Это цитата сообщения нольвосьмой Оригинальное сообщение

Зарисовки мелом.



Вечером на станции, уже перед отъездом, отогревая сбитые мозолями руки у керосинки, я сказал:"В этом городе осталась частичка моего сердца".

Она и сейчас там, до сих пор - может на дне рудников, может замёрзшая на пару с крысами в продуктовом зелёном амбаре, ну а может в помойке с засраными портками.

Для многих та поездка на Колыму в Багряные Зори была первым сроком в лагерь, для многих, как оказалось и последней. В начале в голове оживали картинки из кошмаров: узкие коридоры, жёсткие нары, решётки на окнах, протухшая баланда, строгие надзиратели, и ещё раз протухшая баланда. Ну и копии!

Итак, к моменту приезда русские каторжники уже были немного успокоены увиденным - местный город напоминал один из неблагополучных районов любого другого города с обосаными подъездами, бухающими отбросами и наркоманами, маленькими коробками квартир и грязью. Впрочем, никаких вшей в одежде, зуда в заднице и прочих нестандартных фантазий сразу не заметишь.

Так и хотелось спросить: - "А где же, где же узкие казематы? Где же кандалы? Никогда, никогда мы не увидим НАСТОЯЩУЮ Колыму? Никогда не увидим то, чего не нужно видеть?"

И в тот же паршивый, липкий и вонючий от страха день (а разве дни отчаянья бывают другие?) каторжников повезли в Багряные Зори.

Выгрузили стаю за ржавым шлагбаумом,стаю разношерстных и загнанных волков, с порядковыми номерами, отрисованными мелом на груди прям на станции, у кого-то мелом рисовали на спине - большой круг и крест, им не суждено было проникнуться тем чувством, пришедшим позже, так и поехали дальше не коснувшись шлагбаума, выперев дикий оскал и затравленный взгляд из за решетчатых окон "скотовозника".

Нас выгрузили и сказали - тут будите ближайшие десять лет, а то и больше. Я зашуршал сухарями в авоське, заглотил один и без энтузиазма пошёл вперёд.

Через сорок километров, за безжизненным холмом оказались те самые лагеря.

Мокрые спины пронизывал ядовитый ветер, подступивший голод обволакивал паутиной желудок. С первого взгляда было понятно, что в поселении не удастся затеряться - все улицы просматривались со сторожевых вышек и никуда не сбежать, разве затеряться на кладбище маячившим своими столбиками чуть поотдаль.

Серые длинные бараки тянулись параллельно друг другу по всей разбитой дороге. Со всех сторон то и дело мелькал патруль и слышался лай собак. Нас затолкали в один из бараков и кто-то оживившись в полумгле изрек: - что это за забавные гаврики приехали?

Каждому в этот день досталось. Сутулый и Леший под тяжестью избиений навели уборку в местном туалете, у Картавого отобрали кожаные сапоги, между делом сломав зубы, пухлый Боря в занавешенной палатке этой ночью стал девчонкой, ну а я хвастался, что легко отделался: - Сиплый, ну разве в Москве пошли бы плесвенелые сухари на ура? (к слову - парочку мне всё таки удалось припрятать).

Выход с шахты. Уставшие, голодные, с лопатками и ломами на плечах.

Я вышел на площадку, прищурившись от непривычного дневного света, с неё хорошо проглядывалась местная столовая с закопченными стенами, засаленная повариха Вера и большой ад, бесконечный ад. А внизу, куда все смотрели, лежало непривычно молчаливое тело пухлого Бори, он всё таки растопырил руки и прыгнул.

Тогда мне было 17 лет. Сейчас мне 40.

Перед самым отъездом, затаивший когда-то обиду охранник, всё таки пырнул быстрой и звонкой фенечкой под ребро. Там до сих пор шрамы от сделанных позже операций. Чёткие воспоминания и не нужно доставать ту единственную фотографию. А во мне до сих пор обломок заточки.

Если бы меня спросили, что бы я хотел увидеть в последний день своей жизни, наверное ответил бы - Лодку, безмятежно плывущую по волнам на фоне уходящего солнца.

------------------------
Данный текст не несёт никакой ценности и является пародией на запись Пейзаж "Нессебр".