- Фу! Фу я сказал! – громкий и противный голос хозяина заставил меня встрепенуться, я жалобно заскулил и насупил взгляд. Хозяин говорил много и грубо, больше половины его слов я не понимал, поэтому пропускал мимо ушей, но интонации, в которых смешалась вся возможная в мире ненависть с диким, звериным гневом, не могли остаться мной незамеченными. Мне было очень плохо. Мой хвост невольно прижимался к телу, и я осознавал самое отвратительное из всех чувств, которые только мог испытать. Страх.
- Чертово отродье! – завопил он наконец и ударил меня с размаху резиновой дубинкой, бил до тех пор, пока я перестал чувствовать мир вокруг, пока этот мир не сузился до форматов моего тела, я знал, что у меня под шкурой сейчас нет ничего, кроме боли. Да и вообще не было ничего, кроме боли. Последнее, что я видел перед тем, как в глазах потемнело и я потерял сознание, это звезды на погонах его голубой рубашки. Ровно три. Звезды были красивые, блестящие, яркие, и мне всегда казалось, что нет ничего красивее этих звезд.
Очнулся я следующим утром, запертый в вольере, будто был волком, шакалом или койотом, будто бы был одним из тех преступников, за которыми гнался порой, ведь хозяин не умел делать этого сам. Однажды мне удалось увидеть, как бегает хозяин, и это было смешно: запыхавшись от трех лишних шагов, он едва мог передвигать свои ноги, а вся рыхлая масса, что была скрыта под форменной рубашкой, колыхалась словно желе. Подумав о желе, я вспомнил о том, что хочу есть. Поднялся на все четыре лапы, одна из которых теперь подворачивалась и жутко болела от каждого шага, и подошел к тому углу, от которого пахло более-менее съедобно. Однако, меня ждало разочарование. Я ткнулся в миску носом, но не обнаружил там ничего, даже воды. Стало ясно, что запах этот – всего лишь последствие безалаберности служащих питомника: миски здесь не мыли. Мне хотелось скулить, выть и плакать, но я держался из последних сил, чтобы не издать ни звука. Я хотел казаться сильным. Вчера мне досталось ни за что, сегодня я могу получить за один любой звук, если он не понравится хозяину. Я знал это, поэтому молчал, а его запах приближался с каждой минутой. И вот уже стоит передо мной желе в голубой рубашке, а на погонах сверкают эти яркие, красивые звезды.
- Еще раз попадешься мне под руку, вообще убью, - пообещал мне хозяин, я равнодушно отвернулся в угол. – Ты старый, о тебе никто не будет жалеть, - добавил он ехидно и, должно быть, самодовольно улыбнулся. Я не видел.
Когда он ушел, я улегся на свои лапы и задумался. Хозяин был прав, я уже не молод. Мне уже пора на покой, и совсем скоро, если он, так другие… они убьют меня – и прощай Барбос. Скольких храбрых псов они уже отправили на бойню, чтобы не мозолили глаза? Со мной будет то же самое, в этом нет сомнения. В любом случае моя жизнь кончена.
- Фас! – кричит хозяин, прекрасно зная о том, что бегаю я теперь с большим трудом. Кто-то сказал, что у меня перелом, и кость срослась неправильно. Я не уверен, что это правда, ведь кость – это еда, а во мне еды не было уже неделю. Мне грустно и печально видеть, как хозяин ругается с женщиной, как натравливает на эту беззащитную и хрупкую своего цепного пса, а я стою и не могу, просто не могу выполнить этот приказ.
- Фас! Что встал?! – хозяин замахивается дубинкой, и я бросаюсь на его руку, хватка у меня все еще ничего, вонзаюсь клыками глубоко, голубой рукав стремительно становится красным. Женщина в ужасе кричит, отступает, закрывает лицо руками, а я не понимаю, почему. Она же только что сама чуть не стала его жертвой, а я ее спас, я герой, а мне ни спасибо, ни косточки, только крики, визги. Женщина зовет на помощь, не решается сама оттащить меня, тогда я резко разжимаю челюсти, бросаюсь прочь, убегаю. Вслед раздается выстрел, но пуля проходит мимо. Мой хозяин никогда не умел стрелять.
Я не знаю, сколько прошло времени и сколько километров, но я оказался посреди леса. Усталый голос неподалеку что-то бормотал, чудился чей-то запах, не особенно приятный, но показавшийся родным и добрым. Я бегу на голос, но вижу человека, который сидит в обносках, прижавшись спиной к дереву. Я отступаю на несколько шагов, пячусь назад, но он протягивает руку и говорит:
- Иди сюда, Мухтарка, - его голос звучит ласково, но мне говорили, что такие люди опасны, что их нужно уничтожать, что они, если очень голодны, могут съесть собаку. Я думаю, что этот съел уже собаки три, не меньше, но все равно подхожу к нему поближе. Если и смерть, так пусть лучше будет с пользой. – Хороший пес, - хвалит меня человек, которого другие называют обычно Бомж, наверное, это его кличка, а моей он не знает, но Мухтар звучит вполне себе неплохо. Бомж гладит меня по шерсти, чешет за ухом, и я с трудом припоминаю, как это приятно, когда тебя кто-то гладит, ведь хозяин проявлял ко мне такую нежность лишь однажды, когда я был еще совсем щенком. – Сбежал что ли? Вроде чистый такой. Ну-ка давай, возвращайся домой, - говорит он, но я жалобно поскуливаю, он понимает, что бывает такой дом, который хуже бездомности, может быть, и у него тоже был хозяин, который плохо с ним обращался?..
- А что у тебя с ногой? – спрашивает Бомж, мне становится стыдно, а он ободряюще похлопывает меня голове и произносит. – Ну ничего, заживет.
Проходит какое-то время, время кажется вечностью. Бомж поднимает голову, проснувшись от долгого и мучительного сна, и смотрит на меня. Я лежу у него под боком, мне тепло и хорошо.
- Голодный? – спрашивает Бомж, я не знаю, что ответить, а он достает из кармана рваной куртки кусок хлеба. Хлеб черствый, немного зеленый. Бомж ломает кусок пополам, и ровно половину протягивает мне. Я в благодарность лижу его грязную, покрытую язвами руку.
Потом мы гуляем по лесу, и он останавливается на поляне, поднимает голову вверх и задумчиво смотрит в небо. Я слежу за его взглядом – и уже не верю своему. Сколько звезд! Господи, сколько же здесь звезд! Как красиво! Я никогда не видел больше трех, но и те три не идут ни в какое сравнение с этими, великолепными, потрясающими… Они сверкают, они смотрят на нас с вышины и будто бы говорят «спокойной ночи».
- Есть хочется, - жалуется Бомж. Я понимаю, что никаких запасов у него больше нет. Я лижу его лицо и руки, а потом убегаю прочь. Лапы приводят меня туда, где живет хозяин. Нюх меня пока не подводит.
- Ага! – торжествующе кричит хозяин, когда я появляюсь у двери, я бросаюсь бежать, он следом. Я заманиваю его к пустырю. – Вернулся, сволочь лохматая! Сейчас я тебя проучу.
Я бросаюсь на него, рву зубами на части. Ты же старый, о тебе никто жалеть не будет.
+++
Я подхожу к лесу гордой хромой походкой. Бомж улыбается беззубой улыбкой и тянет ко мне руку, грязную, родную руку. Я виляю хвостом и роняю рядом с ним кусок мяса, свежего, кровоточащего, пахнущего голубой рубашкой и желе.
Мы разводим костер, у нас будет хороший ужин.
- Спасибо, дружок, - улыбается мне Бомж, гладит по голове, а я ласкаюсь к нему, потому что нет лучше друга на свете. С неба на нас смотрят настоящие звезды, необыкновенные, яркие, обещают хорошую погоду.
КОНЕЦ