Иногда привяжется какая-то древняя история, рассказывать которую уже давно нет никакого смысла...а уходить не хочет. Заставляет думать о себе до тех пор, пока не выведет из терпения, и ты мысленно не скажешь ей: "Вот тебе, напишу, только отстань, пожалуйста". Обычно такие истории пишутся сами - даже не приходится подбирать слова и думать над композицией. Впрочем, а я и пишу только так...по другому меня не заставишь тюкать по клавиатуре. Никогда не выдумывала сюжетов - они сами преследуют меня, когда хотят быть рассказанными. Зачем им это надо? Не знаю, и даже знать не хочу - судите сами.
История, которую могу привести в качестве примера, случилась довольно давно - уже на моем веку, но я тогда еще, что называется, "под стол пешком ходила". Не факт, что даже дети и внуки ее непосредственных участников знают о произошедшем. Мне она известна по одной причине - все происходило с моими коллегами, в узкой профессиональной среде, где все все друг про друга знают, и передают эти знания от одного поколения к другому. Дело было в светлых 60-х - время повального социального оптимизна. Население нашей страны в то время на 2/3 состояло из молодежи до 30 лет, которая с упоением училась, работала, влюблялась и думала, что во всем этом есть еще и какой-то великий обьединяющий смысл, залог всеобщего светлого будущего. Молодежь тысячами уезжала учиться на север - в СССР: в институты, техникумы, на курсы... Были среди них двое - Анар и Айкёль (имена я изменила). Анар был родом с самого востока - с Халхын-гола, а большеглазая Айкёль - с самого запада, с Алтая, куда ее род переселился из бывшей царской России сразу после революции 17го года, уходя от большевиков и перемен в образе жизни, которые те принесли с собой. Но перемены их не оставили в покое.
Анар и Айкёль встретились в России, куда оба приехали учиться. Там они не были людьми разных национальностей и обычаев, буддистом и мусульманкой: для преподавателей и однокурсников они оба были гражданами Монголии, членами молодежной коммунистической организации, активистами и успевающими студентами - такими же, как все их сверстники в СССР. Вдали от родного дома им вместе пришлось преодолевагть одни и те же трудности, связанные с переменой в образе жизни, с иностранным языком, требованиями дисциплины и малой стипендией. Они поженились еще на 4м курсе института. Родственники не обрадовались - ни у того, ни у другой. Но родственники были далеко, а Анар и Айкёль были вместе, рядом.
Родные Айкёль потребовали, чтоб она немедленно вернулась домой, но девушка не отличалась слабым характером - осталась доучиваться. Они закончили институт и вместе вернулись в Монголию. В министерстве образования их обоих уже ждало направление на работу в столичный проектный институт - попробуй, не послушай! Таким образом, оба, не заезжая домой, к семьям, остались в Уланбатаре. Время шло, они были счастливы, и только одно томило Айкёль: ее родные словно вычеркнули ее из своей жизни. не отвечая ни на звонки, ни на письма. Она пыталась до них достучаться, чтоб сказать: "Он хороший, и мы счастливы. Зачем же нам всем так мучить друг друга?" Спустя полгода пришел короткий ответ: "Приезжайте".
Окрыленная радостью, Айкёль повезла мужа в свои родные края. Ушли под крыло, остались позади округлые невысокие сопки, поросшие редкой щетиной лесов, выросли из земли огромные черные клыки гор, впившиеся в небо, с вечными шапками снегов. От центра провинции до дома Айкёль надо было добираться еще полдня на разбитой сельской полуторке, а потом какое-то время идти пешком над ущельем.
Здесь, на хлипком деревянном мостике над бурной рекой, Анара и Айкёль ждали несколько всадников. Среди них она увидела отца и своих братьев. Обрадованная, оставив мужа на этой стороне, побежала навстречу, кинулась обнимать, чувствуя, как ноги слабеют от радости. Она наверно ничего не успела понять, охваченная счастьем встречи. Чьи то сильные руки подняли ее над мостиком, над пустотой, над ущельем, по дну которого мчался бешеный поток, крутя водовороты. Потом руки ушли, остались где-то вверху, в светлом неправильном многоугольнике неба, изрезанного острыми вершинами, и Айкёль не стало, не осталось даже следа. Поток унес ее мгновенно, швыряя и обдирая о камни.
Всадники так же молча повернулись и умчались. Ошеломленный Анар остался один на опустевшем мосту над ущельем, еще не успев понять - сон это, явь, или страницы какого-то страшного рассказа про каких-то других людей - не про него и не про его Айкёль. Внизу уже ничего было не видно. Вокруг на много километров не было ни души. Он сутки просидел, не шевелясь, над рекой, прямо на обочине моста, а потом вернулся домой. К прежней жизни. Наверно, он хотел, чтоб семью жены призвали к ответу. Но в комитете партии, куда он пришел со своим горем, ему видимо сказали что-то такое...про этику межнациональных отношений... не знаю, забыл ли Анар свою бедную Айкёль, но никто и никогда не слышал, чтоб он рассказывал потом о случившемся. И с ним никто не заговаривал об этом. Как круги вокруг брошенного в воду камня, вокруг Анара распространялось вязкое молчание. Никто никому ни о чем не рассказывал, но ни один человек после возврашения Анара не спросил его о молодой жене.
Богам войн и раздоров людьми всегда приносились и будут приноситься человеческие жертвы. Пусть уже давно это не имеет форму ритуала, но там, где ценой жизни одного нужно купить спокойствие всех остальных, власть придержащие не станут особо колебаться. Общество заплатило за свое спокойствие жизнью Айкёль - было ли оно право? Наверно, да. Соседям приходится уважать обычаи друг друга, даже если не понимаешь их. Чем больше добиваешься справедливости - тем больше ненависти вокруг. Бедная Айкёль... но она ушла, оставив по себе грустную и нежную память, а не проклятия и раздоры. А мне эту историю рассказали, когда на 2м курсе института за мной стал ухаживать большеглазый мальчик родом с Алтая. Не знаю - рассказали ли и ему...