Сразу скажу, не претендую ни на какую литературность. Это обычный графоманский фик - "фанатские бредни".

Место действия - северная Италия.

Время действия - 1799 год, итальянский поход Суворова.

Отказ от прав: все герои вымышлены, все совпадения случайны.

Примечание: могут быть допущены некоторые анахронизмы - по барабану, и географические неточности - по атласу.

--------------------------------------

- Слушай, а зачем нам всем это надо?

Четверка неразлучных друзей вот уже второй день пробиралась через горы к Нови, по пятам преследуя противника. Их называли в штабе "командой А", из-за того, что имена всех начинались на первую букву алфавита.

- Нет, я тебя спрашиваю - какого черта нам всем это надо? - уже почти закричал Артем, рысью догнавший шедшего впереди командира.

- Поручик Седов, призываю к спокойствию. Что это за истерика беременной институтки? Или Вы забыли, для чего мы здесь, так я напомню: французы стягиваются к Нови. У них численное и тактическое преимущество. Вся мощь грядущей операции основана на внезапности подхода сил фельдмаршала, но после того, как о ней узнал итальянский диверсионный отряд, внезапность утрачена. Благодаря итальянскому генералу, вставшему на нашу сторону, мы обладаем знанием о количестве и приметах этих людей. Крестьяне, которые только и мечтают, чтобы французы ушли восвояси, рассказали нам, как их опередить и заблокировать, даже если они разделились. Этого достаточно, чтобы Ваша память освежилась?

- Моя память свежа, майор. Я не могу другое понять: зачем мы воюем на чужой земле за чужие интересы? Война освободительная - это я понимаю. Война захватническая - тоже. А это что за фрукт, не возьму в толк.

- Артем, - уже более спокойно сказал Черемисинов, - не нам это решать, мы с тобой солдаты. А тебе симпатичен Наполеон? Или ты, столичный дворянин, сочувствуешь революционерам? Так забудь, причины революции не надо искать в невзгодах французских санкюлотов. Революция это насилие в чистом виде, а для его всплеска причины не нужны, нужен только повод. И лестница работает исправно, да, ремесленник не может быть министром, не мог и его сын, а вот правнук - мог вполне, для этого только нужно трем поколениям семьи до него исправно работать, не жалея себя. А ты начитался Вольтера и Дидро и разглагольствуешь. Я с удовольствием послушаю тебя в мирное время за бутылочкой хорошего вина, но на данный момент засунь своего Руссо себе... в мундир.

Седов только рукой махнул. Подъехавший к ним поручик Хованский, весельчак и балагур, любимец всех офицеров штаба за свое красноречие, принялся смешить друзей, вспоминая повадки Джованни и Маурицио - тех самых крестьян, что так хорошо рассказали им особенности местности, затем принялся нахваливать их прекрасную дочурку или внучку, друзья так и не поняли, кого именно. "Эх, ты, а ещё женатый человек...", - рассмеялся капитан Ахматхузин, потомок башкирских тарханов, прозванный за свои рыжие волосы и скорость Огнём.

- Ну что, по моим прикидкам, мы их уже опередили. Впрямую они не сунутся - там люди Багратиона их поймают. В долине Скривии им тоже делать нечего. Так что единственный их вариант идти через эту горную дорогу, тут мы этих ребят и придушим, а если кто-то рискнет лезть через дорогу на Обри, так это в два раза дольше, догоним. Да и там же союзники... - произнеся последнее слово, Черемисинов сморщился, как от зубной боли.

- Союзники... мать их так, - отозвался Артур, яростно сплюнув, - как за свою выгоду воевать, так первые, а когда ничего урвать не могут, сразу тыл показывают. Австрияки-вояки хреновы.

Внезапно всё стихло. В напряженной тишине послышался топот копыт, а вскоре на вершине холма появился всадник, летящий во весь опор. После кивка Алексея, поручику Хованскому не пришлось дважды повторять - метким выстрелом была уложена лошадь, а перелетевший через неё всадник кувырком катился по земле. Без особых церемоний. Ахматхузин подошёл к нему, сорвав шляпу. Человек, лишившийся лошади, а сейчас и головного убора, ошалело крутил головой, не понимая, как это все произошло, почему он на голой земле, а рядом с ним четверо русских.

- Ну что, он?

- Он самый. Только у него такая блондинистая шевелюра. Не обманул генерал Чериони.

- Сколько вас, и где остальные? - обратился по-французски к пленнику Хованский.

- Не понимает, - огорчился Черемисинов и повторил вопрос по-итальянски.

- Тьфу на вас. Мои башкирские предки и не таким языки развязывали. Дайте мне его на полчасика, и вы все узнаете, - сказал Артур. Он отвел пленника за косогор, и там послышались сдавленные вскрики. Через какое-то время он вернулся, волоча за собой его, как свиную тушу. Артур был доволен и озабочен одновременно.

- Значит, так. Зовут нашего общего друга Валерио Аспромонте, он офицер итальянского корпуса армии Моро. После того, как они выкрали бумаги, решили пробираться разными путями. Он вот через нас, а двое других, как и предполагалось, по длинной дороге на Обри. Но они не знают точного маршрута и видимо, боятся оказаться в плену, поэтому на полпути к деревушке у Требии их должен встретить какой-то провожатый, знатный дворянин... Они не знают, кто именно.

- Что будем делать?

- Как что? - рассмеялся Артур, - едем в деревушку, перехватываем эту залетную важную птицу-проводника, ждем двух других, водим их за нос, выполняем задание, возвращаемся и получаем по ордену святой Анны каждый. Этого же - повесить.

- Повесить пленного офицера?! - возмутился Черемисинов.

- Да, ты прав, возни с этой веревкой. Хоть пулю на него и жаль, но разок можно, - отозвался Артур и потянулся за пистолетом.

- Стой! Я приказываю тебе! Знаешь, почему я не дам тебе этого сделать?

- Знаю. Потому что ты слюнтяй. Хоть и майор, - устало добавил Ахматхузин.

- Артур, - сощурив глаза, приблизился к нему Алексей, - кому другому такое заявление стоило бы вызова на дуэль, но ты мне друг, да и не то время сейчас, чтобы дырявить друг друга, когда каждый человек на счету, но так или иначе, тебе придется объясниться.

- Изволь, охотно. Ты в перчатках воюешь, всё чистеньким хочешь остаться. А это война, понял?! И здесь убивают иногда. Вон ты французского мальчишку пожалел, который тебя пристрелить хотел, отпустил его. А на следующий день эти оборванцы сюрприз устроили передовому отряду. И Реналя Ганеева уже на свете нет. Да для меня один Реналь стоит тысячи убитых французских пятнадцатилетних голодранцев! И ему сейчас с небес стыдно за твою слабость...

- С детьми не воюю. И поскольку я пока ещё командир группы, то вот моё слово. Сейчас двигаемся на Обри. По счастью, у нас короткая дорога. Как только доберемся до Требии, перехватим их проводника. Изображать его будет поручик Седов - не с моим суконным рылом и башкирским разрезом глаз Артура важную птицу играть. Мы же вдвоем останемся в засаде, и когда Седов их поведет, нападем первыми. Чтобы ни одна мышь не добралась до ставки генерала Моро! А пленного офицера доставит в наш штаб поручик Хованский.

- Вы, что, меня в тыл отправляете, а сами будете без меня воевать? Как же так, вам ордена, а мне кукиш с маслом? Да моя дражайшая супруга меня убьет, если я вернусь без награды, - как обычно, шутил Хованский, - ладно, сегодня я добрый. Пошли, Валера, жарко тут становится. И не вздумай шалить, не то... Ну, ты в курсе?

Залитый кровью после допроса с пристрастием итальянец кивнул.

-------------------------------------

Граф Джорджо Авола сидел в крестьянском домике и улыбался. "В отличие от многих моих противников и союзников, я точно знаю, за что сражаюсь. За деньги, славу, земли и титулы.Мои предки эти же земли только обрабатывали, а я уже достиг многого. Все эти раздувающиеся от важности французские аристократы, наводнившие Европу после того, как им прижали хвост у них дома, кичатся своими титулами, называя себя "дворянами по праву рождения". Меня же называют "графом из милости", ха. За глаза, конечно. Потому что вслух со мной лучше не ссориться, ибо я многих из них кормлю и одеваю. Что есть у них всех, кроме напыщенной гордыни и белой кожи? Почему я, поднявшийся из самых низов, должен чувствовать себя менее равным? Да уж, вот сейчас я в гораздо лучшем положении. До революции я уже получил дворянское звание. Во время Конвента и Директории, благодаря "правильному" происхождению, избежал террора. Сейчас закончится война, получу звание, а когда Республика упадет (в этом у меня нет никакого сомнения), я по-прежнему буду успешен, ведь воевал за страну. Революции и войны заканчиваются, а деньги остаются..." Размеренный поток мыслей был нарушен появлением того, кого он меньше всего ожидал.

- Добрый день. Не помешал? - сказал Седов, выхватывая шпагу.

- Сударь, как же это Вас в детстве не учили, что врываться без стука невежливо? Придется научить Вас манерам, ничего не попишешь.

Их клинки скрестились. Седов был выше и сильнее своего противника, но встретился с такой умелой рукой, что был просто озадачен. Он уже дважды был ранен, сначала Авола зацепил плечо, затем рассек кожу на бедре. Всё больше он уставал, все тяжелее приходилось отбиваться от беспрерывных атак бывшего землепашца. "Вперед, вперед, - подгонял Артем себя, - не понимаю, что происходит, обычно мог полчаса интенсивно драться, не уставая, а здесь..." Вскоре Авола нанес ещё одну рану поручику, который, отходя назад, споткнулся о лежащий стул и оказался на полу.

- Вот так, - произнес Авола, - у вас, графьев, принято благородничать. А мы из простых, и в живых не оставляем.

И он ринулся добить уже казалось, поверженного противника, но Седов, собрав последние силы, сжался в комок и отпрянув от прямого удара Аволы, снизу поразив его в живот. Удар был так силен, что шпага насквозь прошла через тело врага, насадив его, как шашлык на шампур. Отбросив от себя итальянца, поручик тяжело дыша, весело посмотрел на друзей.

- Ну, я же сказал, что завалю эту птичку! - отдышавшись, сказал Артем.

- Если теперь Ваша гордость удовлетворена, то переодевайтесь, смывайте кровь и ждите наших добрых приятелей. Кстати, я держал его из окна на мушке, и в случае чего, убить бы Артема ему не дал, - ответил командир.

-----------------------------

Хованский и пленный медленно добирались назад. Лошадь Алексея не выдержала трудный путь и пала. "Такого кабана на себе нести, конечно упадешь" - думал поручик, ведя за собой итальянца. Наконец, выйдя с открытой дороги к небольшому леску, Леша понял, что они почти дошли до своих. "Пока можно передохнуть. Черт, какая все-таки природа! Вот живешь, и можешь не замечать этого. Вот жук ползет по своим делам, куда он ползет? Не знаю. И дела нет ему, что тут стреляют, убивают друг друга за мифическое "спокойствие Европы" - ему бы лист сожрать, да и все. Птички летают. Да, еще чуток меланхолии поддать, и стихи начну строчить. Погода располагает, опять же. Вон и деревья кивают головой, со мной согласны, уходя куда-то в безразличное вечернее небо, под которым каждый чувствует себя немного одиноким..."

- Эй, итальяша! Ты как насчет стихов, чита.....  Алексей не успел договорить, потому что пленник, который тщательно всё это время показывал полную беспомощность, опрокинул его, и они вдвоем покатились в распадок. Через мгновение итальянец вскочил, издав ликующий крик. Хованский, увидел торчащую из груди остро заточенную спицу, залитый кровью мундир. Выдернул из-за пояса пистолет, взвел слабеющей рукой курок, выстрелил... но так и не увидел ничего. Попал или промазал?

Пуля угодила Аспромонте в шею. Хованский прервал его радость внезапно, итальянец не ожидал ответного удара. Остались только округлившиеся от удивления глаза Аспромонте, застрявшее в горле ругательство, и фонтан крови, обдавший обоих последним теплом навсегда угасшей вражды...

-------------------------

...Двое мужчин мчались изо всех сил к месту, которое было им указано. Это место стало перевалочным пунктом, где их должен был встретить один человек, которого они не знали, и проводить к дислокации французской армии. Скорее, скорее! У них такие важные новости. какие только можно себе представить. Ну, вот наконец, река Требия и пустая деревушка у ней. Оба спешились.

Они не были похожи друг на друга, хотя даже звали их одинаково. Один - высокий, статный, любимец женщин, беззаботный пижон. Другой - смуглый, неразговорчивый, невысокий брюнет с тяжелым взглядом. Один в дни радости устраивал пир на весь мир. Другой как мог, глушил свою боль употреблением морфина*. Один происходил из старинного рода, предки которого были кардиналами еще при папе Юлии II. Другой держал фруктовую лавку на городском рынке. Объединяло их одно - жажда риска и ненависть ко всей Европе, пытавшейся их убить. Возможно, они другого и не заслуживали, но эта ненависть заставляла их всеми силами сопротивляться. Ещё юношами и Кассара, и Бальдини побывали в Америке, видели войну за независимость США, что побудило их стать противниками Англии. Враг моего врага - мой друг, вот что стало девизом двух друзей. Их встретил разодетый франт, бесконечная улыбка которого обещала самую глубокую помощь.

- Тьфу, у кого война, а этот как на бал вырядился, - проворчал Бальдини.

- Ну, не делай преждевременных выводов, первое впечатление может обмануть.

- Здравствуйте, друзья! Я так долго ждал, не сомневаюсь, что для генерала Моро у вас самые важные сведения, спешу вас провести к нему целыми и непораненными, - верещал Седов (вы, конечно, уже догадались, что это был он), - проклятые австрийцы перегородили все посты, не пробраться. Но ничего, со мной не пропадешь!

- От его голоса у меня кровь носом идет, - продолжал недовольно бормотать Бальдини.

- Прекрати, друг, в конце концов, он не обязан тебе нравиться, и на брудершафт пить с ним тебя никто не заставляет. Вот приведет к генералу, и ваши пути разойдутся.

- Да скорее бы уж разошлись.

- А как Вы оказались проводником на этой земле? - интересовался Кассара.

- Так ведь это моя земля и есть. До войны я занимал весьма привилегированное положение, вся моя цель - побыстрей выпроводить этих "гостей" и снова заняться спокойной жизнью. Пришлось воевать, сам генерал Серюрье составлял мне протекцию...

Друзья переглянулись.

- Простите, кто составлял?

- Генерал Серюрье, месяц назад...

- Да будет Вам известно, милостивый государь, что генерал Серюрье, потеряв связь с командующим, сдался в плен ещё в конце апреля. Сейчас, слава Богу, уже середина августа! - закричал, пылая от гнева, Бальдини, - мерзкий шпион! И заколол его в одну секунду.

На противоположном холме тоже раздался ужасный крик. Это Артур Ахматхузин, увидев, что стало с Артемом, очертя голову понесся прямо на врагов. Черемисинов несколько промедлил, и вылетел гораздо позже. Бальдини и Кассара, заметив врага, умчались вверх по косогору. Артур потерял их из виду, но продолжал лететь по инерции. Кассара выстрелил, но промахнулся. Выстрел Бальдини, который увидел скачущего майора Черемисинова, был более успешным. Пуля пронзила горло его лошади, и Алексей едва успел отпрыгнуть в сторону. Наконец, и Ахматхузин, поняв откуда идет пальба, поднял свой пистолет, но попал лишь в ногу лошади уносящегося Кассары.

- Ага, у нас здесь лошадиная бойня, - страшным голосом вскричал Черемисинов, - про шпаги никто не помнит?

Кассара, поняв, что в любом случае не уйти, спрыгнул с седла. Он никогда не скрывал любви к такого вида приключениям. Бальдини, понимая, что сведения важнее дуэли, летел вперед, не разбирая дороги, преследуемый Ахматхузиным.

Черемисинов и Кассара остались одни. Удары наносились со скоростью молнии, искры дождем сыпались со шпаг. Кассара умело действуя на дистанции, нанес уже несколько легких ран Алексею. Но он продолжал сражаться, с каждой секундой вызывая смятение в сердце противника. Итальянец, который по праву считался лучшим дуэлянтом во всей Европе, никогда не видел подобного. Что это за человек, который бьется с двумя ранами в груди, спокойно поджидая третью?! И Кассара начал терять уверенность. С каждым новым движением ему всё больше приходилось обороняться. Скачок, выпад, молниеносный взмах руки - и шпага майора поражает соперника. Вытерев её о перчатку, Алексей взял единственную здоровую лошадь Седова и помчался на розыски Бальдини.

...Ахматхузин настигал Бальдини. Догнать обязательно! Вот какие мысли проносились у него в голове, впрочем там находилось место и для других. Он уже доказал, что достойный сын своих предков, в таком молодом возрасте ставший капитаном. И если ветераны воспринимали этот поход с досадой, то Ахматхузин - с радостью. Это место, где он покажет свою отвагу, свою силу! И когда вернется домой, то отец скажет: "Ну, теперь ты преуспел". И он сделает предложение своей ненаглядной Жюли, которая вместе с матерью, наверное, уже выплакала все глаза... Черт, что это меня толкнуло? Неужели пуля? Это всё? Вот так просто, раз - и убит? Нет, они не могут меня убить... Небо стремительно темнело, обугливалось, и вскоре непроглядный мрак погасил  последние проблески живого света...

- Артур, ты слышишь меня? Впервые в жизни на глазах Алексея Черемисинова появились слёзы, когда он увидел его, лежащего на траве. Тихий ветерок трепал шейный платок, подаренный ему Жюли, который Ахматхузин носил, нарушая все нормы воинского устава. Как же так? Тот, который виделся Алексею будущим командиром, к которому он относился, как к сыну, лежит сейчас здесь, сраженный пулей? Я не верю в это. Господи, что же в твоей канцелярии не так устроено, почему именно его? И великий воин плакал, не скрывая своих чувств. Впрочем, довольно слёз. Ради памяти Артура, Артема, ради команды, ради всех тех тысяч людей, которые маршем двигаются навстречу неприятелю, нужно найти и обезвредить единственного человека, кто может его предупредить. Он вспоминал дороги, которые говорили ему Джованни и Маурицио. Так, мы сейчас в долине, значит Бальдини двигается на Дего, но он не знает точной дороги, будет кружить. Тут я его и возьму.

Когда Бальдини отделался от всех проблем, судьба перестала ему улыбаться. Изнуренная лошадь решительно отказывалась идти дальше, и Андреа ничего не оставалось делать, как бросить её и пойти пешком. Долина сужалась, дальше были только леса, которые нужно было пройти, чтобы добраться до дивизии Груши или хотя бы резервов Клозеля. Бурелом, какие-то балки... Наступив на какой-то камень, поскользнулся и едва не упал. Удержавшись, он уставился на камень, пытаясь прочитать видневшуюся на нем надпись. С третьего раза это ему удалось. "Mi sono svegliato per trovare la tua morte"... Но Бальдини был слишком опытным человеком, чтобы его могло заставить вздрогнуть такое послание. "Черт-те куда забрел!", - ругнулся Андреа.

- Ciao, signor Baldini! - раздалось вдали, - никак нам не уйти друг от друга!

- Ну что же, да будет так! Откуда знаешь моё имя?

- Стефано Чериони о чем-то говорит?

- Предатель Родины, он ещё жив?

- Видимо, у вас разное понятие Родины, он хочет освободить страну от корсиканца, а вы служите ему, чтобы заработать на морфин, не так ли?

Взгляд Бальдини стал другим. - Да! - крикнул он, - да! Я зарабатываю себе на морфин. Лишь он приносит мне удовольствие, лишь с ним я могу вернуться в те времена, когда моя мать стояла у крыльца дома, когда мой отец был ещё жив, а маленькая Бенедетта лежала в кроватке. А потом знаешь, что произошло? Так я тебе скажу: пришли люди Чериони, дом разграбили, отца убили, мать отправилась в тюрьму, а Беню пустили по кругу. И пока я буду жив, я буду стремиться уничтожить каждого, кто к этому причастен. И если мне в этом помогают французы, значит, так тому и быть. Что ты знаешь о морфине, ведал ли ты, какое это счастье - вернуться в страну грез, где ты всех любишь, и тебя тоже все любят?

- А вот ты, - продолжал Бальдини, - зачем тебе эта война, ведь не австриец ты, не немец и не англичанин? Какого черта вы русские сюда забрались?

- Странно, где-то я уже слышал этот вопрос. Есть другое понятие - долг, честь, дружба...

- Долг! Ха-ха! Существует лишь один долг - долг Мести! И ты сюда пришел разве не за тем, чтобы убить меня в отместку за своих людей?

- Это вряд ли. Есть наши мертвые, а есть и живые. И чтобы мертвых не стало больше, я и пришел за тобой.

- Странные вы, русские. Вот ты истекаешь кровью, у тебя несколько ран, а всё мечтаешь о каком-то долге, присяге... Ну что же, ты сам выбрал свою смерть. Шпагу наголо!

Они встретились. Сила против силы, умение против умения. Бальдини без устали атаковал, пытаясь утомить Алексея. Черемисинов едва держался на ногах. Один раз он даже упал, и противник был готов добить его. Но майор одним прижком взлетел на ноги, и итальянец снова замер в ожидании. У Алексея был в запасе один трюк, которому научил его Чериони. Когда Бальдини сблизился с ним, он мгновенно ушел в сторону, вывернув кисть и точно попав противнику в бок. Кровь Бальдини потекла ручьем, но из-за того Черемисинов не успел выйти с дистанции, ему тоже досталось в левое плечо. Удар прошелся почти насквозь. Алексей, чувствуя, что его оставляют последние силы, отошел назад и сел на землю, держа шпагу перед собой, а в его взгляде читалось  все, что он бы сделал с врагом, если бы он мог хоть чуть двигаться.

Бальдини, держась за свою рану, медленно проговорил:

- У тебя... ещё есть шансы. Сдавайся, я отведу тебя к маршалу Груши, там тебя перевяжут и обменяют на наших пленных. Ты проиграл.

- Нет, это ты проиграл! Тебе раненому, не успеть донести о наступлении Суворова. За полтора суток наши преодолеют 80 верст, и через несколько часов уже будут здесь. Утром ваши подразделения будут смяты и отброшены. А сдаваться я не привык. Сдаться можно только мертвому, а я ещё живой. И у меня в руках есть оружие...

- Осмелюсь доложить, что сейчас его у тебя уже не будет! - Бальдини нанес чудовищной силы удар, на который Алексей подставил свою шпагу. Она хрустнула, словно была сделана из стекла, а клинок улетел и вошел в рядом стоящее дерево, как охотничий нож.

Андреа подошел вплотную. "Видимо, я сошел с ума. Я прошел по всему известному миру, встречался со всеми противниками, всех побеждал, ни перед кем не испытывал жалости. Что заставляет меня дрожать, когда я вижу взгляд этих голубых глаз, почему я чувствую такое уважение к этому русскому идиоту, который никогда не сдается, даже если вариантов нет? У меня нет мужества добить здесь его, и в плен взять не получится. " Внезапно перед глазами всплыл образ Бенедетты, которая говорила ему, смешно картавя "самый добвый мальчик - Андвеа".

Бальдини повернулся и ушел искать выход из чащи. В спину ему дул пронизывающий ветер...

-----------------------------

15 августа Суворов атаковал французов у Нови и нанес им полное поражение. Только часть войск Сен-Сира, сохранившая некоторый порядок, успела занять тыловую позицию у Гави; остальные войска отступили в полном расстройстве. Жубер был убит и командование армией снова принял Моро.

-----------------------------

...служанка  Юлии Рашидовой обратилась к ней за обедом: "Мадемуазель, в Ваше отсутствие приходил какой-то офицер с орденом и перевязанной рукой, он оставил Вам пакет, сказав, что Вы поймете." Юлия, развернув бумагу, увидела грязный платок со следами крови. Когда-то он был белым, но и теперь на нем можно было прочитать "Моему Артуру от Жюли". Рука девушки помимо воли прижала платок к губам. Потом пошла к кроватке спящего в ней малыша. Дрожащими пальцами она привязывала платок к спинке, улыбаясь и плача одновременно.

- Родной мой... Это тебе подарок от папы.

----------------------------

...вечером монахи монастыря Помпозо, устав от трудов, собирались пойти на молитву, как вдруг увидели у ворот странного человека, непонимающим взглядом озиравшегося вокруг.

- Quello che vi serve? Вы что-то ищете, молодой человек?

- Ищу, святой отец. Себя...