I will never forget these days. Never.

Мы живем в маленьком домике в Оушен-Сити, в котором каждый день что-то выходит из строя, так что я внезапно открываю в себе таланты сантехника и электрика, а студенческий центр (грузинская диаспора в Мэриленде, ха), сдающий нам это жилье, становится нашим закадычным другом и ходит к нам как к себе домой, вот уже больше недели у нас нет горячей воды, в порядке вещей отапливать комнату ночами электрической плиткой и спать в двух толстовках и джинсах.

Пару дней назад у нас внезапно нарисовались отвратительные соседи, представившиеся австрийцами (но сегодня нам их спалили и сказали, что они из Косово, ха, троллинг моуд он), которые с порога начали подкаты на тему «тут так холодно, давайте спать вместе», через час фактически признались в расистских наклонностях, но после парочки словесных перепалок поняли, что ловить им нечего и теперь разбрасывают по гостиной носки и забивают холодильник пивом (и вот в момент написания этого поста они пришли и сказали, что съезжают, иха!)

У нас есть прекрасная веранда, которая начинает проходить под кодовым названием «чебурашка ищет новых друзей…и находит» и не спрашивайте меня, как наш давешний тихий спокойный ужин на две персоны превратился в самую разгульную пати в моей жизни, причем в нашей гостиной, с самым странным составом участником, который можно вообразить – тремя эфиопами и самой каноничной лесбиянкой I have ever seen (для полного вечера толерантности нам не хватало только манерного паренька в розовой рубашечке и, не знаю, азиата-инвалида) – а у меня внезапно открылся новый талант – такие пати мастерски разгонять, да еще так чтобы все уходили счастливые и довольные друг другом.

Здесь в порядке вещей здороваться на улицах и вызываться помочь первыми, много улыбаться, а уж с русскоязычным населением и вовсе случаются долгие беседы, в которые можно обсудить все на свете, но даже не спросить, как друг друга зовут. Впрочем языковый барьер (а американский английский весьма и весьма специфичен) постепенно падает, а давеча ночером мы с Машей и вовсе не смогли перейти на русский после нескольких часов болтовни на английском.

Становлюсь человеком клише из американских фильмов – совершаю пробежки вдоль океана по утрам, езжу на работу на велосипеде, но про здоровый образ жизни заикаться как-то стыдно – питаемся сырыми сосисками и крендельками, до сих пор в культурном шоке от американского молока (it really sucks), а вчера в liquor store нам подарили браслетики постоянных клиентов, лед, кучу комплиментов, а Маше практически приглашение на работу (заявив мне, что you are too sweet to work in such place).

Жить в пяти минутах от океана – диковинное чувство, к которому сложно привыкнуть, и, кажется, мне никогда не надоест наблюдать за ним и слушать шум прибоя, который звучит совсем по другому, нежели на море. А чайки здесь живут по принципу - рожденный жрать, летать не может.

Вечер в Нью-Йорке в день прилета – одна из самых прекрасных вещей, которая со мной когда-либо случалась. В этот безумный, яркий, с непередаваемой атмосферой и четко выраженным характером город влюбляешься с первого взгляда на Тайм-Сквер, а уж мюзикломан во мне умер от восторга уже от огромных афиш с мюзиклами на Бродвее, а потом воскрес и снова умер в магазине бродвейских сувениров.

Есть ощущение, что здесь уже целую вечность, а с Москвой (ну насколько же был прекрасен рассвет и радуга в утро нашего отлета) прощались когда-то очень и очень давно.

Вторая неделя в Америке – полет нормальный. И это хорошо (с)