Через несколько дней, когда Вольфганг приступил к следующей симфонии, Станци уже сидела в саду, и сердце его вновь преисполнилось надежды. Однако она всё ещё хромала - нога сильно болела, и это прибавляло забот. А помощь, на которую он рассчитывал, так и не шла. Ученики на летнее время разъехались, и Вольфгангу пришлось снова обращаться к Пухбергу, выпрашивать денег, и, хотя друг отозвался, сумма, присланная им, была меньше, чем Вольфганг просил: едва-едва прокормиться. Но он гнал от себя мрачные мысли.
Он писал эту симфонию в тональности соль минор и вспоминал слова Гайдна, сказанные им после прослушивания "Дон-Жуана": "Вольфганг, вы столько знаете о человеческих чувствах, что кажется, будто сначала вы их придумали, а потом уже люди усвоили и ввели в обиход". Как великодушно было со стороны Гайдна высказать такое вне зависимости от того, насколько это справедливо. Гайдн - самый дорогой ему человек и истинный друг. Для изверившегося Вольфганга искренняя вера Гайдна в него оставалась одной из непреходящих ценностей в этом погружающемся во мрак мире.
Набросав первые аккорды симфонии, Вольфганг вдруг почувствовал, что в музыке есть что-то неземное, она подобна пению ангелов. И это ещё не всё. Сочиняя эту музыку, он становился причастен к борьбе за то, чтобы превратить суетное существование человека в нечто более ценное, нечто лучшее, нечто такое, что для всех было бы свято. В этой симфонии он призван возродить порядок из хаоса, в котором запуталась его жизнь, в котором погряз мир. Он испытывал потребность, властное желание из безобразия создавать красоту, из сумбура - стройный порядок. Пусть мир суетен и грешен, жизнь священна.
Итак, он строил эту симфонию соль минор с величайшей тщательностью, соблюдая равновесие между мучительной грустью, одолевавшей его, и радостью бытия. Он думал: если этой симфонии суждено быть когда-нибудь исполненной - а в это он с каждым днём верил всё меньше, - то некоторые объявят её грустнейшей из всех когда-либо сочинённых им, другие же сочтут её самой жизнеутверждающей, но и первые и вторые будут правы.
Он с благодарностью думал о годах ученья, о Папе, который начал обучать его композиции чуть ли не с младенчества. Он вспоминал, как Папа говорил: "Нельзя недооценивать значение техники. Идеи, содержание - главное в творчестве, но если у тебя нет достаточного мастерства, чтобы воплотить их, то твои идеи мало стоят". Ему пришлось утирать глаза, чтобы не размазать партитуру. Его музыка не должна плакать, но в ней слышалась боль. Он закончил симфонию соль минор ровно через месяц после окончания ми-бемоль мажорной и тотчас же приступил к третьей.
Из книги Дэвида Вейса "ВОЗВЫШЕННОЕ И ЗЕМНОЕ"
Вот эта симфония:
Symphony No. 40 in G minor, KV. 550 (1788):
1. Molto allegro
2. Andante
3. Menuetto. Allegretto -- Trio
4. Finale. Allegro assai
The Chamber Orchestra of Europe
Conductor - Nicolaus Harnoncourt
[200x322]