Шпенглер считает, что каждая культура имеет не только своё искусство, но и своё собственное естествознание и даже свою уникальную природу, т.к. природа воспринимается человеком через культуру. “Каждой культуре присущ уже вполне индивидуальный способ видения и познания мира - как природы”, или - одно и то же – “у каждой есть своя собственная, своеобразная природа, каковой в точно таком же виде не может обладать ни один человек иного склада. Но в ещё более высокой степени у каждой культуры есть собственный тип истории, в стиле которой он непосредственно созерцает, чувствует и переживает общее и личное, внутреннее и внешнее, всемирно-историческое и биографическое становление”.
По Шпенглеру, в основе каждой культуры лежит душа, а культура - это символическое тело, жизненное воплощение этой души. Но ведь всё живое когда- нибудь умирает. Живое существо рождается, чтобы реализовать свои душевные силы, которые затем угасают со старостью и уходят в небытие вместе со смертью. Такова судьба всех культур. Шпенглер не объясняет истоки и причины рождения культур, но зато их дальнейшая судьба нарисована им со всей возможной выразительностью. “Культура рождается в тот момент, когда из первобытно-душевного состояния вечно-детского человечества пробуждается и выделяется великая душа, некий образ из безобразного, ограниченное и переходящее из безграничного и пребывающего. Она расцветает на почве строго ограниченной местности, к которой она и остается привязанной, наподобие растения”.[2] Кризис в культуре наступает тогда, когда ее душа осуществит всю совокупность своих возможностей, в виде народов, языков, религиозных учений, искусств, государств и наук. Вследствие этого культура вновь возвращается в объятья первобытной души. Однако протекание культуры не есть плавный, спокойный процесс. Это живое бытие есть напряженная страстная борьба: внешняя – за утверждение ее власти над силами хаоса и внутренняя – за утверждение ее власти над бессознательным, куда этот хаос, злобствуя, укрывается.
Смерть культуры есть исчерпание её души, когда её смыслы уже не вдохновляют людей, обращённых теперь не к осуществлению культурных ценностей, а к утилитарным целям и благоустройству жизни. Этот период
Шпенглер связывает с наступлением эпохи цивилизации. “Цивилизация есть неизбежная судьба культуры, Будущий Запад не есть безграничное движение вперёд и вверх, по линии наших идеалов... Современность есть фаза цивилизации, а не культуры. В связи с этим отпадает ряд жизненных содержаний как невозможных... Как только цель достигнута, и вся полнота внутренних возможностей завершена и осуществлена вовне, культура внезапно коченеет, она отмирает, её кровь свёртывается, силы надламываются - она становится цивилизацией. И она, огромное засохшее дерево в первобытном лесу, ещё многие столетия может топорщить свои гнилые сучья”.[3]
Так было с Египтом, Китаем, Индией и с миром ислама. Так торчала, по словам Шпенглера, исполинская по территории античная цивилизация имперской эпохи, с виду исполненная юношеской силы, заглушая собой мировую арабскую культуру востока.
“Каждая культура проходит возрастные ступени отдельного человека. У каждой есть своё детство, своя юность, своя возмужалость и старость”.
Цивилизация есть воля к могуществу, к устроению поверхности земли. Культура
- национальна. Цивилизация - интернациональна. Культура - органична.
Цивилизация - механична. Культура основана на неравенстве, на качествах.
Цивилизация проникнута стремлением к равенству, она хочет обосноваться на количествах. Культура - аристократична. Цивилизация - демократична”.
Почему же цивилизация, несущая человеку социальное и техническое благоустройство жизни, вызывает у Шпенглера ощущение гибели культуры? Ведь сохраняются прекрасные произведения искусства, научные достижения, мир культурных символов. Но Шпенглер увидел более глубокую и неочевидную сторону дела. Культура жива до тех пор, пока она сохраняет глубоко интимную, сокровенную связь с человеческой душой. Душа культуры живёт не сама по себе, а лишь в душах людей, живущих смыслами и ценностями данной культуры. “Всякое искусство смертно, не только отдельные творения, но и сами искусства. Настанет день, когда перестанут существовать последний портрет Рембрандта и последний такт моцартовской музыки - хотя раскрашенный холст и нотный лист, возможно, и останутся, так как исчезнет последний глаз и последнее ухо, которым был доступен язык их форм. Преходяща любая мысль, любая вера, любая наука, стоит только угаснуть умам, которые с необходимостью ощущали миры своих “вечных истин” как истинные”.
Культура не способна развиваться вечно по единой, универсальной схеме.
В ее развитии наступают сложности, коллизийные феномены. Они могут, по мнению Шпенглера, свидетельствовать только об истечении времени данной культуры.