю слезам течь, только когда меня никто не видит, то я и в самом деле слаб». В памяти всплыл образ Екатерины. Это ее слова тогда были? Ну да неважно. Важна суть: «Когда не можешь позволить себе плакать, смейся назло. Назло самому себе. Не бойся, а злись.» Хмм… Хотя последнее не в тему и, наверно, уже из какого-то фильма…

И тут Серебряк уже не назло себе сел и засмеялся. Жуткая картина: он сидел, израненный, на ослепительно-белой мокрой шерсти, кое-где сплошь покрытой коричневатыми разводами грязи, ало блестела размытая дождем кровь, ухо разорвано на две аккуратные части (интересно, как это будет выглядеть в человеческом облике), лапы будто пропустили через мясорубку, холодные дождевые капли разбивались об окровавленную морду, а из волчьего рта летел хриплый, неестественный лающий смех. Кривой опешил:
- Какого лешего?
- Мы ведь делим этого оленя?
- Только дошло?
- Да его мне одному на неделю хватит!
Оба оглянулись на мертвое тело, распластанное неподалеку с запрокинутой головой.
Смех повторился – удвоенный вторым горлом.
Да уж, эта самка могла б по весу с лосем равняться. Или не самка? Приглядевшись, Клыков заметил небольшие, едва пробившиеся рожки. Так это молодой олень!
- Тебя как зовут хоть? – спросил он бежевого, рванув тонкую шкуру оленя на шее. Волк неохотно ответил, подходя к туше:
- Сил.
- Как?
- Сил, Сильвер. Или ты английский язык не учишь?
- Да нет, английский-то я учу. Просто догадаться, что «Сил» значит «Сильвер», довольно сложно и англичанам.
Оба снова слегка стесненно засмеялись, но уже спокойнее и дружелюбнее.
- Кстати, я Серебряк.
- Серебряк?
- Ну да. А ты здесь кого-нибудь еще знаешь? Я только «короля» Артема и… Ну это, правда, неважно…
- Давай рассказывай! – уже по-дружески (о, ветреная юность!) пихнул его в бок Сил. – Небось влюбился?
- А тебя, конечно, девчонки не интересуют! – возмутился Серебряк. Странно, но волк, с которым он дрался меньше пяти минут назад, теперь внушал ему только симпатию.
- Ох, лучше б они меня интересовали, а не наоборот…
- Ну-ка! Это уже интересно!
Сил плутовато наклонил голову, уперевшись подбородком в грудь.
- Вот сам сначала расскажи.
- Ну да, конечно! Что ты на меня так смотришь? Глаза у тебя любопытные, как у старушки на лавочке!
- Ну, пожалуй, я все-таки чуть моложе…
- Кстати, сколько тебе? Мне пятнадцать.
- На семь помножь да семь прибавь…
- Хватит уж загадками! Если тебе столько, то ты уже не чуть моложе старушек с лавочки.
- Это верно. В этом случае я их моложе лет на пятьдесят.
Глядя на абсолютно серьезную морду Сила, Серебряк просто покатился со смеху.
- Если без шуток, мне семнадцать.
- А мне пятнадцать.
- Знаешь, что такое дежавю? Так вот у меня ощущение, будто ты мне сегодня про свой возраст уже говорил. С чего бы это?
- Нда. Помоечному барону Артему неплохо бы поучиться у тебя. По меньшей мере паре шуток, и то он не таким убожеством стал бы.
- Подожди… Так это ты тогда пел?
- Ну, я. А что такое?
- Да ничего, хорошо. А чья это песня? И как называется? Я ее раньше не слышал.
Серебряк замялся. Того, что он иногда импровизацией балуется, не знал пока никто.
- Ну вообще-то я тоже ее раньше не слышал.
- Так ты ее сам придумал?! Здорово! Научишь?
- Да я не знаю, как этому научить. Оно само как-то получается.
Тем временем от оленя остались лишь ребра со скользкими ошметками мяса на них, розовато-белые кости и кучка внутренностей.
- Ну что, пойдем? – предложил Серебряк.
- Куда?
- Не знаю. Только что нам толку здесь сидеть?
Сил на секунду задумался и засмеялся:
- Знаешь что? – он дождался, пока Серебряк вопросительно поднял брови, показывая заинтересованность. – Скоро обед, надо бы уже ближе к корпусам передвигаться.
- Да что мы там забыли? – иронично и несколько удивленно заявил Серебряк. Потом увидел покровительственную улыбку Сила и снисходительно добавил: - Ты что, не наелся?
- Ну подумай сам, иногда полезно бывает! Еду можно спокойно выносить из столовой. Спрячем где-нибудь, потом не надо будет лишний раз за каким-то полоумным кроликом гнаться.
Сильвер зазывно махнул хвостом, приглашая следовать за ним. Клыков вздохнул и побежал рядом, напомнив тому, что дорогу он вообще-то тоже знает…


- Ты здесь в первый раз?
- Да нет. И все-таки что ты там про девчонку говорил?
- Про девчонку? Да тут и рассказывать нечего. Я с ней ни разу не разговаривал, меня она в упор не замечает, ей нравится, как я пою, а еще к ней подлизываются все девчонки нашего отряда.
- Хмм… Артеми Сендре?
- Ты с ней знаком? Как ты догадался, что это она?
- Не лично. К тому же, у нас только одна такая. Но судя по тому, что о ней говорят, это такой фрукт, что я тебе не завидую.
- Что за фрукт? Это уже интересно. Кисейные барышни меня мало интересуют, особенно считающие, что все парни должны перед ними на задних лапках бегать.
- Одно в десятку, одно мимо. Кем-кем, а барышней ее не назовешь. Скорей уж воительницей какой-нибудь. Ее бы в ад, так она там всем чертям хвосты накрутит, и скажет еще, что ей тут не нравится.
- Ну это чертям… Я, например, тоже всю эту бесовщину не люблю.
- Ох, Серебряк, чует мой собственный хвост, окажешься ты вместо черта когда-нибудь! Но если уж так надо, то попробуй пригласить ее на танец во время дискотеки. Авось первым удачливым и станешь.
Они некоторое время бежали молча, легко раздвигая передними лапами запутанные травы. Кусты изредка неприятно хлестали по бокам, но все неудобства восполнял щенячий восторг от быстрого бега. Серебряк наслаждался всем: тем, что под лапами упруго пружинит сырая теплая земля, что он может без напряжения бежать рядом с Силом, тем, что воздух влажен и остер, с ярким привкусом леса…

Но им пришлось продраться сквозь какие-то особенно хлесткие и острые, с длинными шипами, терновые кусты. Недавняя драка мигом напомнила о себе – Серебряково ухо пронзила резкая холодная боль, едва его коснулась тонкая упругая ветвь. Да и рана у Сила на шее открылась: бежевый волк припал на передние лапы и, едва слышно поскуливая, со всех сил зажмурился. Опять появилось много крови.
Впрочем, через секунду Сильверу удалось справиться с болью, и он лишь неуклюже потер рану лапой. Но когда он обернулся к Серебряку, тот удивленно заметил, что рана выглядела уже как застарелый шрам, по форме смахивающий на подкову (все-таки зубы у Серебряка ровные, красивые!..). Сил подступил к трущемуся головой о землю Серебряку и медленно вдохнул сквозь зубы со свистом. Клыков замер, ровным счетом ничего не понимая.
- Такие уж времена, что приходиться лечить нанесенные собой же раны, - грустно усмехнулся Сильвер, не разжимая плотно сомкнутых зубов. Затем он наклонился к самому рваному уху и медленно выдохнул на него (в смысле, на ухо) прохладный серебристый дым. Боль утихла.
Серебряк закрыл глаза, анализируя ощущения, и спросил:
- Что это было?
- У меня способность такая. Лечить могу.
Серебряк открыл один глаз и восхитился:
- Здорово! Научишь?
- Да ты что, с луны свалился? – поразился Сильвер. – Способностям не учат! Они сами открываются!
- Ну ладно, ладно, не знал, - примиряюще произнес Клыков. А потом засмеялся.
- Ты чего?
- Да так, размышляю. Очень философская тема: так к чему же приводят мертвые олени – к драке или дружбе?
- Надеюсь, все же ко второму, - хмыкнул Сил, отводя глаза.

Глава IV.
Новые знакомства и все новые проблемы.
Сколь бы сложной не казалась проблема,
она, если правильно к ней подойти,
окажется еще более сложной.*
До лагеря добежали они быстро. Вот уже и решетка, и амбалы рядом…
- Сил, давай крюк небольшой сделаем?! Ну пожа-а-алуйста-а-а!
- А что такое? – бежевый волк остановился, чуть коснувшись лапой земли.
- Да мне эти двое нахамили в еще первый день. Я хочу хоть одного из них тяпнуть. Ну не могу прям!
- Да ладно тебе! Успеешь еще. Я тебе лично обещаю, что скоро сюда вернемся и уж тогда их так покусаем, что мать родная не узнает!
- Откуда ты знаешь?
- Да так, предчувствие.
Серебряк мысленно вздохнул и закатил глаза. Как же так нечестно получается?! У всех свои тайны, секреты, недоговорки…способности, наконец! А он только и умеет – серебро притягивать да напевать. Дерется хуже некуда, способность бесполезная, и хоть топись, ничего путного не выйдет. Ну и друг, как всегда, как назло – красивый, умный, сильный и дерется круто. Да и способность у него не одна, а как минимум две – вряд ли тот неподвижный фантом на поляне был плодом фантазии.
От таких соображений Серебряк окончательно приуныл. Ну почему у него все всегда хуже всех? Родился бы во Внешнем Мире, не знал бы ровным счетом ничего об Аргентумах. А мечты все равно, вопреки всем надеждам и предположениям, парили выше и выше. Жаль, что Аргентумы не птицами становятся, полететь бы, как мечта…
- Ну что ты заснул? – поинтересовался Сильвер.
- Не выспался, признаюсь, - язвительно ответил Серебряк. Правда, тут же понял, что Сильвер не виноват в собственных достоинствах, и поспешил исправиться. – Да я лег часа в два ночи, а встал в три.
- Верю-верю. – Сильвер скептически закрыл глаза. – Догадываюсь, в чем дело, но… Что толку вспоминать о доме, если все равно раньше туда не вернешься?
- О доме?! – недоуменно переспросил Серебряк. – А почему о нем вспоминают?
- Как почему? Ах да, конечно… Извини, Серебряк. Я просто все время забываю, что по людям не скучают. У меня-то и отец и мать Аргентумы.
- Счастливый, - не скрывая фальшиво зависти, протянул Клыков, мысленно добавляя один плюс в пользу Сила и один минус против самого себя.
- Да ладно тебе. Я своих родителей почти не вижу. Постоянно где-то в каких-то командировках. Порой мне начинает казаться, что я забываю, как они выглядят, - грустно ответил Сильвер.
Серебряка этот довод ничуть не переубедил. Спор он продолжать не стал, не захотел рисковать только появившейся дружбой, и потому быстро перевел тему:
- Смотри, вон там ребята из нашего отряда!
Сильвер бросил мимолетный взгляд, полный презрения.
- Сборище тупиц!
- Эй, поосторожней! Там не все такие!
- Не все, но большинство, - обреченно вздохнул кривой.
- Подожди, а почему они в человекообразной форме? – настойчиво продолжил Серебряк, не желая терять нить разговора, в то время как Силу общаться расхотелось.
- Да сам посмотри.
Он прошел еще несколько шагов, примериваясь на взгляд. Серебряк поспешил за ним и, когда Сильвер мотнул головой вперед, послушно ступил вперед. Разогнувшись.
- Так это здесь охранная граница? – мальчик оглядел свои ладони, слегка растертые от долгого бега и усыпанные занозами. «Нда. Стройматериалов здесь на дачу Абрамовичу хватило бы».
- Как видишь, - ответил Сильвер, отряхиваясь и потирая ладонью шею, украшенную ровным шрамом в виде подковы от зубов Серебряка. Сам вояка пораженно уставился на «очеловеченного» Сильвера.
- Выходит, мы с тобой вместе в автобусе ехали?
- И? – в тон ему продолжил Сил. – Что с того?
- Нет, ничего. – Серебряк помолчал секунду. – Пошли к остальным.
- Может, не стоит?
- Тебе очень идут умоляющие глаза, - расхохотался Клыков. Сильвер, однако, не спешил присоединиться к смеху. Наоборот, он недовольно буркнул:
- Ну вот. Досмеялся, - указав пальцем на тонкую фигурку, решительно направляющуюся к ним.
Фигурка оказалась симпатичной живой девчонкой с зелеными глазами. Она буквально подлетела к Силу, повиснув у того на плече.
- Ах, Сильвер! Я так волновалась! Тебя же могли искусать или вообще калекой оставить!
- Это мне говорит девчонка, которая в том году дралась одна против двух идиотов, каждому по семнадцать! Хорошо, что у них со способностями не сложилось, да и я недалеко оказался. Но каждый из них был вдвое, а то и втрое больше тебя!
- Но ведь морды мы им потом славно начистили! – беспечно улыбнулась девочка. – Да, кстати. А это кто?
- Да, извините, надо вас представить. Серебряк, это Диана. Диана, я думаю, ты слышала, как зовут Серебряка.
Диана внимательно посмотрела на Клыкова, и тот вспомнил, где он ее видел: еще в автобусе, рядом с Артеми. Это была та самая сплетница, которая и привлекла тогда на доли секунды внимание девочки.
- Э…Привет, - выкарабкиваясь из неловкого молчания, выдавил Серебряк.
- Пока, - эхом отозвалась Диана.
- Чего? – опешил Серебряк.
- Да так, - ответила она.
- Успокойся, - вмешался Сильвер, обращаясь к Диане. А потом добавил Клыкову:
- Она вообще не опасная, вот только заносит иногда на поворотах. Почему-то считает, что если всем будет хамить, то все подумают, что она самая крутая.
- А ничего, что я-то тоже здесь? – обиделась Диана.
- Нет, абсолютно ничего, - ласково ответил Сильвер.
Серебряк стоял и смотрел на все это представление с ироничной усмешкой. Он отлично понимал, в чем дело: Диане безумно нравится Сил, а она ему по барабану. Но тот слишком вежлив и не хочет ее сильно ранить, поэтому пока еще и не предлагает катиться куда подальше.
Сильвер эту иронию заметил и расшифровал правильно.
- Эмм… Диана! А помнишь, ты мне рассказывала…
Серебряк будто бы вежливо осклабился доброй улыбкой акулы-вегетарианца и постучал пальцами по своей шее – там, где у Сила не так давно полученный шрам. Но вот эту улыбку Сильвер уже не расшифровал.
- …про одну девочку. Как же ее зовут, Артемида, что ли?
- Артеми, - хором поправили Диана и Серебряк.
- Ну да, наверное, так… Так вот, не могла бы ты нас с ней познакомить?
- Ну допустим. А зачем?
- Да так… Просто некоторая личность очень ее персоной заинтересована…
- Надеюсь, не ты?
- К сожалению, не я…
Диана откинула голову и рассмеялась.
- Вот уж не повезло этой личности! Так и быть. Хоть я ее и сама побаиваюсь, но подойти попробую. Попытка не пытка. Это ты тогда пел?
Серебряк несчастно закатил глаза. Ну что ж все докопались-то!
- Да я, я! И сочинил сам! Все, успокойтесь все!
- Да что ты бесишься? – удивился Сильвер. – Хорошо спел, всем нравится.
- Не представляешь, как достает.
- Эй! – раздался насмешливый голос от девчачьей компании. – Дианка, все к своему Силу клеишься?
- Мать моя волчица, Серебряк, знакомый голос? – хмыкнула Диана. Потом кашлянула, прочищая горло, и крикнула в ответ:
- Он, к сожалению, пока не мой, а общественный! Давай мотай сюда, Артеми!
- Упс! – выдохнул почти про себя Серебряк. – Мне конец. R.I.P., Клыков Серебряк, ты был хорошим человеком. То бишь Аргентумом.
- Да что ты труса включил? – пихнул его в бок Сил. – Хотел познакомиться – вперед!
Тем временем перед ними возникла как никогда саркастическая Артеми.
- Так, ладно, Сила я знаю. А это что за кислый фрукт?
- Я не кислый, я ядовитый, - осторожно ответил Серебряк.
- Хмм. Неплохо. Обычно подобные ананасы отвечают что-то вроде «я не кислый, я сладкий» или «попробовать не хочешь».
- Еще существовал вариант «я не фрукт, я овощ».
Диана не выдержала и прыснула. Сил присоединился и под удивленными взглядами пояснил, забавно имитируя детский писклявый голосок:
- Ну-ка, фрукты, встаньте в ряд! Вместе мы «Фруктовый сад»!
Серебряк выдавил улыбку, взглядом обещая другу все возможные пытки ада, Артеми подняла бровь.
- Ладно, дачники-садоводы, некогда мне с вами агрономические беседы вести, – и с этими словами она повернулась, собираясь уйти.
- Подожди! В какой ты комнате ты живешь?
- Тебе-то это еще зачем? После номера комнаты обычно выпытывают номер телефона. Размечтался, спустись на грешную землю, здесь тоже иногда интересно!
Серебряк глянул ей вслед и размял пальцы. Да уж, рывок у нее крепкий.
- Не стоило хватать ее за рукав, она строптивая, - неожиданно мягко произнесла Диана.
- Ничего, еще посмотрим, чья возьмет! – мстительно ляпнул в ответ Клыков. – Пробежимся?
Удивление Сильвера было неподдельным.
- Неужто ты не устал от той встречи?
- С Артеми? А от чего уставать-то?
- Да я про то, как весело мы с тобой познакомились!
- А-а! – с умным лицом протянул Серебряк.
- Так, давайте рассказывайте, что там было! – возмутилась Диана.
- А вот пошли с нами, по дороге расскажу!


Вернулась эта компания вернулась только через четыре часа. Дианка (у ее волчьей шерсти был слегка золотистый оттенок) еле плелась, высунув бледно-розовый язык и спотыкаясь на каждом сучке.
- Ну, ребятки, я с вами гулять больше не пойду. Хватит с меня приколов.
- Что ж ты, Диан? Сама чуть ли не в первых рядах рвалась.
- Вообще-то рвался только ты, Серебряк.
- Угу… Да ладно ва…а это что за?
- Ваза? – удивился Сильвер.
- Ваа что за? – повторила Диана.
- Нет, там! – Серебряк нетерпеливо махнул хвостом в сторону корпусов. Около прохаживались несколько странных крупных существ. Похожие на очень больших котов, они отличались чуть грубоватыми, да и не очень-то человеческими лицами. Шерсть отливала медным пламенем, а как только один из них зевнул, из его пасти вырвались язычки пламени настоящего.
- Оба-на! И как это истолковать?
- Сил, не толкуй, хоть скажи, кто это?
- Чуты. Наши злейшие враги. Сразу говорю, лучше держись подальше.
- А не то? – поинтересовался Серебряк, в глубине души надеясь на то, что Сильвер промолчит. Но тот охотно пояснил. И, главное, понятно:
- Шашлык из волчатины пробовал? Ну а они тебе его за две секунды запросто приготовят, только дорого. Они внутри на манер дракона устроены, и огонь в их глотке во время укуса выжигает куски плоти.
- Ладно, огонь-огнем, но в лагерь нам надо, - прервала его Диана.
- Я бы лучше ушел, пока жив, - покачал головой Сильвер. – Мои способности не прокатят. У них слишком грубый слух, а фантомы от прикосновения сразу в обморок грохнутся и растают тут же. Диана?
- Не, от поля пользы мало. Когти… Ну можно, но пятьдесят на пятьдесят. Ну а уж мысли и вообще ни при чем.
«Мысли? Когти? Слух?»
- Эммм… А вы о чем?
- Да о способностях, олух! Сам-то чем похвастаться можешь?
- Да у меня только одна…серебро притягиваю…
- Да не может одна, идиот, - закипела Дианка.
- Как это не может? У меня ж одна!
- Значит, еще есть! Здравствуй, дерево! У всех, - ты понимаешь? – всех Аргентумов ровно по три способности!
- Ну а… Какие тогда у меня?
Сильвер быстро заткнул багровой Диане рот своим хвостом.
- Ну подумай. Так, как там у меня их раскрывали? – сам себя спросил он, припоминая. – А, все. Какие тебе стихии ближе?
Серебряк выпалил не задумываясь:
- Вода… Или нет? Наверное, все-таки да.
- То есть жидкость и газ? – уточнила остывшая Диана, отплевавшись от густой и длинной Силовой шерсти.
- Угу. И что с того?
- Растворись в дожде.
- То бишь? – заторможенно не понял Серебряк, искренне считая, что больше способностей у него нет. – И почему мы здесь до сих пор стоим? Если уж пока не можем пройти в лагерь, пошли куда-нибудь, а то скорей заметят.
- Да нет, не надо. Открывай уже скорей свою способность хоть какую-нибудь полезную.
Серебряк еще раз вдохнул мокрый воздух грозы, сменившей гнетущую морось, и повиновался. Он поднял голову и постарался следить за дыханием.
Вдох.
Выдох.
Вдох.
Выдох.
Вдох…
Раствориться…Плыть по течению, освободившись от тяжелого тела и обременительных нужд. Отпустить сознание – пусть летит на все четыре стороны, одновременно охватывая все и сосредоточившись на каждой мелочи, попадающейся на этом бесконечном пути. Пусть небо станет вдохом, а земля обратится выдохом. Вдох-холод, выдох-тепло… Все смешано. Различно, но едино. Без реки Енисея по венам Серебряка не пульсировала бы кровь, смерть бабочки в тропиках Амазонки лишила бы его дыхания, падение града в Софии заменяет ему биение сердца. Тебя нет, Серебряк. Тебя нет, и в то же время ты все, что есть в этом мире…
- Не выходит, - широко и скучно зевнул Серебряк, потягиваясь на затекшие передние лапы. Потихоньку начинало вечереть.
- Как же это? – растерялся Сильвер. – У меня все сразу вышло!
- Стресс, - неожиданно и ни к чему произнесла Диана.
- Точно. Так-так-так… Черррт! – рыкнул Сил.