Настроение сейчас - сумасшедшее
"Знаешь, ты такая смешная! Все время придумываешь себе страхи на пустом месте.
Неужели ты считаешь, что я люблю тебя за красивое личико и только?
Ничего подобного! Это приятное дополнение, красивая обертка к основному содержимому, которое, кстати, намного интереснее! Да, ты красива, но разве суть в этом?
Нет, мне действительно неважно, как ты выглядишь. Но я понимаю, почему ты так из-за этого дергаешься. Несколько лет назад, пожалуй, не понял бы, а сейчас понимаю.
Ты – Тори, и тебе важно, как выгляжу я. Эстетическая оценка – внешнее должно равняться внутреннему…
Малыш, ты развиваешь себе лишний комплекс. Я уже давно понял и принял, что ты любишь меня целиком, как есть. И что не будь во мне хоть чего-то… Я сейчас не только о стрижке говорю, хотя прекрасно помню выражение твоего лица в тот вечер. И, кстати, поэтому могу утверждать, что внутреннее содержание тебе все же важнее внешней оболочки. Другое дело, что и эту оболочку ты тоже до безрассудства любишь.
А мне с самого начала было все равно на твой внешний вид. За свою жизнь я видел столько прекрасных женщин, рядом с которыми любая модель зачахла бы от зависти. Поэтому симпатичные мордашки меня мало интересовали. А вот твой голос…
Неужели ты считаешь, что это было у меня в постоянной практике – приглашать на работу неизвестно кого? Отнюдь! Такого придиру, как я, еще поискать… Но услышав, как ты поешь… Я даже Гийома уже не воспринимал, пока ты стояла на сцене.
Нет, я не влюбился в тебя тогда, просто это была неожиданная потребность, горячее желание, чтобы твой голос звучал в «Ночной Скрипке» и дальше.
А уже позднее, через несколько недель – или месяцев – появился интерес. Ты разбудила во мне самого страшного зверя – любопытство.
Чем? А ты хотя бы раз задумывалась, как себя вела? У меня перед глазами словно находились два двойника. Тихая, вечно смущающаяся скромница рядом со мной и уверенная в себе, острая на язык ведьмочка в окружении других. Я знал, что я тебе нравлюсь, но при этом ты вела себя со мной ровно-отстраненно, держась на расстоянии. И при этом других, тоже нравящихся тебе парней меняла как перчатки. Я понимал, что ты воспринимаешь меня, как начальника над собой, но все же… В отличие от других девушек – ни одного намека, ничего, кроме коротких взглядов украдкой, когда ты думала, что я тебя не вижу.
Знаешь, с каждой встречей мне все больше хотелось пообщаться с ТОЙ Кэс, которая не отводит взгляд, не вздрагивает от моих вопросов, не смущается… Иногда у меня возникало безумное желание плюнуть на все, использовать Очарование и соблазнить тебя, в конце концов. Но что-то меня останавливало. Наверное, предчувствие, что тогда ты просто исчезнешь из моей жизни. Признайся, ты бы так и сделала, да?.. Ну, вот. Как я и думал…
К тому же, скажем прямо, просто секс меня тогда мало интересовал, а пить из тебя… Я принципиально не трогал тех, кто у меня работал. В основном из-за Мари. Ей это было бы неприятно. Одно дело – девочки на раз, и совсем другое – что-то, имеющее намек на постоянство. Хотя соблазн был велик. Чистая, не загаженная табаком и дрянным алкоголем кровь в наше время – редкость. Поэтому ты, Кэс, со своим непонятным поведением была словно запретный плод.
Гийом забавлялся, глядя на меня, даже предлагал тебя Поставить, но сама мысль о подобном мне претила… Обрекать тебя на наше существование… Ты была такая живая! Такая непонятная! Сплошной парадокс, а не женщина. Взрослая и в то же время наивная, как ребенок. Такая настороженная и в то же время такая доверчивая… И ты еще спрашиваешь, почему я тебя не трогал…
Нет, я не любил тебя тогда, но ты меня крайне интриговала. И мне очень хотелось эту интригу разгадать…
Я решил совместить приятное с полезным. Устранить между нами эту социальную разницу и помочь тебе. Ты хотела быть на сцене, а я мог это устроить. Если бы я знал, что все так получится…
Кажется, я тогда обидел тебя. Прости, я не слишком хорошо помню то время. Меня мучили чувство вины и злости. На тебя и Элеонору. На нее, потому что я просил тебя не трогать, и она обещала. На тебя, потому что я не знал в тот момент, как все случилось. Мне показалось, что я ошибся, что ты одна из тех, кому просто хочется красивой жизни, и неважно, какую цену за это придется платить. Когда я увидел тебя в камарильском обществе, такую слегка смущенную, но вполне счастливую… Никто не сказал бы, что ты жертва. В тот момент мне показалось, что я своими руками убил ту наивную, смешную девочку, которой ты была до Становления. Ты так свободно чувствовала себя в новом статусе, так легко вошла в образ одной из клана Тореадор… Я почти ненавидел тебя тогда. За то, что ты оказалась такой же, как большинство глупых пустышек вокруг. Я хотел, чтобы ты исчезла из моей жизни, и не сомневался, что так и будет. Зачем Дитя Хранительницы Элизиума общаться с каким-то анархом. В твоей новой жизни была масса новых удовольствий, в которые, на мой взгляд, должна была погрузиться такая легкомысленная, недалекая девица.
Я решил напоследок убедиться, что с тобой все в порядке. Что твое новое окружение тебя не обидит. Камарилья – это ведь еще то… общество. А я, как ни противно мне тогда было, все еще чувствовал свою ответственность за то, что познакомил тебя и Элеонору. Поэтому и решил проследить за твоим первым кормлением, раз твоему легкомысленному и крайне занятому Сиру было не до этого. А Тремер вполне мог бы устроить что-нибудь, пока ты была юна и неопытна.
Однако к концу нашей поездки я начал понимать, что где-то ошибся. Да, ты вела себя спокойно, но при этом была растерянна и боялась основного, что составляет жизнь каинитов, - пить кровь. И, кажется, даже не осознавала, что именно давало тебе твое положение Дитя Элеоноры.
А потом я узнал, как на самом деле прошло твое Становление…
Знаешь, когда Гийом в шутку предлагал мне сделать тебя подобной нам, я ведь задумывался над такой возможностью. Мне казалось, что если между нами будет меньше секретов и больше доверия, исчезнет эта стенка, и я смогу тебя понять. Как же я ошибался!!!
Когда ты вновь появилась в моем окружении, у меня возникло стойкое ощущение, что эта стена, эта пропасть между нами стала еще больше. Ты была рядом – и в то же время далеко. Ничего в наших отношениях не изменилось. Твое обращение ко мне на «вы» просто убивало! Боже, я мог понять кого угодно – Сильвию, Анджея, Ральфа, даже Гийома, но ты ставила меня в тупик!
Двадцатилетняя влюбленная девочка не поддавалась разгадке старого трехсотлетнего Малка!
Я с трудом преодолевал эту пропасть. И что самое забавное, ты вовсе не собиралась мне в этом помогать. Достаточно вспомнить, как мы переходили на «ты». Еще неделю как минимум ты постоянно сбивалась на вежливо-безразличное «вы». Хотя вскоре я понял, что тем, кто тебе действительно безразличен, ты тыкаешь безо всякого смущения.
Да, пожалуй, за свою нежизнь я в чем-то стал циником. Во всяком случае, я действительно не понимал, что тебе мешает быть со мной свободной и дать волю своим желаниям. В то время я не верил, что ты любишь меня, хотя твою влюбленность видел невооруженным глазом. Ее все видели. И это было вдвойне странно! Ты мне нравилась, и я, в общем, ничуть не был против каких-то изменений в наших отношениях. Даже не так, я старался их хоть как-то изменить, хоть в какую-нибудь сторону, чтобы сдвинуться с мертвой точки. Но Тори очаровательно смущалась, принимала комплименты и цветы, мило улыбалась, по-прежнему искоса глядя на меня влюбленными глазами и… и все!
Мне иногда казалось, что я с ума с тобой сойду, если такое еще было возможно.
Ты вообще отдавала себе отчет, что тебя пытались соблазнить? Нет? Я так и понял…
У меня в голове не укладывалось, как можно кого-то хотеть, ночевать у него дома и даже не попытаться! Тем более, девушке, которые в подобных вопросах всегда изворотливее мужчин и подобные приемы с молоком матери впитывают.
Впрочем, твои реакции на мои поступки были вообще парадоксальны! На какие? Хм, да хотя бы когда я к тебе в комнату зашел и застал тебя в процессе одевания. Разумеется, специально! Я ожидал, что ты смутишься, как обычно, а ты! Такое чувство было, что к тебе подружка заглянула… Или наша поездка к тебе домой. Мне жаль, что все так получилось, но… Когда ты на другую ночь сделала вид, словно ничего не было, словно я тебя не целовал… Было почти обидно. И этот твой наивный вопрос, почему тебе так хотелось меня покусать…
Мне иногда казалось, что моя роль твоего начальника сменилась ролью твоего опекуна. А я не мог найти в себе сил отказаться от нее, потому что чувствовал ответственность за тебя. Не знаю, почему. Может, потому, что по-своему ты была мне дорога.
Если бы я тогда начал рассуждать о любви, то сказал бы, скорее всего, что люблю Мари. Она была неотъемлемой частью моего существования три столетия, всегда рядом, всегда готовая помочь, вытащить, поддержать. Она любила меня, и я старался, чтобы ей было хорошо рядом со мной. Я не мог представить своей жизни без нее.
А ты… Ты в мою жизнь пробралась незаметно. И в то время я вряд ли осознавал, насколько естественным стало для меня твое общество. Мне безумно нравился твой голос, меня восхищали твоя верность и преданность, подкупала твоя доверчивость, приводила в смятение твоя интуиция, меня интриговали твои загадки, забавляли привычки вроде твоего любимого блюда, и в конце концов, ты действительно красивая девушка, которая была мне симпатична.
Знаешь, ты всегда нравилась Мари, но в те дни она иногда жалела, что ты у нас появилась. Она ревновала, но я списывал эту ревность на узы крови. А сейчас мне порой кажется, что Мари была просто прозорливее меня. Эта ваша женская интуиция!..
Но она хотела, чтобы мне было хорошо. Поэтому в ту ночь я услышал от нее, что хватит уже ходить вокруг да около, тебя проще поставить перед фактом. Не знаю: она была права, первые узы сыграли ли свою роль, чувство благодарности или твой неожиданный поцелуй на собрании у Гийома – кстати, еще один пример твоего парадоксального поведения. За то, что я натворил, я ожидал, что ты от меня отвернешься, будешь шарахаться, как от чудовища, возненавидишь, и мне придется долго объяснять тебе, почему мы так поступили, а ты просто взяла и забила на случившееся! А уж этот поцелуй! Да еще и на глазах у всех! Ты вообще тогда соображала, что ты делаешь? Меня, конечно, в какой-то степени в Камарилье ценили и уважали, но для всех я был просто анархом. А ты – Дитя Хранительницы Элизиума… Мезальянс, однако! Такое вообще не афишировалось.
Но было чертовски приятно!
Впрочем, на твоей застенчивости это никак не сказалось. Ты словно смирилась с тем, что ты меня хочешь и не можешь справиться со своим желанием, но стена между нами никуда не делась. Ты не стеснялась, когда мы занимались любовью, но стоило оказаться за пределами постели, и мои попытки понять тебя вновь утыкались в окружавшую тебя стену загадочности. Я попытался вызвать тебя на прямой разговор, ты помнишь? А ты упрямо молчала и очаровательно краснела. А уж с каким недоумением ты взглянула на меня, когда я пожаловался на твою недоступность для моего разума…
Я все ждал, когда же ты скажешь мне, что я тебе нравлюсь. Но совершенно не ожидал однажды услышать, что ты меня любишь. Впрочем, у тебя есть одна милая черта – ты склонна все переживать слишком глубоко, слишком сильно. Это сейчас я понимаю, что твое чувство было серьезным, но тогда… Я отнесся к твоим словам несколько скептически. Для меня это было странно – говорить о любви к тому, кого ты не знаешь, с кем знаком так мало. Ты ведь на самом деле не знала обо мне практически ничего, я давно научился уклоняться от щекотливых вопросов, да ты их и не задавала. К тому же, у тебя были вторые узы ко мне…
Если бы я тогда отнесся к твоим словам серьезнее, если бы не убедил себя, что ты просто влюбилась в сказку, которую сама себе придумала, если бы… Ведь весь парадокс моего непонимания тебя заключался в том, что я не хотел верить в очевидное – ты действительно просто меня любила, невзирая ни на что. Поэтому и строила стену, копала пропасть между нами. Тебе не нужны были ни моя опека, ни мое влечение. Ничего, ведь ты понимала, что мое отношение к тебе – это не любовь, а тебе была нужна именно она.
Если бы я знал, какую боль причинял тебе тогда. Как ты писала в своем дневнике: «…мало быть одной из, мне нужно быть единственной…»?
А потом начались все эти встряски, Бдящие и прочие неприятности…
Странно, ты уже тогда чувствовала мое настроение и легко под него подстраивалась. Я и сам не знал, зачем в те ночи проводил с тобой столько времени. Только оставшись без тебя, я начал понимать, сколько места ты заняла в моей жизни незаметно для меня самого. Скрываясь ото всех под личиной Итэна, я не мог избавиться от мыслей о тебе, от беспокойства, как ты там одна. Я предупредил тебя, да, но беспокойство никуда не ушло. Гийом иногда рассказывал мне последние камарильские новости, но мне ли было не знать, как красиво ты умеешь улыбаться и прятать за улыбкой боль и тоску…
Знай я, во что ты в результате вляпаешься, наплевал бы на все запреты и поддался своему желанию побывать в твоем клубе, рассказать тебе все. В конце концов, уж это-то ты сумела бы сохранить в секрете, учитывая, какой недоверчивой ты стала после моего исчезновения.
Я с трудом могу вспомнить в своей жизни минуты ужаснее тех, что я переживал, когда ты рассказывала мне о своем договоре с демоном. Тогда я серьезно начал сомневаться в своих убеждениях, что любовь – это привычка, потому что, наконец, осознал, что ты действительно любишь меня. Но это осознание не спасло меня от парадоксов твоего поведения.
Знаешь, мне даже показалось, что ты не рада была меня видеть. И так стремилась поскорее от меня убежать. Это было, по меньшей мере, странно. И почему-то очень больно. Мне не хотелось тебя отпускать, но пришел Гийом…
Той ночью я решил, что больше никогда не выпущу тебя из своего поля зрения.
Мари? Она как ты, старалась не показывать, что ей больно, а я, как последний придурок, пытался сделать счастливыми вас обеих. Но иногда это было сложно. Например, если вставал выбор – дневать у тебя или возвращаться к себе.
Иногда я ловлю себя на мысли, что Мари сама в ту ночь подставилась под удар не только, чтобы у меня была возможность выжить, но еще и ставя все точки над «ё» в нашем странном треугольнике. Женщины всегда были мудрее мужчин.
После ее смерти я нуждался в тебе, как никогда. И ты не представляешь, как я был счастлив, когда ты с легкостью оставила все и бросилась со мной в неизвестность.
Существу моего возраста смешно говорить о влюбленности, поэтому я даже пытаться не буду. Просто в какой-то момент я понял, что люблю тебя. За то, что ты дарила мне несколько позабытое ощущение человеческой жизни, за то, что терпела все перепады моего капризного малкавианского настроения и улыбалась даже в самые трудные моменты. За то, что рядом с тобой мне было тепло и уютно в любом месте. За то, что ты ничего не требовала от меня и прощала любой мой проступок.
Наверное, окончательно и бесповоротно я понял это, когда прочитал твой дневник. Тогда, в горах, когда ты в очередной раз вылетела в свою тореадорскую реальность. Любопытство действительно – страшный зверь, а ты так старательно прятала от меня эту тетрадь. Догадываюсь, что из тех же соображений, почему больше никогда не говорила мне о любви. Да, ты не верила в то, что действительно нужна мне, что я смогу тебя полюбить. Хотела этого и не верила… Ты ведь и сейчас еще веришь в это не до конца, я прав?
Ты действительно забавная девочка, любимая. Хотеть моей любви и бояться в нее поверить, страстно желать моего появления и опасаться того, что я приду, звать меня и упрямо закрывать глаза при встрече.
Ты всегда будешь полна парадоксов, малышка. Сочетание противоположностей действительно у тебя в крови. И это не изменится, в каком бы мире ты ни находилась. Это твоя сущность, то, что делает тебя тобой. Второй такой просто не существует.
И, знаешь, это мне надо бояться, что я окажусь нужен тебе меньше, чем ты мне. Ведь ты – та, кто заставляет меня существовать. Ты же сама это знаешь…
Поэтому перестань терзаться глупыми страхами. Ты нужна мне.
И я обязательно приду к тебе. Я не хочу, чтобы ты и дальше плакала по ночам в подушку и сходила с ума от тоски.
А с твоими страхами мы справимся вдвоем.
Потому что я действительно тебя люблю…"