Один из самых трогательных моментов в "Трёх товарищах".
Он не грустный, не печальный, не трагичный, и не счастливый. Просто в нём чувствуется какая-то глубино, отчаянная беспечность героев, которые отстраняются на некоторое время от всех своих невзгод. И воображают, ищут спасение в маленькой чудной и неправдоподобной иллюзии.
Этот отрывок о любви, которая сильнее всех невзгод. О любви к жизни, такой, какая она есть и какой бы она ни была.
И о любви двух людей, которые не перестают верить...

После обеда мы пошли в кино. Когда мы возвращались домой, небо уже
прояснилось. Оно было яблочно-зеленым и очень прозрачным. Улицы и магазины
были освещены. Мы медленно шли и по дороге разглядывали витрины.
Я остановился перед ярко освещенными стеклами крупного мехового
магазина. Вечера стали прохладными. В витринах красовались пышные связки
серебристых чернобурок и теплые зимние шубки. Я посмотрел на Пат; она все
еще носила свой легкий меховой жакет. Это было явно не по сезону.
-- Будь я героем фильма, я вошел бы сюда и подобрал бы тебе шубку, --
сказал я.
Она улыбнулась:
-- Какую же?
-- Вот! -- Я выбрал шубку, показавшуюся мне самой теплой.
Она рассмеялась:
-- У тебя хороший вкус, Робби. Это очень красивая канадская норка.
-- Хочешь ее?
Она взглянула на меня:
-- А ты знаешь, милый, сколько она стоит?
-- Нет, -- сказал я, -- я и не хочу этого знать. Я лучше буду думать о
том, как стану дарить тебе все, что только захочу. Почему другие могут
делать подарки любимой, а я нет?
Пат внимательно посмотрела на меня:
-- Робби, но я вовсе не хочу такой шубы.
-- Нет, -- заявил я, -- ты ее получишь! Ни слова больше об этом. Завтра
мы за ней пошлем.
-- Спасибо, дорогой, -- сказала она с улыбкой и поцеловала меня тут же
на улице. -- А теперь твоя очередь. -- Мы остановились перед магазином
мужских мод. -- Вот этот фрак! Он подойдет и моей норке. И вот этот цилиндр
тоже. Интересно, как бы ты выглядел в цилиндре?
-- Как трубочист. -- Я смотрел на фрак. Он был выставлен в витрине,
декорированной серым бархатом. Я внимательнее оглядел витрину. Именно в этом
магазине я купил себе весной галстук, в тот день, когда впервые был вдвоем с
Пат и напился. Что-то вдруг подступило к горлу, я и сам не знал, почему.
Весной... Тогда я еще ничего не знал обо всем...
Я взял узкую ладонь Пат и прижал к своей щеке. Потом я сказал:
-- К шубке надо еще что-нибудь. Одна только норка -- все равно что
автомобиль без мотора. Два или три вечерних платья...
-- Вечерние платья... -- подхватила она, останавливаясь перед большой
витриной. -- Вечерние платья, правда... от них мне труднее отказаться...
Мы подыскали три чудесных платья. Пат явно оживилась от этой игры. Она
отнеслась к ней совершенно серьезно, -- вечерние платья были ее слабостью.
Мы подобрали заодно все, что было необходимо к ним, и она все больше
загоралась. Ее глаза блестели. Я стоял рядом с ней, слушал ее, смеялся и
думал, до чего же страшно любить женщину и быть бедным.
-- Пойдем, -- сказал я наконец в порыве какого-то отчаянного веселья,
-- уж если делать что-нибудь, так до конца! -- Перед нами была витрина
ювелирного магазина. -- Вот этот изумрудный браслет! И еще вот эти два
кольца и серьги! Не будем спорить! Изумруды -- самые подходящие камни для
тебя.
-- За это ты получишь эти платиновые часы и жемчужины для манишки.
-- А ты -- весь магазин. На меньшее я не согласен...
Она засмеялась и, шумно дыша, прислонилась ко мне:
-- Хватит, дорогой, хватит! Теперь купим себе еще несколько чемоданов,
пойдем в бюро путешествий, а потом уложим вещи и уедем прочь из этого
города, от этой осени, от этого дождя...
"Да, -- подумал я. -- Господи, конечно да, и тогда она скоро
выздоровеет!" -- А куда? -- спросил я. -- В Египет? Или еще дальше? В Индию
и Китай?
-- К солнцу, милый, куда-нибудь к солнцу, на юг, к теплу. Где пальмовые
аллеи, и скалы, и белые домики у моря, и агавы. Но, может быть, и там дождь.
Может быть, дождь везде.
-- Тогда мы просто поедем дальше, -- сказал я. -- Туда, где нет дождей.
Прямо в тропики, в южные моря.
Мы стояли перед яркой витриной бюро путешествий "Гамбург -- Америка" и
смотрели на модель парохода. Он плыл по синим картонным волнам, а за ним
мощно поднималась фотографическая панорама небоскребов Манхэттена. В других
витринах были развешаны большие пестрые карты с красными линиями пароходных
маршрутов.
-- Ив Америку тоже поедем, -- сказала Пат. -- В Кентукки, и в Техас, и
в Нью-Йорк, и в Сан-Франциско, и на Гавайские острова. А потом дальше, в
Южную Америку. Через Мексику и Панамский канал в Буэнос-Айрес и затем через
Рио-де-Жанейро обратно.
-- Да...
Она смотрела на меня сияющим взглядом.
-- Никогда я там не был, -- сказал я. -- В тот раз я тебе все наврал.
-- Это я знаю, -- ответила она.
-- Ты это знаешь?
-- Ну конечно, Робби! Конечно, знаю! Сразу поняла!
-- Тогда я был довольно-таки сумасшедшим. Неуверенным, глупым и
сумасшедшим. Поэтому я тебе врал.
-- А сегодня?
-- А сегодня еще больше, -- сказал я. -- Разве ты сама не видишь? -- Я
показал на пароход в витрине. -- Нам с тобой нельзя на нем поехать. Вот
проклятье!
Она улыбнулась и взяла меня под руку:
-- Ах, дорогой мой, почему мы не богаты? Уж мы бы сумели отлично
воспользоваться деньгами! Как много есть богатых людей, которые не знают
ничего лучшего, чем вечно торчать в своих конторах и банках.
-- Потому-то они и богаты, -- сказал я. -- А если бы мы разбогатели, то
уж, конечно, ненадолго.
-- И я так думаю. Мы бы так или иначе быстро потеряли свое богатство.
-- И может быть, стремясь поскорее растранжирить деньги, мы так и не
сумели бы толком насладиться ими. В наши дни быть богатым -- это прямо-таки
профессия. И совсем не простая.
-- Бедные богачи! -- сказала Пат. -- Тогда, пожалуй, лучше представим
себе, что мы уже были богаты и успели все потерять. Просто ты обанкротился
на прошлой неделе, и пришлось продать все -- наш дом, и мои драгоценности, и
твои автомобили. Как ты думаешь?
-- Что ж, это вполне современно, -- ответил я.
Она рассмеялась:
-- Тогда идем! Оба мы банкроты. Пойдем теперь в нашу меблированную
комнатушку и будем вспоминать свое славное прошлое.
-- Хорошая идея.
Мы медленно пошли дальше по вечерним улицам. Вспыхивали все новые огни.
Подойдя к кладбищу, мы увидели в зеленом небе самолет с ярко освещенной
кабиной. Одинокий и прекрасный, он летел в прозрачном, высоком и тоже
одиноком небе, как чудесная птица мечты из старинной сказки. Мы остановились
и смотрели ему вслед, пока он не исчез.

Настроение сейчас - Засыпаааааю...