“Письма, которые не отправляют. 3 февраля” - мой почерк никогда не отличался аккуратностью, каллиграфией, и вообще было написано будто в спешке, трясущимися, как у наркомана без дозы, руками. А ведь куда мне спешить?! Некуда… мне бы пережить эту ночь, следующий день, следующую ночь, следующую неделю, месяц, год… жизнь… Мне бы просто пережить. Вот, я опять ною… прости, тебе это не интересно. Ты где очень-очень далеко, а я тут, пишу тебе письмо, которое ты никогда не прочтешь. Такие письма не посылают, не читают, их чаще всего просто сжигают. Моя слабость… ты никогда не должен этого видеть. Ты знаешь о ней, и этого достаточно. Этого никто не должен видеть.

“Знаешь, мне иногда кажется, что я стал забывать тебя. Понемногу, образ в моей голове тускнеет, меркнет. Вот так вот просто, я стал забывать тебя. Но ты никогда не исчезаешь полностью, никогда не исчезнешь. Ты прячешься где-то в глубине меня. Странно… я думал эта боль никогда не уйдет, не станет меньше и кровоточащее сердце остановится от боли раньше… Я ошибся, как и раньше. Сам не заметил, как все начало меняться. Закрутился, забегался, знаешь… я безумно устал. Тяжело одному. С Крисом много мороки, тяжело одному… иногда мне кажется, что мир сейчас рухнет и я буду рад этому… ” – зачеркнутые строчки, слова, буквы, как шрамы на бумаге, неизбежные шрамы. Пепел падает, рассыпается, бумага становится серой. Я очень давно не курил. Сигареты стали роскошью, да и мелкому вредно дышать никотином. Поэтому когда мне очень плохо, как сейчас, я выхожу в обшарпанный коридор усаживаюсь на лестницу, достаю сигарету, бумагу и начинаю писать тебе… Глупо. Глупо писать письма, которое никогда не будут прочтены, отправлены и скоро превратятся в пепел.

“Знаешь, я не помню когда я улыбался в последний раз. Только Крис у меня вызывает усталую, вымученную улыбку. Я так виноват перед ним. Виноват... я ведь не должен был настаивать на его рождении… И что сейчас? Без денег, без работы, с громадными счетами.. одни в чужой стране… Хотя сейчас каждая страна чужая. Бегу, бегу, вечно я куда-то бегу. От кого?! Неужели от себя?! Глупо… Помоги мне, слышишь! Помоги! Я больше не могу. Я устал, устал спать по два часа в сутки, устал от безденежья, устал от одиночества… Где ты черт тебя подери?! Где ты?!.. Я не знаю. Ничего я больше не знаю. Я потерялся. Потерялся на этой чертовой дороге жизни, не знаю куда идти, где север, где юг. Больше ничего не знаю, не вижу, не могу… Я не знаю, как мы будем жить дальше… И самое паршивое… Никого нет, рядом никого. Совсем. Даже твой образ гаснет. Одиночество… ты же знаешь, как я боюсь одиночества, боюсь остаться один. Конечно, у меня теперь сын, но… Не уходи, прошу. Не исчезай. Очень сложно. Я правда не знаю, что делать. Устал… смертельно устал выживать. Если бы не Крис… Только ради него просыпаться каждое утро. Идти, пытаться, искать, жить… Каждое утро – жить…” – слишком много многоточий, да?! Прости. Почему-то не могу по-другому. Вечные паузы, задержки, словно эти три точки помогут что-то решить. Затяжка, еще одна сотая затяжка. Фильтр зажат между зубами, кончик сигареты долго тлеет и вот-вот сорвется на черные буквы. Пускай… Пускай срывается. Мне уже все равно, это ведь письмо в никуда. Такие письма не отправляют, не читают, их просто сжигают…

“Знаешь, когда я в последний раз сел за руль… Два месяца назад. Да, одна из последних гонок, зима тут не та, что в Японии. Машина была без зимней резины… Знаешь… я думал меня вынесет в ближайший кувейт, на обочину. Символично, не так ли?! Я итак уже давно на обочине… Я думал, что разобьюсь. Когда машину крутило и вяло слушался руль… я думал что все, конец. Finito la commedia… я был даже рад, если бы не мысль о сыне. На всей земле, это единственный человечек кому я нужен, кому необходим как воздух. Тогда я спрашивал себя, что будет с ним, если меня не будет?! Я думал, что мы приходим в эти жизнь одни и уходим, так же.. не прощаясь, по-английски, но… разве он сможет один, без меня?! Такой крохотный и совсем один. Не допущу. Знаешь… жить для кого-то гораздо легче. Перестаешь думать о пустяках, о себе и… о тебе. О том, что случилось. Мне иногда до сих пор снится авария и я… я до сих пор не могу поверить.” – последняя затяжка. Окурок отправляется в короткое путешествие на лестничный пролет. Взгляд на единственное светлое место в этом убогом коридоре, на свои колени, на письмо, которое никто никогда не прочтет. Наверно, это к лучшему. Никто не должен видеть мою слабость, верно?! Последней сигарете в пачке так же одиноко, как и мне. Она тоже невольница своей коробки в которой провела всю жизнь. И она тоже не знает, что ей делать… не она решает свою судьбу, эта бедная сигарета. Что ж… будем надеяться, что последний ее путь из ненавистной пачки будет для нее не так мучителен. Затяжка. Дым. Сероватая пелена в полутьме обшарпанного коридора.

“Прости, что не сдержался. Мне всегда было трудно держать все в себе, ты же знаешь… Паршивые годы в общем – это все что я хотел сказать. Просто, не знаю, что делать и как быть дальше. Вот и решил поплакаться… ведь больше некому. Смешно да?! Ты ведь уже давно где-то там… Интересно… ты меня слышишь?! Не забывай меня, ладно?! Может… еще когда-нибудь свидимся. Но не сейчас. Сейчас я кое-кому нужен. Потерпи немного. Подожди. Мы еще обязательно встретимся. Но не сейчас, не сейчас ” – рука так и не поднялась поставить точку. Просто замерла в сантиметре от бумаги. А я затянулся поглубже. Мы ведь еще встретимся, как думаешь?! Выдох. Пелена перед глазами и тлеющий огонек сигареты в паре сантиметров от губ.

“P.S. …Ты мне нужен.” – и поднести белый листок к тлеющему в полутьме угольку сигареты. Такие письма, не отправляют. Их не читают. Бумага рассыпается пеплом. Рука немного обжигается о разгоревшееся пламя. Такие письма… их не должно быть. Письма, у которых нет адреса, получателя и отправителя. Письма в никуда.