[330x257]
Кофе и сигареты… Это словосочетание стало нарицательным. Для нас с тобой особенно. Кофе и сигареты – это нечто особое, очень ценное, личное, хрупкое… Больше, чем просто напиток и сушеные листья, подпаленные огнем. Как думаешь, это действительно так? Кофе и сигареты… Этот запах, этот привкус. Когда облизываешь губы, делаешь затяжку, и это горечь смешивается…
Для нас с тобой это не просто слова, не просто приятное сочетание. В этих словах заключена наша душа. Терпкий, стойкий, пленительный аромат кофе. Едва уловимый парок извивающийся над теплой чашкой. И горьковатый привкус дыма, струящегося по легким. Этот запах остается на пальцах, въедается в одежду и даже после сотни стирок аромат кофе и сигарет вновь и вновь возвращается, перебивая самые стойкие кондиционеры для белья…
Сколько лет ты куришь? Все время, сколько я тебя знаю, ты куришь. Сигарета стала твоей спутницей, элегантной сопровождающей. Идеально белая, стройная, без изъянов. Аромат ее угасающего, испепеленного тела, уже въелся тебе в кожу. И когда я тебя целую, кажется, что на языке остается это странное, чуть вязкое послевкусие сигарет. Меня сводит это с ума, срывает крышу, я перестаю контролировать себя. Непостижимо… А казалось бы – это только сигареты.
Сколько лет я пью кофе? Сколько себя помню, столько и пью. Пустые, полупустые чашки из под кофе по всему дому, стали словно нашими сожителями. Остывший кофе, горячий кофе. С молоком, с перцем, с корицей, с коньяком, с ликером. Эти запахи наполняют раз за разом наше жилище. Разносятся по всему его пространству. Мне сносит голову от кофе почти так же как от твоих сигарет, почти так же как от поцелуев.
Я дурею каждый раз, когда мы садимся с тобой ночью на кухне. Иногда совсем выбитые из последних сил, без всяких желаний, некие аморфные существа… Тогда я ставлю на плиту джазву кофе, ты пододвигаешь к себе пепельницу… и начинается диалог. Хотя мы можем молчать, сидеть в абсолютной тишине, только слушать, как иногда недовольно фыркает твоя сигарета и шипит мой кофе. Мы можем смотреть друг на друга, угрюмо, с недовольством, как-то упрямится или же, наоборот, искрить глазами, улыбаться тепло и расслабленно. Было все. Эти сигареты и этот кофе знают все про нас с тобой. Вплоть до каждого движения, каждой мелочи. Они свидетели нашей жизни. Ее молчаливые участники. Наша с тобой жизнь это сплошные сигареты и кофе. Суть в этой смеси, наша с тобой суть там, не находишь? В этой странной, дурманной смеси.

[400x421]
У каждого из них свое, бесконечно курящее прошлое. (с)



















Manga DOGS

В голове звучит блюз... что-то из того, что слушаешь ты.
На часах за полночь. Лунный свет танцует на пороге. Я стою на подоконнике и курю в форточку. Руки совсем замерзли, покраснели от холода. Ветер гуляет среди деревьев, иногда залетая в сливу у меня под окном. Он шепчет что-то... очень тихо, какую-то тайну или мелодию?.. Но я не могу разобрать его слова. Пока не могу.
Чему улыбаюсь? Тоже не знаю, пока.
Сигареты слишком крепкие для меня. Других больше нет. Но я докурю до самого фильтра. Хотя бы потому, что танец сигаретного дыма и лунного света прекрасен. Ради этого стоит пренебречь и холодом, и этими резкими сигаретами, их тяжелым привкусом, что вяжет язык.
Он прекрасен... этот танец. Они такие разные, этот сигаретный дым и лунный свет. Что у них есть? Лишь этот танец. Когда дым резко вторгается, извивается то единым потоком, то непременно расслаивается. Он тянется к свету, к его холодным, спокойным струнам, тихо слоящимся в воздухе.
Тлеет сигарета, почти бесшумно чуть недовольно потрескивает. Ей подпевает ветер, он напевает свою песню среди желтеющей листвы. Он ревнует. Лунный свет рассекает его, проходит насквозь тысячи, миллиарды раз. Сигаретный дым рассеивается, стоит только лишь приблизится ветру. Тает, исчезает, становится незримым для глаза, уходит в лунный свет, растворяется в нем. Ветер одинок.
Так светло... Мы не в Питере и это не белые ночи. Это полнолуние. Когда шершавая луна решила блеснуть во всем своем вечно шикарном наряде. Она вообще довольно самовлюбленная барышня, каждый день поворачивается то одни, то другим боком, чтобы мы оценили. Она так великолепна, она не кричит о себе как Солнце и звезды. Она тихо посылает нам свой свет, чтобы он танцевал на наших улицах, домах, проспектах, крышах...
Случайная, мимолетная встреча с сигаретным дымом... редкая встреча. Незабываемый танец на пустынных, холодных улицах, когда они сплетались, становились единым. На секунду... забывалось все. Такие разные...

А вам когда-нибудь приходилось видеть?..

[289x399]
***
Как же я ненавижу эту страну… Всю эту атмосферу вседозволенности, ненаказаности и разврата. Нет. Конечно, Голландия не была такой вся и всегда. Но мои Нидерланды были именно такими. Дома дышащие на ладан в неблагополучном районе, где даже стены пропитаны запахом сырости и дешевым табаком. Где на улицах слышны пьяные визги и на каждой улице бордель. Откровенно говоря не лучшее место в мире. Растить сына в такой атмосфере… И деваться некуда. Лишь крепче сжимать зубы, терпеть, ждать и надеется на чудо... Человек такое создание, что всегда надеется на что-то мифическое, верит в проведение, в судьбу, в конце в концов. Человеку надо на что-то надеется и во что-то верить. А там уже дело каждого. На что я надеялся забирая Криса и уезжая сюда, в эту треклятую страну?! Дурак.
- О чем думаешь?! - я обернулся, слегка натянуто улыбнулся. Клер… Девушка, с которой я на пару снимаю эту эмммм… ладно, назовем это квартирой. Что ж… хоть с соседкой повезло. В меру ответственная, задорная девчонка, студентка, которая сбежала от родителей подальше, в столицу. Я еще раз посмотрел на нее, встряхнул головой и снова отвернулся к окну. По стеклу медленно и заунывно ползли капли дождя. Рассохшееся дерево оконных рам разбухло и потемнело. Краска, местами изрядно облупленная, от мягких ударов воды осыпалась еще кое-где. За окном ярко горели заманивающие фонари борделей и баров. Что ж, находились люди, которые попались на них. По крайней мере, я видел как закрывались очередные двери. От окна немного тянуло - сквозняк. Я оторвался от лицезрения этой уже привычной картины и поставил на газ чайник, чтобы хоть как-то согреться.
- Слушай, Клер, бабуля там уже теребит насчет оплаты… - собраться с мыслями, напряженно выдохнуть… О боги, как я ненавижу эти разговоры и с каким трудом они мне даются. Бессильная злоба, вот что меня одолевает в эти моменты.
- Да знаю, она уже несколько раз звонила, доставучая… Сделаешь чай?
- Сделаю куда денусь, - с легкой обреченностью я полез на полочки за чашками и чаем в пакетиках. Немного скривился и залил все это кипятком. Поставил перед девушкой чашку, немного разливая незаварившийся чай на стол. Чертыхнулся, вытирая воду.
- Чего дерганый такой? – девушка пару секунд хмурилась, пытаясь поймать мой взгляд, который снова уперся в окно. – Ясно, - хмыкнула она. Чайная ложка раздражающе стучала по стенкам чашки. Я кусал губы. После минутного напряжения, она продолжила. – Ну хочешь я заплачу полностью, снова… - добавила она немного зло.
- Ты же знаешь, когда у меня есть деньги, я отдаю. Сейчас их нет.
- Тоже мне, мужик… - она снова зло хмыкнула, закинула ногу на ногу и начала нервно качать ею. Это сработало не хуже часовой бомбы. Я никогда не научусь держать себя в руках. Сидел, пыхтел, едва держался чтобы не ответить что-нибудь резкое, злое и ядовитое. Да хотя, что там было отвечать?! Все видно, как на ладони. И хуже всего то, что меня этим тыкали, как нагадившего щенка в испорченные туфли. Это невыносимо. – Сколько тебе Ден? 27, 28? Ты живешь в этой помойке, с маленьким сыном, в чужой стране, с поддельными документами, не зная языка, без работы, за счет стипендии студентки-соседки. Это ты считаешь нормальным, да?! – ее голос дрожал. Конечно, она была права, я это знал, и от этого становилось так паршиво, чтораздирало грудь. И главное: не ответишь ничего. Но этот тон!..
- Кто ты мне такая, чтобы заявлять об этом? Думаешь, сам не знаю?! И мне от этого не противно?! Но, твою мать, я, что, не пытаюсь?! Просто целыми днями сижу и пялюсь в окно, дырку на штанах просиживаю, да?! – резко вскочил, что опрокинул табурет, схватился за волосы, крепко сжал пряди, оттягивая назад. Как будто могло помочь. Не разбудить бы Криса, этим ором. Я прокашлялся, быстро глотнул ожигающе горячего чая. На узенькой, продолговатой, совсем карикатурной кухне, воцарилась тишина, напряженная, липкая, где слышен каждый раздраженный вздох. Боже, как я все это ненавидел. Мой личный ад при жизни, в который я сам себя вогнал. Идиот.
Клер, все так же сидела напротив раскачивая ногой и шумно мешая чай в кружке. Я все так же упрямо смотрел в окно.
- И какой же твой следующий грандиозный план вызревает в твоей голове?! – с издевкой поддела девушка.
- Планов много, но все они слишком крайние, - зло отмахнулся я, чем заслужил еще один презрительный фырк.
- Ден, у меня сейчас нет денег. И старушенция явно дает понять, что никаких поблажек на этот раз не будет. Прости, что сорвалась, - девушка опустила взгляд. Я тяжело вздохнул, но так и не оторвался от окна. Одна за одной дождевые капли ползли друг за другом паровозиком.
- Вообще нет или конкретно для меня? – сухо поинтересовался, отпивая немного чая. Было как-то гадко.
- Вообще, - немного с надрывом, как будто сейчас разрыдается, ответила девушка. Взглянул на нее, действительно глаза были влажные, она упорно терла их Читать далее...

“Письма, которые не отправляют. 3 февраля” - мой почерк никогда не отличался аккуратностью, каллиграфией, и вообще было написано будто в спешке, трясущимися, как у наркомана без дозы, руками. А ведь куда мне спешить?! Некуда… мне бы пережить эту ночь, следующий день, следующую ночь, следующую неделю, месяц, год… жизнь… Мне бы просто пережить. Вот, я опять ною… прости, тебе это не интересно. Ты где очень-очень далеко, а я тут, пишу тебе письмо, которое ты никогда не прочтешь. Такие письма не посылают, не читают, их чаще всего просто сжигают. Моя слабость… ты никогда не должен этого видеть. Ты знаешь о ней, и этого достаточно. Этого никто не должен видеть.

“Знаешь, мне иногда кажется, что я стал забывать тебя. Понемногу, образ в моей голове тускнеет, меркнет. Вот так вот просто, я стал забывать тебя. Но ты никогда не исчезаешь полностью, никогда не исчезнешь. Ты прячешься где-то в глубине меня. Странно… я думал эта боль никогда не уйдет, не станет меньше и кровоточащее сердце остановится от боли раньше… Я ошибся, как и раньше. Сам не заметил, как все начало меняться. Закрутился, забегался, знаешь… я безумно устал. Тяжело одному. С Крисом много мороки, тяжело одному… иногда мне кажется, что мир сейчас рухнет и я буду рад этому… ” – зачеркнутые строчки, слова, буквы, как шрамы на бумаге, неизбежные шрамы. Пепел падает, рассыпается, бумага становится серой. Я очень давно не курил. Сигареты стали роскошью, да и мелкому вредно дышать никотином. Поэтому когда мне очень плохо, как сейчас, я выхожу в обшарпанный коридор усаживаюсь на лестницу, достаю сигарету, бумагу и начинаю писать тебе… Глупо. Глупо писать письма, которое никогда не будут прочтены, отправлены и скоро превратятся в пепел.

“Знаешь, я не помню когда я улыбался в последний раз. Только Крис у меня вызывает усталую, вымученную улыбку. Я так виноват перед ним. Виноват... я ведь не должен был настаивать на его рождении… И что сейчас? Без денег, без работы, с громадными счетами.. одни в чужой стране… Хотя сейчас каждая страна чужая. Бегу, бегу, вечно я куда-то бегу. От кого?! Неужели от себя?! Глупо… Помоги мне, слышишь! Помоги! Я больше не могу. Я устал, устал спать по два часа в сутки, устал от безденежья, устал от одиночества… Где ты черт тебя подери?! Где ты?!.. Я не знаю. Ничего я больше не знаю. Я потерялся. Потерялся на этой чертовой дороге жизни, не знаю куда идти, где север, где юг. Больше ничего не знаю, не вижу, не могу… Я не знаю, как мы будем жить дальше… И самое паршивое… Никого нет, рядом никого. Совсем. Даже твой образ гаснет. Одиночество… ты же знаешь, как я боюсь одиночества, боюсь остаться один. Конечно, у меня теперь сын, но… Не уходи, прошу. Не исчезай. Очень сложно. Я правда не знаю, что делать. Устал… смертельно устал выживать. Если бы не Крис… Только ради него просыпаться каждое утро. Идти, пытаться, искать, жить… Каждое утро – жить…” – слишком много многоточий, да?! Прости. Почему-то не могу по-другому. Вечные паузы, задержки, словно эти три точки помогут что-то решить. Затяжка, еще одна сотая затяжка. Фильтр зажат между зубами, кончик сигареты долго тлеет и вот-вот сорвется на черные буквы. Пускай… Пускай срывается. Мне уже все равно, это ведь письмо в никуда. Такие письма не отправляют, не читают, их просто сжигают…

“Знаешь, когда я в последний раз сел за руль… Два месяца назад. Да, одна из последних гонок, зима тут не та, что в Японии. Машина была без зимней резины… Знаешь… я думал меня вынесет в ближайший кувейт, на обочину. Символично, не так ли?! Я итак уже давно на обочине… Я думал, что разобьюсь. Когда машину крутило и вяло слушался руль… я думал что все, конец. Finito la commedia… я был даже рад, если бы не мысль о сыне. На всей земле, это единственный человечек кому я нужен, кому необходим как воздух. Тогда я спрашивал себя, что будет с ним, если меня не будет?! Я думал, что мы приходим в эти жизнь одни и уходим, так же.. не прощаясь, по-английски, но… разве он сможет один, без меня?! Такой крохотный и совсем один. Не допущу. Знаешь… жить для кого-то гораздо легче. Перестаешь думать о пустяках, о себе и… о тебе. О том, что случилось. Мне иногда до сих пор снится авария и я… я до сих пор не могу поверить.” – последняя затяжка. Окурок отправляется в короткое путешествие на лестничный пролет. Взгляд на единственное светлое место в этом убогом коридоре, на свои колени, на письмо, которое никто никогда не прочтет. Наверно, это к лучшему. Никто не должен видеть мою слабость, верно?! Последней сигарете в пачке так же одиноко, как и мне. Она тоже невольница своей коробки в которой провела всю жизнь. И она тоже не знает, что ей делать… не она решает свою судьбу, эта бедная сигарета. Что ж… будем надеяться, что последний ее путь из ненавистной пачки будет для нее не так мучителен. Затяжка. Дым. Сероватая пелена в полутьме обшарпанного коридора.

“Прости, что не сдержался. Мне всегда было трудно держать все в себе, ты же знаешь… Паршивые годы в общем – это все что я хотел сказать. Просто, не знаю, что делать Читать далее...

[243x341]
Тишина. Светлая просторная комната, в которой дышится свободно. Окна и дверь на балкон - раскрыты настежь, от чего почти прозрачная тюль из органзы постоянно взлетала к потолку как бабочка. Который раз я просыпаюсь на шелковой постели?.. Я ведь только недавно я был готов придушить ее собственными руками! А потом еще спорь, что от любви до ненависти один шаг… вернее наоборот. Хотя какая здесь любовь?! Только секс, телесное влечение, ничего больше, или нет?!.. Меньше думать по утрам надо после бессонной ночи. Но уставшим я себя не чувствую. Просто как-то непривычно… опять просыпаться на шелковой постели. Я растянулся на всей кровати, снова чувствуя себя человеком, не зверем в клетке. Органза дышала, летала по комнате из-за просоленного морского бриза. Для полного счастья не хватало только перевернуться на живот и зарыться с головой в мягкие миниатюрные подушки, вдыхая аромат ее духов - корица и цитрусовые - легкое, незаметное напоминание о себе. Как тюль из органзы, которая летает бабочкой по комнате. Но все равно шелковые простыни не грели, досадно, а кроме аромата ее духов больше ничего не было. Сама же хозяйка дома, судя по шуму воды, принимала душ. Я еще раз лениво довольным взглядом обвел комнату. Днем мне она однозначно больше нравилась. Просторная, светлая. Я бы даже сказал что одному тут как-то тоскливо, хотя столько свободы… Хотя мне нравилась эта ненавязчивая белизна и легкий, уютный беспорядок. Там опали лепестки цветков, здесь шелковая простынь сползла с постели, моя рубашка, брошенная вчера не глядя на стул, так и осталась трепыхаться под потоками воздуха. Но главное это, наверное, сказочные полеты органзы в комнате… Шум воды притих, я улыбнулся, изгибаясь чтобы видеть угловатую дверь ванной, напротив, кровати. Через несколько минут – тихий поворот замка. Никогда не понимал почему женщины стесняются своей наготы, ну по крайней мере на утро плотно закутываются в простынь и скользят в ванную. За ночь, тем более не первую уже, думаешь, я не изучил изгибы твоего тела?.. Вот и сейчас мне в качестве утешительного приза – досталось лицезреть длинные модельные ножки и слышать, как босые ступни касаются дерева.
- Чего улыбаешься?! Как кот своровавший сметану! – в меня полетело мокрое полотенце пахнущее шампунем. Мокрые темные волосы тяжело упали на плечи, рассыпаясь в завитые локоны.
- Могла бы и доброго утра пожелать, - комкая полотенце и бросая его не ближайший стул, ответил я.
- Уже день, - безразлично бросила, как подачку псу. Я лишь уткнулся носом в подушки, меня задел этот тон. Глупо. – И вообще хватит прохлаждаться, на отдыхе думаешь?.. – ну здравствуй, новый день, где мне опять тыкают носом на место, словно в чем-то провинился, как пес, который обязательно будет повиноваться, потому что знает, что с хозяевами шутки плохи. Сколько уже? Полгода? Скажи, сколько этот пес по ночам чувствует себя хозяином? Я и вправду тебя ненавижу. Тебя такую, указывающую мне на место. Как будто по ночам не извиваешься от моих прикосновений, не дышишь часто в шею и, конечно же, не стонешь, кусая мои губы. Как же паршиво начинать день с этого властного тона и хозяйского взгляда, словно я - вещь. Ненавижу! Ненавижу каждое такое утро! Но все равно мирюсь и это меня тоже бесит!
- Уже отработал… Ночью, - она метнула в меня уничтожающий взгляд, мол, что ты себе позволяешь козел?! Но наткнулась лишь на мое слегка отрешенное выражение лица.
- А я значит бревном лежала?! – я нехотя нащупал рукой белье, натянул под одеялом. И как раз, садясь получил рубашкой по лбу, вернее пуговицей по переносице.
- Для разнообразия могла бы быть и понежнее, - сухо вырвалось из голоса, попадая рукой в рукав, и резким движением набрасывая льняную материю, подтягивая рубашку за воротник. Отбросил шелковую простынь, словно та была виновата в столь прохладном отношении и встал с нагретой кровати. – Стерва, - она резко развернулась, и я почувствовал жжение на своей щеке вместе со звучным хлопком. Я лишь поморщился, отводя ее руку и небрежно выскользнул из ее тени, немного задев плечом. Я все-таки ее ненавижу. Привычным жестом рука зализала назад отросшие волосы. Я стал искать джинсы, те как назло куда-то запропастились. Нет, я конечно могу выскользнуть из ее комнаты в рубашке, нижнем белье, пройтись чуть ли не через весь дом и собственно никто не удивится моему виду, но все же – это крайний вариант. Потому что уйти хочется и прямо сейчас же.
- Где джинсы?! – я упрямо смотрел ей в спину, а она лишь отвернувшись к балкону, расчесывала волосы. Мокрые, они переливались на солнце, а органза летала вокруг окна. Я просто смотрел на сказочный образ. Не мог отвести взгляда от утреннего волшебства жемчужной органзы и ее мокрых волос. Как же я люблю когда она молчит, игнорирует и я могу просто восхищенно смотреть ей в спину, проклиная этот мир, за то что образ ангела тенят меня в ад. Читать далее...

[321x448]
Знаешь Крис… я никогда не думал, что кто-нибудь отыщет дорогу в мой мир. Уж слишком глубоко этот город спрятан. Знаешь, к нему ведет только одна дорога. Такая пыльная, разбитая, с ухабами и пустыней вокруг. И добраться сюда очень сложно. Есть такие города-призраки, брошенные, всеми забытые, где ничего не осталось. Люди бояться таких… Их что-то манит и отталкивает одновременно. Все почему-то останавливаются перед покосившемся бил-бордом, где уже который год выцветает надпись: Внутренний мир Дена. Я иногда думаю, что ты просто его не заметил, ворвался на полной скорости и теперь ищешь выхода. Я часто слышу рык двигателя твоей машины. Как думаешь, сможешь вырваться? Заберешь меня от сюда? Я хочу убежать, хотя… Я вот сейчас смотрю на свое богатство – огромный город. Дома… дома…. так много улиц. Высотки, небоскребы, старые здания… музеи. Прости что так непривычно, прости все в черно-белом цвете. Непривычно наверно видеть серое небо?!.. Но знаешь…когда ты пришел, оно стало светлее, это черно-белое небо. А потом я начал замечать, как оно приобретает голубоватый оттенок. Я очень люблю смотреть в твои глаза – они цвета настоящего неба, которого у меня никогда не было. Спасибо, что подарил мне кусочек. Раскрасил этот мир.
Здесь немного все запущенно, прости, если честно, я не ждал гостей. Хотя думаю так намного лучше. Я не хочу притворяться с тобой. Лучше я покажу тебя все так. Будь осторожнее только, я сам еще толком не разобрался в этом черно-белом городе, не заблудись. Иди за мной. Знаешь, когда мне плохо я ухожу глубоко-глубоко, хожу по пустынным улицам, вечно сворачиваю в какие-то подворотни. А потом очень долго не могу вернуться, тогда я слышу рык мотора и знаю куда идти. Как хорошо, что ты заехал, может по ошибке отыскал дорогу, но ты не представляешь, как одиноко бывает здесь. А?! Не обращая внимания на стекла. Здесь во всех домах вместо окон – зеркала. Чаще всего кривые. Не обижайся на них, это мои единственные и вечные гости – отраженья. Если увидишь где-то разбитые, тоже не обращай внимания, я не очень-то терплю насмешки в свой адрес. А больше им не над кем смеяться. Тут ведь больше никого никогда не было. Не уходи тебя, прошу… Тут не всегда так… Улыбнись. Видишь, тебе тоже улыбаются… Тысячи, а может миллиарды улыбок, я не знаю точно. Город слишком большой, но такой пустой. Одного прошу, не заглядывай в дома, там пусто – веришь? Открой дверь… Видишь, только голые стены, куски обвалившейся штукатурки. Хотя не везде так. У меня разные мысли. Идем. Вон в тот дом, видишь он немного светлее остальных, да и выглядит немного ухоженнее, но не удивляйся, если в один момент он станет чернее черного. Здесь я обычно обитаю каждый день. Тут много чего есть, в общем-то, как и в любой нормальной квартире. Но одно остается неизменным – всегда работает старенький телевизор, еще с антенной. Иногда появляются помехи, но он всегда работает. Там моя жизнь, единственный канал с единственным телешоу – сумасбродная жизнь Дена Норона. Знаешь, иногда не так уж плохо. Сидишь, смотришь, когда делать нечего. Приходи почаще, я принесу второе кресло. Не стесняйся, здесь тебя всегда ждут. Да и увидеть себя на экране всегда приятно, особенно в числе главных героев. Ну ладно, этим еще успеем насладиться. Идем дальше… Куда?.. Нет Крис, боюсь, туда я не могу тебя пустить. Поверь, там нет ничего приятного. Видишь же, что здание искорежено пулями, полуразвалено и дверь заляпана кровью. Тем более ключ от этой двери есть только у меня, не думай, что так просто можешь сломать замок. Давай просто забудем о нем. Я бы рад его снести, но пока не могу. Поэтому просто забудем. Аккуратнее на лестнице, это музей моей памяти. Экспонатов не много, хотя архивы полны. Помоги мне с дверью. Она такая тяжелая и слишком раздражающе скрипит. Я очень редко здесь бывают, поэтому мне до нее нет дела. Чаще я просто хожу вокруг. Но раз уж такое дело. Прости что так темно и везде пыль, я же говорил, что редко здесь бываю. Все что когда-либо было со мной храниться здесь. В основном фотографии, какие-то вещи. Грустно видеть это в таком запущенном состоянии. Толща пыли, такая что даже картинку разобрать трудно. На ладони толстая полоса, картинка чуть-чуть прояснилась. Мне здесь лет семь наверное. А эти люди – мои родители. Моя самая любимая фотография… Она наверно возвращает меня в детство, когда я еще не понял кое-чего очень важного. Смотри, как блестят глаза, мы в аэропорту, родители вернулись из командировки. Мое самое счастливое время. До сих пор иногда слышу свои детские крики: Мама! Папа! Они иногда проносятся эхом над городом, не пугайся если что, ладно? Просто порою так хочется снова вспомнить эту легкость... Подойди ближе – знаешь почему мое коронное блюдо омлет с сыром?! Смотри на это фото… Как будто сейчас чувствуешь: на сковородке потрескивает масло, шипит расплавленный сыр и пахнет омлетом. Это первое и Читать далее...

[200x312]
- Что это Ден?
- Сигареты.
- Я вижу. Почему они у тебя?
- Ну, наверно логично было бы предположить, чтобы использовать по назначению.
- И какое же у них назначение?..
Эта комедия продолжалась уже около получаса. Директор напротив нервно постукивал пальцами по столу. А я ерзал на стуле, не то чтобы бы было страшно или что-то еще. Меня просто нервировал этот тупиковый разговор. Да и атмосфера тут… Гнетущая, что ли. Почему кабинеты директоров так устроены, что ученики в них чувствуют себя, мягко говоря - отвратительно?! Громоздкий стол из какого-то темного дерева: не то дуба, не то граба – и где же любимый минимализм японцев?! Где угодно, по всем академии, но только не здесь. Здесь есть массивный стол и пачка сигарет посередине. Какие-то бумаги, телефон, изящная пара ручек для подписей. И никак не вяжущаяся с этой деловой действительностью – пачка сигарет. Я бы многое отдал, если бы ее там не было, но жизнь была неумолима и машины времени, увы, нет. Это было даже унизительно сидеть тут и быть отсчитанным за какие-то сигареты, когда мне уже шестнадцать! И так раздражающе было ерзать на стуле, опустив голову, отвечая на вопросы, глупее которых не придумаешь. Гнев во мне медленно, но верно закипал и грозился вырваться в ближайшие минуты, если эта психологическая пытка не прекратиться.
- Зачем тебе сигареты Ден? – глаза с ореолом морщинок вокруг смотрели внимательно, даже цепко, а главное не моргая. От этого взгляда мне было не по себе.
- Чтобы курить. Да, Микацуру-семпай, я курю, - я поднял глаза, упрямо стараясь не отвести их раньше времени. Смело и открыто, с вызовом, хоть и сильно билось сердце о грудную стенку. Минута безмолвного противостояния, пока директор не причмокнул и облокотился на кресло, утопая в нем. По-хозяйски сложил руки на груди, придирчиво оглядывая меня. Я почувствовал, что нахожусь под рентгеном морщинистых глаз. И конечно же проверку с завидным грохотом провалил. Растрепанные волосы, галстук торчит из кармана, а не аккуратно завязан на шее, рубашка распущена на пару пуговиц. Что сказать – “примерный ученик”. Я посмотрел на время. – Семпай, уже четыре часа, во время свободного времени я имею право ходить, как захочу и в чем захочу. Ну, в разумных пределах конечно… - голос немного дрожал, но в общем я держался не плохо.
- Может, еще мне расскажешь, что написано в уставе академии?!.. Например, про это, - кивок на злосчастную пачку. Да что она ему сдалась! Это же простые сигареты!
- Курить на территории академии запрещено, - видимо в моих глазах отразилось то возмущение, которое господствовало внутри и директор, ничего не говоря, кинул мне пачку. Намек был понятен. Из внутреннего кармана мелькнула зажигалка, губы сжали горький фильтр сигареты и кабинет наполнился клубами дыма. Я чуть поперхнулся, когда делал очередную затяжку, очень не по себе было курить под прицелом этих морщинистых глаз. – Пожалуйста, не смотрите так…
- Знаешь Ден… - сердце упало, глухо булькнуло где-то в глубине. – У меня были разные ученики. И такие разговоры не новые, были даже еще хуже, но, ни один не вел себя, так как ты. Любой здравомыслящий ученик, уже бы тысячу раз просил прощения и извинялся бы. Но не ты… Какой-то особенный может?!.. Кем ты себя возомнил?! То, что у тебя другой разрез глаз и цвет кожи, это не значит что ты какой-то особенный, - началось… ну почему у всех старших все сводиться к этому?! Да, я не японец, но живу в Японии с малых лет, так уж случилось и далеко не по моей воле. И сколько себя помню, слышу одно и тоже! Что за дурацкий национализм?! С самого младенчества тыкают. А как тут не почувствовать себя особенным когда с младших классов тебя дразнят и задирают одноклассники. Как в средней школе приходилось драться и чувствовать на себе взгляды наполненные гневом и завистью, только потому, что понравился девочке из параллельной группы, из-за своей не стандартной в Японии внешности. Кто же виноват, что в росте обгоняю мальчишек на полголовы?!.. А потом, в старших классах, когда все немного успокоилось, чувствовать себя изгоем среди одноклассников. Да, конечно я буду другим.
- Ты нахал и наглец Ден. Уже не раз на тебя поступали жалобы от учителей. Знаешь… обычных учеников, я вижу два-три раза в год – когда начинается и оканчивает учебный год, и на разных праздниках. Ты же скоро, чувствую, переедешь из общежития в мой кабинет, - сигарета тлела зажатая губами. Пепел падал мне на штаны, но я сидел не шелохнувшись. Директор, лениво, с явным наслаждением, достал из кипы бумаг папку с моим именем. Я нервно сглотнул, не думая не извиняться, не оправдываться, а зачем?! Бесполезно, всё равно, через неделю другую снова окажусь перед этим громоздким столом. Давать слово и нарушать его – не в моих принципах.
- Надеюсь, ты понимаешь, что просто губишь свою жизнь. Я не знаю, куда тебя примут с таким личным делом… Ты ведь мальчик не Читать далее...

[показать]


В квартирке наконец-таки тихо. Даже непривычно как-то, совсем тихо. А еще темно. Очень. Теперь я могу выкурить сигарету, ту самую, которая одиноко катается по пачке. Аккуратно открыл окно и забрался на подоконник. На небе не видно звезд, царит сумрак. Сколько сейчас? Часа три ночи? Не важно, город спит, а вместе с ним спят и те, кто в нем обитают. Даже зеленый фонарь как-то тускло светит, наверно не хочет мешать. Вода в каналах едва поблескивала и убаюкивающее качалась из стороны в сторону. Огонек зажигалки, чтобы почувствовать на губах горькость табачного дыма. Вздох, и странное тепло разлилось по легким, заполоняло там все и вырывалось наружу серыми облачками. Я рад, что сейчас тихо, как-то по-особенному. Такая живая тишина… Сигаретный дым плывет по воздуху и тускло светит зеленый фонарь. Повезло, что удалось снять эту квартирку. Маленькая, светлая, когда светит солнце и уютная. Да, больше всего мне в ней нравилось, что тут есть некая атмосфера, которую трудно описать. А еще тут пахло ее духами и моими сигаретами. Странная смесь корицы, цитрусовых и табака. И еще кое-что… новое, к которому я никак не могу привыкнуть – запах ребенка. Самому смешно, но это так, у детей есть какой-то иной запах, который наверно выветривается со временем. Я не имею в виду испачканные подгузники и запах женского молока, а именно ребенка. Ребенка, который сладко спит в своей постельке, плотно укутанный. Он будет спать еще четыре часа и в семь, уходя на работу, я снова встану и накормлю малыша. Пусть она поспит немного. Я оглянулся, выпуская из носа струйки серовато дыма. В полутьме едва различимо поднимается одеяло. Но я слышу, как ты дышишь. Тихие шаги, прикрывая окно. В июне все еще холодно. Зато есть теплое одеяло, пропитанное твоими духами и твоим теплом. Ты по инерции придвинулась ближе, обнимая. И как всегда смешно поморщилась, улавливая запах табака.
- Ты опять курил?!..- сонно шепчут твои губы в который раз. Я знаю, как ты ненавидишь, когда я курю. Я и сам не понимаю, почему опять начал. Сколько я держался без сигарет? Года три, изредка вспоминая вкус горького фильтра. Почему же сейчас я вновь пристрастился?! И именно ночью, когда и ты и Крис спите… Я прижал тебя ближе, вдыхая аромат корицы и цитрусовых. Из всех духов во время беременности ты могла пользоваться только этими. Легкими ненавязчивыми, даже неуловимыми. Улыбка, чувствуя, как теплая ладонь скользит по скуле, норовя забраться мне в волосы. Я слегка прикоснулся губами к запястью, я люблю тебя целовать, когда ты такая…
- Ты колешься, щетина… - в этом вся ты. Не можешь промолчать, хотя я знаю, что тебе нравится. Сама же утром в ванной забрала у меня бритву. – Ты молоко подогрел?..
- Да, я все сделал. Как и вчера и как позавчера и 53 дня до этого… Спи, отдыхай… - после этих слов ты всегда подвигаешься ближе, закидываешь на меня ногу и слушаешь как бьется мое сердце.
- Ты завтра работаешь?!..
- Сегодня, - тихо поправил я ее. Мне нравится, когда ты говоришь так тихо чтобы не разбудить спящего Криса в соседней комнате. А еще мне нравится, что этот диван такой узкий. – И сегодня и завтра… Может в субботу куда-нибудь сходим?! Покажешь Венецию…
- Еще не надоело?.. – кажется, от этого разговора ты начала просыпаться, голос немного окреп. Лучше спи, спи… отдыхай. Ты так устаешь днем… Легкое касание губ к твоим волосам, они тоже пахнут фруктами. Я вдыхаю любимый запах, кажется, что улетаешь, но тяжесть на сердце не дает оторваться от земли. Прости меня. Прости за то, что ломаю твою жизнь. Вернее за то, что уже сломал. За то, что забрал тебя из шикарного особняка, вытащив на улицы. Прости за то, что лишил всего в один миг. Прости за то, что не могу ничего дать взамен. Прости за то, что влюбилась. Прости за то, что настоял на рождении ребенка. Прости за то, что с каждым днем рушу твою жизнь. Иногда я думаю, зачем, зачем тебе это все?! Зачем я? Зачем Крис?! Почему ты еще со мной?! Неужели просто боишься вернуться, вот и коротаешь со мной эти дни? Ты ведь порывалась уйти, и не раз, и не два. И говорила мне, что ненавидишь, билась в истериках. Почему молча пошла со мной, когда я забирал Криса? Просто смирилась?! Зачем?! Зачем я тебе, зачем тебе ребенок, которого не хотела рожать?! Я просто не понимаю, почему до сих пор чувствую твое тепло и запах цитрусовых с корицей. И до сих пор не верю, что ты лежишь рядом, привычно закинув ногу на меня, обнимая. Что за странная логика?! Пойму ли я когда-нибудь тебя? Может просто взыграл материнский инстинкт? Или просто не знаешь что делать? Или это жалость?!.. Прошу, только не последнее. Все что угодно, но не надо меня жалеть. Ты итак слишком много сделала, хотя вовсе не должна была. Да, ты истеришь. Да, ты кричишь. Так почему же до сих пор со мной?! С нами… Не могу понять.
- Спишь?.. – в ответ она лишь прижалась ближе, протянув что-то типа “да”. А я вынужден кусать губы, задаваясь один и тем же вопросом. Спросить напрямую, как Читать далее...

[235x314]
Я открыл глаза. Белые стены, потолок. Часто заморгал, не понимая, где я нахожусь. В последнее время что-то слишком часто меня мучает этот вопрос. Рядом раздался оглушающий писк. Я с трудом повернул голову, не понимая, что так мешает. Оказалось кислородная маска… Вздох, выдох… пытаясь успокоиться. Я в больнице. Судя по всему в реанимации. Вздох, выдох… Я закрыл глаза, судорожно сглотнув, пытаясь вспомнить. Многочисленные дни слились в сознании в один. Они были такими одинаковыми. Изматывающие тренировки до потери сознания. До тех пор, пока просто не падал от усталости и напряжения. День за днем… Два месяца бесконечной дрессировки. Я не знал что делать. Как по-другому. Потерялся в собственном страхе и беспомощности. Меня медленно и методично ломали. Как бы не метался, не пытался сопротивляться, не получилось. Неужели так просто я сдался?! Слаб как никогда, хотя с пары ударов мог спокойно отправить взрослого мужчину в нокаут. Просто еще один бойцовский пес, не человек, а именно пес. Никогда даже предположить не мог, что можно лишить потребности думать. Оказывается можно. И очень легко. Выматывать тело до предела, когда даже до комнаты не доходишь, а падаешь, только протянув руку к двери. День за днем, стирая прошлое и будущее. Два месяца… Вздох, выдох… Только спасительные бои раз в две недели, когда срываешься с цепи. Стоило только перешагнуть те три ступени и я оказывался в другом мире. Мире, где я стал чувствовать себя как дома. Среди криков и крови. На этом маленьком клочке я платил за все и отдавал сполна. Победы и поражения, все было неважно. Все равно. Только бы остаться в том мире подольше, не возвращаться туда… где дни слились в один. Меня сломали, так просто… От обиды и бессильной злобы хотелось плакать, но слез не было. Как будто ненависть все выжгла. Неужели во мне не осталось совсем ничего человеческого?! Неужели теперь действительно пес на цепи?! Страшно… очень. И так хочется плакать, навзрыд. Накрыться одеялом и давить в себе всхлипы. Движения заторможены, рядом с головой раздражающе пищат приборы. Вздох, выдох… Попытаться сжать ладонь в кулак и с удивлением обнаружить что не чувствуешь руку. Игла до упора впилась в вену, прижатая пластырем. Ненавижу капельницы, ненавижу иглы. Меня передернуло от отвращения. Я попытался отвлечься, оглядел палату. Лучше бы этого не делал. Реанимация… Почему люди никогда не задумываются от том что скоро могут умереть?! Задумываются, некоторые. Но меня посетили таким мысли впервые. И страх плотно поселился в душе, скрутив разум и сердце в плотных тисках. Час-два, неделя, месяц?! Сколько?! Умирать страшно. И пусть не врут те, что говорят что не бояться смерти. Боятся, все люди боятся смерти. Меня била мелкая дрожь, прошиб холодный пот, а странные приборы под боком опасно запищали. Я затравленно оглянулся на них, пытаясь хоть что-то разобрать в хитросплетении витиеватых линий. Никто не хочет умирать, и я не хочу. По крайней мере, вот так, на больничной койке, с этой глупой маской на лице, без которой я наверняка труп. Вздох, выдох… Ненавижу больницы…
Дверь бесшумно открылась впуская внутрь мужчину преклонных лет, с папкой в руках и белом халате.
- Какой шустрый малый. Быстро проснулся. Как себя чувствуешь, нормально?!
Какое нормально! Я лежу в реанимации, это он называет нормально?! Я все же неуверенно качнул головой. Ничего не чувствовал, наверно это было и к лучшему. Потому что бы сразу появилась боль, которую я не переношу так же сильно как и больницы. Врач снял со стенки кровати планшетку с моей историей болезни. Наверно увлекательно чтиво. Он быстро пролистал, неприятно морщась.
- Перелом нескольких ребер, перелом носа, раздробление фаланг пальцев на кистях, порванное сухожилие предплечья… Внутреннее кровоизлияние дыхательных путей, кишечника…
Я враждебно сверкнул глазами. Мне было достаточно и перечисленного, если он находит это очень занимательным, то пусть, хотя бы читает про себя.
- Не говоря уже о многочисленных гематомах по всему телу… - врач косо посмотрел на меня, как бы сторонясь. Мой взгляд был далеко не из дружелюбных. Он тихо снял показания с приборов. Сказал чтобы я отдыхал, и если так дальше пойдет, то через пару дней меня переведут в обычную палату. Я облегченно вздохнул, вернее, попытался это сделать, но из-за кислородной маски не получалось. Сердце отпустило, не смертельно… буду жить. Я наконец-таки успокоился и прикрыл глаза. И все же, я слишком сильно измотался. Васко не рассчитал нагрузки, которую я могу выдержать. В последние месяцы я тщательно избегал всех своих отражений, старался не приглядываться к телу, с которого просто не сходили синяки. И в конечном итоге, очередной бой. Стандартный, какие были до этого. Новый противник, тот же ринг, те же условия. Но сил не было. Даже спасительные злоба и ярость не могли мне их Читать далее...

[307x448]
Назвать мое появление в этом доме удачным было никак нельзя. Пару дней я просто валялся в постели, зализывая раны и очищая организм от той дури, которой меня нафаршировали чтобы доставить в Италию. Единственным человеком, который ко мне заходил, был Диего. Хотя думаю в первый раз он думал что найдет в комнате труп. Надеюсь, это разочарование было для него приятным, потому как в последствии наших разговоров он мне понравился. Хоть эти вечно острые, колкие глаза с хитрющим прищуром немного раздражали. Хотя было приятно видеть его удивление, когда я заговорил с ним на итальянском, правда, мой словарный запас быстро кончился. И теперь каждый день по моей просьбе этот человек обучал меня хитросплетению звуков, которые впоследствии должны были стать итальянским. Мать бы определенно порадовалась моим успехам, учился я действительно быстро, думаю, свою роль сыграли ее гены. Синяки и ссадины тоже рассосались достаточно быстро, чему я был несказанно рад. Но все же… одно оставалось неизменным – я каждую ночь мучился бессонницей. Даже не смотря на столь большие перескоки во времени. Я не мог заснуть, а если засыпал, то через пару минут просыпался в холодном поту, пытаясь избавиться от картин прошлого. С каждым разом становилось все хуже, эта авария начала преобразовываться. К битому стеклу и смятому корпусу вскоре прибавился взрыв. Яркий, от которого я слеп. Он преследовал меня, словно упрекал, что меня нет рядом с тобой. Иногда я срывался с места и всю ночь напролет бродил проулками Сан-Ремо, но возвращался на рассвете, потому что понимал что вернуться в Японию было не реально. Разве что только в мечтах… Я просто не знал что делать. Иногда по ночам я сидел под чужими окнами, слушая тихие разговоры, или же кое-что иное, но понятное на всех языках мира. А еще я забирался по трубам на крыши и смотрел на небо… Другие звезды, почти незнакомые… Только иногда мне казалось что они те же… И что ты рядом… Я старался не опускать голову чтобы подольше побыть в иллюзии, невыносимо видеть вокруг себя темноту. Где ты? Что с тобой? А может ты уже там, и я не зря смотрю на звезды? Они такие холодные. Холодные и колючие. Когда-то я видел среди них твои глаза, но теперь понимаю, как ошибался. Нет в этих небесных осколках ничего, что было у тебя. Они такие холодные… Каждый рассвет я обещал себе что начну все с начала. Новую жизнь, новую историю. Без тебя. Прости. Я оказался слишком слаб, чтобы день и ночь чувствовать это тупую ноющую боль в сердце. Я попросил Диего достать обезболивающее. Я целую ночь смотрел на пузырек с таблетками, вертел в руках, то доставал, то убирал капсулы. Так хотелось избавиться от этой боли, навсегда. Наверно это покажется тебе глупым… но я все же хотел больше никогда ничего не чувствовать. Но на этот поступок мне не хватило, ни смелости, ни безрассудности. Я все-таки еще мечтал вернуться в Японию. Мечтал и боялся. Боялся, что вместо твоих глаз увижу каменный памятник…

Ночью я сходил с ума, а днем снова был тем нагловатым парнем, которым хотел казаться. Люди все-таки не меняются. В Токио ведь было все тоже самое. Только депрессии я приправлял сигаретным дымом и алкоголем. Теперь это была непозволительная роскошь. Я усвоил главное правило этого дома: все надо заслужить. От еды, до синяков, за все здесь есть своя награда. Волчьи законы, по которым живут люди. Так и надо, особенно когда вертишься в криминале. Только так можно выжить.

***

Через неделю моего затворничества, Диего пришел в очередной раз, как и каждый день, но пришел не один. С ним был тот шкафообразный тип, который в день нашей встречи получил от меня в челюсть. По моим догадкам он же и был один из моих ночных посетителей. Мы скалились смотря друг на друга, чувствуя не законченные дела. Васко, как он представился, был один из охранников дома и я в его глаза представлял угрозу как непроверенное лицо. Он быстро объяснил причину своего визита.

- Пора поработать,- коротко, ясно и доступно. Однако было сразу ясно, что он имеет виду не машины. Хотя я счел нужным уточнить эту деталь. Они с Диего повели меня в гараж, оказывается моя комната находилась в метрах десяти от него, но я как слепец всегда проходил мимо. Лишь украдкой успел взглянуть на блески капотов коллекционных феррари, как перед моим носом захлопнулась стальная дверь.
- Доступ к ним надо заслужить. Думаешь, я тебе позволю к ним хоть пальцем прикоснуться?! – и снова она. Бесшумно подкралась сзади, однако запах ее духов я запомнил на всю жизнь. Странное сочетание корицы и цитрусовых. Хозяйка в этом доме, она вызывала во мне смешенные чувства, и далеко не положительные. Меня раздражал ее тон, в первую очередь. Командно-приказной, который не терпит пререканий. Как бы я не боролся с искушением съязвить, едкие замечания все равно слетали с языка и натыкались на разъяренный взгляд голубых глаз. Как же все таки они Читать далее...

[200x300]
- Ай! Да что ты творишь! – на звук я открыл глаза. Смысл слов мне был пока не ясен. Перед глазами все плыло, но понемногу реальность пришла в норму. Я повернулся на источник голоса. Рядом с моей кроватью сидел мужчина лет пятидесяти и немного потирал краснеющую щеку. Я огляделся, пытаясь хоть что-то вспомнить. Попытка была безрезультатной. В этом месте я точно был впервые.
- Извините… А где я?!– путая слова, напрягая пересохшее горло, вырвался вопрос. Такого сушняка у меня не было давно. Да и до беспамятства я напивался редко. – Где можно раздобыть воды?
- Так парень, а теперь все еще раз и на английском. В японском, знаешь ли, не силен, - я открыл глаза пошире. И только сейчас заметил что мой собеседник совершенно стандартной европейской внешности. Немного смугловат, с колкими черными глазами, небольшой бородкой и густой, угольного цвета, шевелюрой, собранной в маленький хвостик. Видимо паника отразилась в моем взгляде и он успокаивающе улыбнулся. – Ты ведь говоришь на английском? – я немного заторможено повторил свой вопрос. Мужчина протянул мне заранее запасенную бутылку воды, и я жадно припал к горлышку. Никогда раньше такого сушняка у меня не было. Пустыня Сахара по сравнению с моим горлом казалась просто оазисом. Я подозревал, что у меня началось обезвоживание. – Ты в Сан-Ремо. В Италии, - в этот момент организм напрочь отказался принимать воду, я закашлялся, и мой собеседник едва уклонился от брызг.
- Где?! Вы что издеваетесь?! Я только вчера… - голос дрогнул. – …был в Японии…
А вчера ли?! Какой сегодня вообще день?! Что, черт возьми, происходит?! Я застыл, воспоминания одно за одним возвращались. Руки тряслись, расплескивая воду. Я ничего не мог с собой поделать. Оцепенение спало только когда тяжелая рука опустилась на плечо, пытаясь вывести из транса. Я чуть не подскочил, вжался в спинку кровати и только продолжал смотреть на сидящего рядом мужчину. Он только как-то потерянно улыбался, моя реакция его явно застала в врасплох. А что он еще ожидал?! Что я брошусь танцевать ламбаду от счастья?! Или разрыдаюсь как баба?! Сейчас я только и мог что злиться.
- Ну знаешь… Ты здесь уже третий день валяешься. Я уж думал, что не очнешься совсем. Твои друзья перестарались со снотворным.
- Ага, как же перестарались, - я фыркнул, снова делая пару глотков. – Эти ублюдки побоялись дать смертельную дозу. Мой труп им показался им явно лишним. Наверняка еще опиума добавили, чтоб вообще хорошо стало,- чтобы проверить свою догадку пришлось взглянуть на свои вены. Как и ожидалось небольшой синяк расползался на сгибе локтя. Я лишь зарычал, не в силах ничего с этим поделать. Мысли тысячами мелькали в голове и я успевал выхватывать лишь некоторые из них. Зачем в Италию?! Могли бы переправить в Китай, куда-нибудь в субтропики на плантации. Гуманисты херовы, поизмываться хотели. Чтобы я пожил со знанием того что его больше нет, и во многом я виноват в его смерти! Обида и злость. Бессилие, я до боли сжал зубы, чтобы снова не заплакать. Неужели его действительно больше нет?! Я часто и прерывисто дышал, так что мой посетитель наверняка подумал, что у меня припадок. Сейчас все равно. Было так больно, не физически, а там внутри. Там все клокотало в бессильной ярости. Судорожно билось сердце, я чувствовал как ему больно сжиматься, как кровь нехотя движется по телу. – Почему Италия? – рыкнул я, поняв что переборщил со злобой в голосе. Но ничего не мог с собой поделать. Сдерживать себя? Зачем?! Смысл?!
- Так ты еще ничего не знаешь… Ну фактически тебя продали… Точнее обменяли. Если ты тот о ком я думаю, то все правильно. В машинах разбираешься?!
Тут до меня стало доходить в чем суть. На плантациях в Китае я бы слишком легко отделался. Значит, я стал живым товаром… Интересно, за что меня продали?!
- Да, я механик. Хотя в основном специализируюсь на тюнинге авто. А теперь все сначала и по порядку, на сколько возможно конечно. Потому как я вообще нифига не понимаю!
- Ну раз уж на то пошло. То мой хозяин весьма влиятельный человек, думаю ты понял. Официально владелец сети казино по всей Италии, прикрытие есть прикрытие, на самом же деле наркоторговец. Его слабость машины, он коллекционирует их. Когда будешь в состоянии, я тебе покажу гараж. Там собраны чуть ли не все модели Феррари, одни из самых первых выпусков. Карло хочет, чтобы ты снова вдохнул в них жизнь. Они все должны ездить.
Ден скептически глянул на собеседника, думая что тот немного повредился рассудком.
- А жеваной морковкой ему в рот не плюнуть?! С какой это радости я должен что-то делать?! Мне конечно лестно поработать там у всяких донов Карло, но в следующий раз все таки лучше давайте вы все сделаете официально. Где тут выход?!
Глупо, как глупо все получалось. Я срываюсь, зная, что уже ничего не могу Читать далее...

[238x240]
Больно… Все тело ныло от невыносимой боли. Жесткая, тягучая, неумолимая. Это походило на ад. Как будто меня резали тупым ножом, даже не резали - рубили. Каждый спазм походил на удар. Живот… голова… Всего трясло. Каждая клеточка стонала, билась в рыданиях. Перед глазами все плыло кругом, я жадно глотал воздух ртом, как рыба на берегу. Легкие обожгло, я застонал. Больно… голова раскалывалась на мелкие части. Гулким эхом отдавали в сознании чьи-то шаги. Шаг, шаг… звучащие, как приговор. В глазах резко потемнело и я снова отключился.

Темнота постоянно озарялась яркими вспышками в сознании, даже сквозь небытие, я чувствовал, как боль разрывает меня на части, словно дикий голодный зверь. С каждым разом впиваясь своими челюстями глубже. В нос ударил едкий, раздражающий запах нашатырного спирта. Легкие обожгло и я закашлялся в приступе. К горлу подкатил неприятный ком и отвратительный кисловатый привкус. Живот резко схватило болью, и я согнулся пополам, прикрывая руками рот. Голова кружилась, картинка перед глазами окончательно расплылась в сознании, и стороны света потеряли свое значение. Колени больно стукнулись о холодный бетонный пол. Меня скрутило еще раз, сильнее. Тошнота становилось невыносимой. Из глаз посыпались искры. Рядом гулко стукнуло что-то металлическое, как раз вовремя, меня вывернуло наизнанку. Я едва успевал дышать, жадно глотал целебный воздух, пока очередной спазм не заставлял снова сгибаться пополам. Больно… и страшно. Липкий, холодный пот медленно собирался и раздражающе стекал по лицу. Руки дрожали. Я едва держался, чтобы не упасть и не сжаться в очередной судороге. В голове звенели колокола, нечеткая картинка плыла, от чего тошнота только усиливалась. Я закашлялся, отхаркиваясь кровью. На языке остался непереносимый кислотный осадок с примесью соленой крови. Снова сжаться, хватаясь за живот, чувствуя, как холодный пот смешивается со слезами от боли. Красные вспышки перед глазами. Я трясся в ознобе, от холода. Силы уходили. Держаться на грани… еще чуть-чуть… Я рухнул на пол, снова теряя сознание. Кто-то больно хлопал по лицу, не решаясь снова давать нашатырку. Что за извращенное издевательство смотреть на человек беспомощно ползает перед тобой?! Лучше бы меня пристрелили. Только бы больше не чувствовать эту острую, разъедающую, словно кислота, боль. Слаб и беспомощен. Из горла вырвался жалкий хрип. Как умирающий зверь, затравленный и обезумевший. Меня снова скрутило. Я лишь жалобно скулил, не в силах даже шевельнуться. Вновь своими холодными, липкими объятиями окутал страх. Лучше убейте. Больно… Не могу! Мне противно, от самого себя – противно! Сознание снова мутнело. По обонянию резко ударило нашатырем, благо тазик никуда не убрали. Меня выворачивало снова и снова. Раз за разом. С кровью… Пока я снова не рухнул обессиливший. Спазмы стали слабее, тело немного оживало. Судороги прекратились. Прерывистое дыхание немного выровнялось. Я получил пару минут передышки. Я оглядывался в панике, отчаянно вертя головой. Серые стены, бетонный пол… Где я?! Почему так больно?! Обрывки памяти мелькнули перед глазами. Быстро, неразборчиво, словно кадры затертого фильма. Бессвязные, яркие, кричащие, от которых голова пошла кругом. Из глаз снова брызнули слезы – я вспомнил. Лучше бы забыл… Всхлип. Слезы смешиваются с холодным потом. Больно… Меня снова трясет, на этот раз уже от едва сдерживаемых рыданий. Я помню, как легко сминается металлический корпус, как острыми брызгами рассыпаются осколки стекла. Как медленно пламя двигателя расползается по остаткам когда-то великолепной машины. Только груда металлолома от Порша, а вместе с ним… Нет. Я не могу об этом думать! Слезы были не просто солеными, они отдавали горечью. Болезненно сжалось сердце, и в этом момент я пожелал, чтобы оно больше никогда не двигалось. Слишком больно. Оно, на зло мне, звучно стукнуло о грудную клетку, учащая ритм. Нет… этого не могло быть. Но я помню, память услужливо, словно исправный официант, подавала новые картины. Я помню как закрутило машину. Карусель смерти… а потом дикий скрежет металла и звон осколков. Оглушающий писк ручного тормоза и черный следы на асфальте, словно предсмертная записка. Нет, не могу поверить… Ты не можешь умереть!!! Я помню, как вокруг в хаосе метались люди, но я не обращал внимания. Глаза прикованы к остаткам машины, пытаясь разглядеть признаки жизни. Меня остановили хлопком по плечу, после которого сразу последовала тупая ноющая боль в шее и мгновенная темнота. И больше ничего. Только бред воспаленного разума, который парил в наркотической эйфории. Последнее что я видел… его смерть. Быструю, почти мгновенную смерть. Не верю… не верю что его больше нет. Воспоминания резали, кололи, как те осколки которые дождем сыпались на измятый корпус машины. Впивались тупыми концами в сердце, прорезая его насквозь. Судорога, Читать далее...

[350x527]













I lose the control over you

[показать]


Я никогда не думал, что мечты могут ломаться так просто. Сегодня мечта цела, она трепещет в сердце, летает, словно бабочка, делает тебя живым. Знаешь как ломаются мечты?! Очень просто, до примитивного просто. Ты холишь ее, лелеешь… а она так просто ломается. Такая хрупкая… Потом ты злишься. На себя, за то, что не смог уберечь, на нее что не смогла удержаться… Мечты ломаются до примитивного просто, слово – поступок и ее нет. Мы сваливаем все на обстоятельства, зачем?! Когда уже ничего не решается. Когда все в прошлом. Мы мечемся, как в клетке, птицы, которым обрубили крылья. Люди, которые потеряли мечту. Уже поздно, но все равно пытаемся оправдаться, чтобы не было так больно. Свалить все на обстоятельства, на жизнь, на ситуацию… какая теперь к черту разница?! Ее нет, разбилась на тысячи острых осколков, впиваясь в сердце…
Сигаретный дым расползается по легким, обвивая туманом. Он сочится из приоткрытых губ, как яд. Необходимый для жизни яд, от которого не можешь отказаться. Благодаря ему ты еще можешь жить. Нет, даже не жить… просто существовать. Это уже не жизнь. Как все странно… Вокруг лишь дымка, догорающий уголек сигареты, бетонный пол, серые стены и раздражающе яркий свет ламп. Стоит закрыть глаза и вокруг мрак. Пусто, только темнота. Там тихо, спокойно, и нет ничего… Наверно это страшно. Когда вокруг пустота, ничего кроме тьмы. Наверно… но стоит открыть глаза и снова мир возвращается: бетон, лампы и серые стены. Почему-то мир потерял смысл. И уж лучше не видеть его, вернуться опять в темноту. И все потому, что ты потерял мечту. Дым снова наполняет легкие. До предела, до тошноты, до того чтобы открыть глаза и увидеть как мир пошатнулся. Знаешь… я никогда не умел мечтать. Я жил в темноте, мне было плевать на смысл. Я просто жил, нет, я существовал. Просто, механически каждый день просыпался и делал то, что мог. Как по программе. Теперь я понимаю… Иногда, я впадал в апатию, но теперь я понимаю, я жил с ней все это время. День за днем… пока очередной среднестатистический день не обрел смысл. Мечта начинается со смысла… Ты дал его мне. Просто тем, что появился в моей жизни. Улыбка на губах, даже не трогая одинокую слезу, срывающуюся с ресниц. Затяжка… дурман в легкие, обман в сердце. Моя мечта проста и банальна. Трудно оказывается, очень трудно научиться мечтать. А я всего лишь смотрел на тебя. Я хотел, чтобы ты просто был рядом, хотя нет… врать бесполезно, тем более самому себе. Я хотел, чтобы ты был больше чем просто рядом. И ты был, действительно был, я чувствовал тебя где-то в себе. Знаешь что может быть труднее, чем научится мечтать?! Удержать мечту, следить за тем, чтобы она не разбилась. А знаешь, как еще можно разбить мечту?! Бездействие, наверное, самое эффективное оружие для ее уничтожения. Я просто ничего не хотел делать… вернее хотел, но не мог. Это походит на замкнутый круг. Я пытаюсь оправдать себя, хотя знаю, что ничего не мог поделать. Но я все равно чувствую себя виноватым в твоей смерти. Хотя… я даже не знаю, умер ли ты… Мне не хватило всего пару шагов, чтобы это выяснить. Каких-то пары шагов. Теперь каждую ночь я слышу скрежет металла и звон битого стекла. И тогда я снова закуриваю сигарету. Как сейчас. Вокруг меня две реальности: холодный бетонный пол, серые стены и яркие лампы, но стоит закрыть глаза и нет ничего вообще… Только треск лопающегося стекла. Фактически я умер. Тогда у меня остановилось сердце, на мгновение, но этого было достаточно. Я умер. У меня больше нет средства согреться. Мечта распалась на тысячи мелких острых осколков. Больше ничто меня не греет. Тебя нет… Я один, снова один. Снова в темноте, не видя смысла, не имея мечты. Знаешь что может быть сложнее сохранить мечту?! Научится мечтать снова. Я знал это. Поэтому ничего не делал. Я пустил тебя на эту чертову гонку. Хотя мог… да хоть связать и накачать снотворным. Я мог, но ничего не сделал. Потому что знал, что научиться мечтать снова сложнее всего. Ты никогда не боялся умереть, хотя, скорее всего ты просто о ней не думал. Просто шел к своей цели. Шел как мог, не смотря ни на что и ни на кого. За это тебя ненавидели. Считали выскочкой, зазнавшимся пацаном. Кто-то презирал, кто-то восхищался. Я наверно завидовал. Потому что сам так не могу. Никогда не мог. Восхищался и завидовал. Знаешь… все эти слова, они очень красивые, но бестолковые. Разве ты задумывался об этом?! Да плевать на всю философию, ты просто делал то, что тебе нравилось. Нет, не так, не просто занимался любим ремеслом. Ты упивался им, растворялся в нем… Почти никто сейчас так не может. Знаешь… за это, я тебя люблю. Люблю, даже не зная жив ты или мертв.
Затяжка. Уже выкуривая горький фильтр. Пелена вокруг рассеялась, остались только дурман в легких и обман в сердце. Две реальности вокруг и обе без тебя. Прости.. прости, что сломал мечту, прости, что разучился мечтать, прости, что не смогу научиться вновь. Прости… Но я привык жить в темноте, Читать далее...

Слушать этот музыкальный файл

Слушать этот музыкальный файл

добрая и мягкая, немного сказочная, легкая и воздушная))