«Почему вы пришли в Инквизицию?», как часто он слышал этот вопрос. Коллеги просто удивлялись, как мог столь тихий, мягкий человек прийти в подобную организацию? И задавали вопросы, ожидая услышать ответ. И архивариус Департамента Инквизиции отвечал. Всегда одно и то же, будто читая наизусть надоевший до боли зубовной стих. Он обучался в Университете Лондиниума на факультете философии и политологии, на кафедре религиоведения. Что его посетил кардинал ди Медичи и предложил перейти в его отдел. И так далее… услышав такой ответ интересующиеся как правило прекращали расспросы. Имя Франческо ди Медичи служило надежным щитом для Мариуса , ведь его постановление никто оспорить не мог. Но была и другая сторона медали: к нему начинали приглядываться, стараясь понять, чем было обоснованно такое решение. А привлекать внимания к своей персоне Мариус Лос не любил. Куда как удобней было ему работать в архиве в полном одиночестве. Бумаги не задают ненужных вопросов, не требуют ответов… что еще нужно? Вот он, покой. Но покой прерывали эти разговоры. «И что им неймется? Будто у самих нет своего скелета в шкафу? Каждый стремится узнать тайны другого.»- иногда раздражение брало верх, но эмоции свои архивариус умело скрывал. Это уже давно вошло в привычку, а тут, оказалось полезным. Со временем сотрудники Инквизиции просто перестали замечать тихого коллегу, да и встречался с ними он не часто: утром одним из первых проскальзывал на рабочее место, вечером уходил в числе последних. Или вообще не уходил, бывало и такое. За три года службы в архиве Мариус успел привыкнуть к такому положению дел: никто его не отвлекал, никто не трогал. Только последние события нарушили неспешное течение жизни в его крошечном мирке, лишили покоя. А как еще может быть, когда узнаешь о появлении в подвалах Инквизиции лучшего, точнее единственного друга? Хоть и бывшего… наверное. Мариус уже ничего не знал.
С этих пор архивариус стал объектом внимания начальника оперативного отдела, брата Петра, которому стало известно, кем приходится новый пленник одному из братьев. Не выдержал тогда Мариус, дал волю эмоциям. Теперь расплачивался. Ясно же, зачем всё это брату Петру: чтобы найти, чем можно надавить на «еретика». Он дал это понять в их последнем ( хотя, если быть точным, первом) разговоре, так вымотавшем архивариуса. Не зря все-таки Рыцарь Разрушения занимает свой пост. Чувство было такое, будто присутствовал на допросе… в качестве допрашиваемого. И ведь отвечал, рассказывал все, сам не зная почему,- желания-то особого не было, а говорил. И опять этот надоевший вопрос: «И что же ты делаешь в Инквизиции, мечтатель?», и набивший оскомину ответ: «Об этом надо спросить кардинала ди Медичи. Я же всегда искал знаний». Вряд ли его собеседника удовлетворил такой ответ, но расспрашивать дальше он не стал. За что Мариус был ему безмерно благодарен, ведь ложь он считал наиболее презираемым проступком, а тут и врать не пришлось(хотя и остальным братьям и сестрам он не врал, а не говорил всего… но все же..). Хотя и подозревал, что это не последняя их «неформальная» встреча, и брат еще сумеет удивить. Этот разговор и правда вывел Хранителя из душевного равновесия, заставил переосмыслить последние годы его жизни.
Мариус неверной походкой вошел в комнатку, которая являлась его жилищем вот уже три года и скорее останется им до самой смерти. Большой свет включать не стал, ибо яркого света не любил, достаточно будет настольной лампы. В полной темноте кое-как добрался до стола, на ощупь отыскал стул. Сел. Раздался негромкий щелчок. Это включилась лампа. Комнату залил мягкий свет. По столу без видимости какого-либо порядка были разбросаны различного размера и степени исписанности листочки. А вот и ручка лежит. Архивариус взял ручку и начал машинально водить ей по бумаге, вычерчивая непонятные узоры, которые состояли из ломанных линий и геометрических фигур. Почему-то всегда только этот набор… другого не дано. Рисовал, а сам мыслями был где-то очень далеко. Окружающее перестало существовать для него. В голове то и дело всплывали детали прошедшего разговора. «Правильно, всё правильно сказал брат Петр. Не подхожу я для жизни инквизиторской. Так он, кажется, сказал. Прав конечно. А про силу сказал, если только, чтобы утешить. Какая сила, если я оной за собой не чувствую. Ну ни капельки?! А вот слабости… Рыцарь, ты нашел скорее мои, нежели Исаака,»- таким невеселым думам придавался Лос, всё больше уплывая в мир прошлого. Он и правда был не уверен, стоит ли чего-нибудь их дружба для Исаака теперь, или для него это лишь тень прошлого? Как он боялся этого! Боялся оказаться забытым единственным, бывшим за всю его жизнь, другом и наставником. Он правду сказал Петру: Исаак был всегда, всю жизнь. Тот маленький отрезок до отметки «двенадцать» жизнью в мыслях архивариуса и не считался. Выживание. Так будет правильнее. О раннем детстве Мариус вспоминать не любил да и не рассказывал никому, поэтому отогнал нахлынувшие воспоминания. Может быть потом… сейчас это значения не имеет. На чем он остановился? Ах да…Исаак был с ним на протяжении многих лет, и временами казалось, что так было всегда, так будет всегда. Именно благодаря его помощи он смог найти в себе силы уехать в Лондиниум поступать в университет. Для него это был шаг, перевернувший впоследствии всю жизнь, шаг, на который он, наверное не осмелился бы без посторонней помощи. Несомненно, Исаак фон Кэмпфер был для Мариуса основой спокойствия и уверенности в своих действиях. Так и жили. Один учился, другой работал. Но шло время, и молодой человек стал замечать перемены в своем друге. Всё больше времени тот стал проводить в одиночестве в своем кабинете, куда Мариусу хода не было. Чем он там занимался Лос не знал… и незнание это его пугало. Страх этот был не за себя, а за друга, которым очень дорожил. Страх всё нарастал, нарастал…и в одно яркое весеннее утро Исаак объявил, что вынужден уехать, оставить Мариуса. Что тому пора самому выбирать свою дорогу, не маленький уже. И много чего еще. Всего пораженный Лос не запомнил или не услышал. Но видно было как нелегко даются эти слова Кэмпферу, как пытается он скрыть свое волнение за маской равнодушия. Поэтому-то и пристал с расспросами. Почему его бросают? По тону говорившего ясно было, что встреча это скорее всего последняя. И тогда Исаак не выдержал, отвел его в свой кабинет. А там… Мариус поежился от одного воспоминания о самой атмосфере, которая царила в той комнате. Не смотря на то, что снаружи ярко светило солнышко, в комнате царил полумрак. И это при том, что окна кабинета были распахнуты и ничто не мешало солнечным лучам проникать во внутрь. А еще там было очень-очень холодно. Заходить не хотелось, но его взяли за руку и почти насильно провели в помещение. Первое, что обратило на себя внимание и неприятно поразило, была пентаграмма, вырезанная в полу. Одного этого Мариусу хватило, чтобы его охватил неописуемый ужас… его друг занимался этим?! Да быть такого не могло… но один взгляд в лицо друга ответил: «могло». Он уже хотел было броситься из этого места прочь – его остановили. Подвели к столу, на котором, как оказалось лежали, непонятные инструменты, ножи разной формы. На некоторых из них виднелись пятна чего-то бурого. Также там находилась колода старых карт ,с начала казалось совершенно обычных, но стоило присмотреться получше, и тогда стало ясно. Именно такие карты использовались ересиархами для их мерзопакостных гаданий… От увиденного, Мариусу стало еще хуже, он поглядел на своего спутника совершенно неверящими глазами. Ответом ему был лишь кивок. Да, всё, что тут находится, принадлежит ему, Исааку фон Кэмпферу. Лос не выдержал, кинулся прочь из этого ужасного места. А потом был долгий разговор, всех деталей которого архивариус не помнил. Он до последнего отказывался поверить, что его друг тот, кого принято называть еретиком, а Исаак делал всё, чтобы убедить в этом. В конце-концов маг вышел из дома, оставив совершенно потерянного Мариуса в одиночестве. Больше они не виделись. До сих пор. Впоследствии мужчина не раз задавал себе вопрос: зачем Исаак тогда показал ему всё это? Неужели, чтобы он, ужаснувшись увиденного, забыл старую дружбу? Или не мог больше держать в себе? Как бы то ни было, постепенно будущий архивариус научился жить один. Или делать вид. Только вот появилась у него некая привычка: в одиночестве встречать рассвет в старом парке перед Университетом. Шло время, Мариус успешно проходил обучение, все дивились успехам молодого историка. А потом… но к этому времени порядком уставший архивариус, предавшись воспоминаниям, уснул.

Спит брат Мариус, но и тут нет ему покоя. Снова он во власти прошлого…Промозглым осенним вечером молодой аспирант возвращался домой с лекций. В каждом обществе есть свое «дно», вот с такими представителями «дна» общества Лондиниума и столкнулся он тем вечером. Физической силой невысокий, худенький Мариус не отличался. Так что шансов у него не было. Когда ты один, а их пятеро… какие могут быть шансы? Страха не было, было только сожаление, до какой же степени всё банально. Вот был себе человек, а раз и нет его! Тут проснулась в нем неудержимая воля к жизни..и ярость. Хотелось, чтобы этих подростков просто смело с его дороги… внезапно он почувствовал, как чужая, недобрая энергия переполняет его и желание от нее освободиться. А энергия всё прибывала… и.. как будто прорвало невидимую плотину. Мариус своими глазами видел, что троих из его обидчиков отшвырнуло к стене, больше они не поднимались. Двое же других бросились наутек. Да и сам молодой мужчина не разбирая дороги устремился прочь от сюда... как добрался до дома он не помнил. А в сводках происшествий за ночь появилась запись: « Улица Эдуарда Шестого. Обнаружены тела троих подростков. Смерть наступила в результате полученных тяжелых черепно-мозговых травм». После этого случая, ученый в пал в состояние тихого помешательства, так он это определял. Ему все казалось, что теперь и он сам стал еретиком, что каким-то образом отвернулся от истинной веры. А довершением всему было это убийство. А грехи надо замаливать. Поэтому, своим религиозным рвением Мариус прославился на весь Университет. И не очень удивился, что его посетил кардинал Франческо ди Медичи, который был на Альбионе с визитом. Единственное, чему удивился, так это то, что сопровождало его большое количество людей в алой форме. Инквизиция. Оказалось, что подростки, сумевшие бежать, куда-то доложили о случившемся и подробно описали «страшного человека». Ему предъявляли обвинение в колдовстве, повлекшем смерть людей. Но… кардинал сделал щедрое предложение: Церкви нужны воины, которые свято верят в нее. Предложил замолить грехи на службе в Инквизиции. Служба или обвинение в колдовстве и костер? И кому какое дело, что всё случилось самопроизвольно, что не хотел этого Мариус? Что угодно, но не отнимать жизнь других. Ведь кто мы такие, чтобы решать кому жить, а кому умереть? Это ведь неправильно! Вот это он и ответил кардиналу, не смотря на то, что боялся… сильно боялся. Тот только удивленно моргнул. От его предложения отказываются. Причем, если учесть, в каком положении сейчас его собеседник… это вызвало невольное уважение. Но люди с такими способностями могут очень пригодиться если что... Ну что ж, оставался еще один довод. В Университете, в жилых помещениях( а были там и такие) провели обыск и наткнулись на очень интересную комнатку… будто пропитанную колдовством. А там..о, кладовая вещьдоков Инквизиции пустовать не будет! А еще стало известно, в каких отношениях состоял Мариус Лос с хозяином этих комнат, бесследно исчезнувшим. Вот это и стало последней каплей… мужчина согласился на предложение кардинала, в замен чего получил право не рассказывать, что это за человек занимался оккультизмом в стенах Университета. Достаточно того, что узнали от работников этого славного места. «Живи тихо, работай во славу Матери нашей Церкви. А когда понадобишься, отслужишь по-настоящему»- так, кажется, сказал ему ди Медичи. И работу нашел для тихой жизни… архивариусом в Департаменте Инквизиции. Как раз то, что нужно. Всегда рядом будет. И расщедрился – дал доступ к архивам Ватикана. Все равно как историк он опубликовать уже ничего не сможет. А так, пусть утешается. Вот так и стал Мариус Лос, подающий надежды историк, братом Мариусом, архивариусом. Принял постриг, попал в Бюро. По началу дичился… столько сразу незнакомых людей. Да и порядки в Инквизиции полувоенные. И люди здесь соответствующие. Тихому архивариусу поначалу было тяжко, как будто отбываешь пожизненное заключение… Потом привык, словно всю жизнь тут пробыл. Стал находить плюсы в тихом времяпрепровождении в архиве. И гулял так же, каждое утро после молитвы, перед тем, как заступить на службу. Человек ко всему привыкает, оказывается. Или нет?