Вне себя от злости и от бессилия, поувольняв всех работников полицейского департамента, включая самого министра внутренних дел,
фюрер приехал на свою загородную виллу ожидать конца этой трагедии. В том, что история близится к развязке, он не сомневался. Устало повалившись в кресло,
обитое красной кожей, с фужером старинного вина, фюрер просто ждал. Его телефон молчал, охрана с его резиденции была снята. Этого захотел сам
вождь. Пусть знают, что ем нечего бояться в этой стране. А ежели и захотят его убить, то никакая охрана не будет им преградой. Сегодня, после всех потрясений,
он не мог доверять никому, даже своей охране. Начальник охраны сражался до последнего за право охранять фюрера, но тот настоял на своем.
Фюрер наслаждался тишиной. В голове даже мелькала мысль о самоубийстве, но он гнал ее прочь. Негоже так умирать главе страны. Покончить собой будет означать, что он
сломался, сдался, признал свою вину. Но если разобраться, никакой вины за фюрером не было. Или он ее просто не видел.
Необходимо было организовать поиски фон Гросса, заявить об этом в СМИ, раструбить на всю страну. Возможно, тогда и был бы шанс найти фон Гросса. Но вряд ли. После того,
как они переборщили с допросом, с фон Гроссом решили покончить. Вероятнее всего, что он уже мертв. Так что фюрер не видел смысла поднимать бурю в стакане. Он просто
поминал своего протеже.
Комната, в которой сидел фюрер не освещалась - он не стал зажигать свет, предпочитая мрак свету. Положение этого человека была настолько отчаянным, что при возможности
спасти фон Гросса, фюрер бы без промедления продал душу самому князю тьмы. Возможно, на его месте так бы и поступили великие из прошлого - Генрих Гиммлер и Адольф Гитлер.
Но с годами тяга к оккультизму иссякла в Рейхе. Исследования проводились, но не в тех масштабах, как при Третьем Рейхе.
Фюрер услышал осторожные шаги по ковру. Привычное "мур", и здоровенный рыжий котяра прыгнул на руки к этому великому мира сего. Фюрер почувствовал облегчение. Кот доверчиво глядел в глаза старика.
Его большие глаза блестели в молумраке, отдавая мистичным зеленоватым огнем. Фюрер погладил питомца, и тот довольно замурлыкал.
- Только ты у меня и остался, старый друг, - прошептал фюрер.
Так сложилось, что жена фюрера умерла восемь лет назад. И хоть жениться он мог в любой момент на любой молодой девице, но фюрер был однолюб. А жениться без любви противоречило его жизненным
принципам. Вот поэтому он жил только с котом, с единственным живым существом, котором он мог доверять.
Тишину нарушало тиканье часов, которые висели на стене. С каждой минутой, с каждым ударом, они укорачивали власть фюреру.


Тем временем заговорщики вынесли постановление о задержании фюрера на предмет его измены Германии. Документ с мокрыми печатями, испещренный множествами подписей руководителей страны, был предан немедленной огласки. Если бы фюрер сейчас не сидел в тишине,
а включил телевизор или радио, то он бы услышал содержание этого изумительного документа. Собственно, это не было обвинительным актом, ведь выдавать такой документ имеет право только суд или военный трибунал. Скорее эта бумажка напоминала обращение к народу.
Естественно, заговорщики решили заручиться народной поддержкой - на случай каких-нибудь народных волнений. В этом документе политика фюрера и фон Гросса была названа пагубной для страны. Фюрер был назван старым человеком, у которого помутился рассудок.

"Мы, нижеподписавшиеся, беря на себя всю ответственность за каждое написанное ниже слово, и готовые в любой момент за это ответить, заявляем:
Наш фюрер, который правил Германией более полвека, к закату своих лет сильно изменился. Из волевого лидера нации этот человек превратился в старого человека, с помутненным рассудком. Проведенная медицинская экспертиза (вывод которой прилагается к этому документу) дала
ясную оценку, подтверждающую наши самые страшные опасения. Фюрер болен. И мы, члены парламента, члены кабинета министров и просто сознательные граждане, не можем спокойно наблюдать за гибелью нашей страны. Мы не можем дольше терпеть, и поэтому доводим эти слова
до ведома германского народа. Слова эти даются нам нелегко, с болью в душе произносим мы их. Но молчать более не имеем права, потому что народ обязан знать что происходит в стране. Мы молчали, пока при фюрере не появился Зигфрид фон Гросс. Этот человек, подло вошедший
в состав доверительных лиц фюрера, стал пагубно влиять на старого правителя. Постепенно он стал манипулировать фюрером, отчего тот радикально поменял свою политику. Все достижения Рейха оказались под угрозой. Не вынеся угрызений совести или боязни ареста, Зигфрид фон Гросс
покончил жизнь самоубийством. Это следует из предсмертной записки этого человека. Записка также прилагается к этому документу. Мы могли бы оправдать фюрера, переложив всю вину на фон Гросса, но оправдать измену невозможно. Вы все, граждане Германии, почувствовали на своей
шкуре, что жизнь в нашей могучей стране заметно ухудшилась. Вы почувствовали, что зароботные платы стали значительно ниже, что цены на товары возросли до немыслимых высот. В этом повинен не кабинет министров, не депутаты парламента - это результат пагубной политики фюрера.
С уверенностью утверждаем, что фюрер, как и Зигфрид фон Гросс является национальным преступником, о чем имеем веские доказательства. На прошлом закрытом заседании у фюрера, фон Гросс поставил под вопрос все достижения Рейха. Реакция фюрера была более чем просто возмутительная -
он не только не придал изменника справедливому суду, а даже не уволив наглеца с позором. Это доказывает, что фон Гросс и фюрер были заодно.
Граждане, впереди еще трибунал, на котором предстанет фюрер, впереди еще обвинение, но каким бы оно ни было, последственный человек, которого обвиняют в столь тяжких престплениях, не имеет права управлять Германией. В связи со сложившимися обстоятельствами фюрер должен быть
отстранен от занимаемой должности в порядке, предвиденному нашими законами. В связи с этим, с текущей минуты временно исполнять обязанности фюрера будет глава СС Клозе, до выборов фюрера, которые пройдут в Рейхстаге через неделю.
Преданные германскому народу и стране: члены кабинета министров, депутаты Рейхстага и прочие, прочие, прочие.
Мы не допустим разрухи в стране!"

Такими патриотичными словами заканчивался текст этого документа, текст которого подготавливался задолго до описываемых событий. После огласки этого обращения, заговорщики на полных правах могли распустить рукава. Несколько десятков человек в парламенте восстали против Клозе, называя
то, что происходит переворотом. Во избежание сеяния паники было решено временно арестовать этих людей. После этого уже ничто не мешало выполнять подготовленный план. К загородному дом фюрера были отправлены полицейские с предписанием прокуратуры и суда об аресте.
Вместе с этой бригадой туда отправился и Клозе со своей свитой министров. Он торжествовал. Фон Гросс умер в какой-то больничке под Рейном от нанесенных ему травм, а фюрер сейчас будет арестован. Наконец-то к власти придут толковые люди, которые знают что делать и как делать. Клозе знал как восстановить то, что начало рушиться.
Когда люди в масках, с журналистами за спиной, ворвались в дом к фюреру, тот все еще сидел в своем кресле с котом на руках. Выпитая до дна бутылка стояла на столе, но фюрер не был пьян. Он внимательно всматривался в лица пришедших, и остановил свой взор на лице Клозе. Он долго смотрел в холодные
непроницаемые глаза главы СС. Наконец, Клозе не выдержал этой молчаливой дуэли и отвел взгляд. Фюрер презрительно улыбнулся и отпустил вырывающегося кота. Незваные люди испугали животное, и одержав свободу, оно убежало в глубь дома. Фюрер медленно поднялся с кресла и подошел к Клозе.
- Стервятники, слетелись все-таки.
- Мой фюрер, - сказал Клозе, - с этих пор я исполняю ваши обязанности. У этих людей есть предписание взять вас под стражу.
- Скажите, Клозе, совесть вас не съест? - последовал вопрос фюрера.
- Нет, не съест. Смотрите, чтобы она не съела вас, ибо обвинения против вас очень серьезны.
Учитывая, что операторы снимали все на видеокамеру, Клозе взвешивал каждое слово, зная что этот материал попадет на телеэкраны немедленно и без монтажа. У него было что сказать этому старику, но не следовало этого говорить при камерах. Клозе держал себя в руках.