Паше я позвонил сразу после ванны. В ответ на его плохо сдерживаемые эмоции попросил сгонять в магазин за дюжиной пива и сказал, что через час-полтора буду у него. В приподнятом настроении выбрал из шкафа одёжку, бросил в спортивную сумку пихор, брюки, ботинки, свитер. И поехал к нему в гости.
Отпраздновали и мой прошедший день рождения и моё освобождение из ГБ и психушки. Паша поверил практически сразу. Доперестроечный шмот только лишь поставил точку в его сомнениях. Ругался на меня страшно, так, что я вновь холодел внутри от мысли, что меня могли бы и ликвидировать, как отработанный материал.
Кроме Паши, я вряд ли решился бы сказать кому вслух о своих сомнениях и предположении о своей скромной роли в смене формации девяносто первого года.
Сначала он смеялся, потом надолго задумался… Было видно, что он стоит перед выбором: поверить или не поверить в то, что его друг в одиночку, ни сделав ничего плохого, никого не убив – уничтожил целую страну… да что там – целый мир. Обрушил в пропасть то, что ещё можно было спасти, направив по верному пути.
Всё, что он мне высказал в ответ на моё предположение, звучало как – «трепло». В ответ, я напомнил о гипнозе.
Паша встал с дивана, вышел из комнаты, а вернулся с бутылкой водки, тремя гранёными стаканами и полукирпичиком нарезанного «бородинского». Плеснул в стакан, накрыл куском хлеба и отставил в сторону, на журнальный столик. Потом разлил по полному. Один протянул мне.
- Нагадил, так хоть давай помянем СССР, как полагается.
- Ну а что я должен был сделать и как я мог изменить? У них были все козыри на руках и им было понятно, что я не из ЦРУ.
- Да не о тебе речь… Хотя, может и о тебе… Ты слишком много знал.
- А если бы не я? Было бы по другому?
- Теперь уже никто не скажет, а кто скажет – не поручится за собственные слова.
Выпили, заели чёрным хлебом. И так тоскливо стало, как будто действительно, над могилкой, помянули покойного.
- Паша, ты у нас умный, образованный гуманитарий… скажи мне, технарю тупому – можно изменить что-то?
- Маловероятно. С точки зрения безопасности – ты открыт и беззащитен, как медуза, как муравей под сапогом. Ты ничем не сможешь им помешать. Ну, если, конечно допустить, что ты – стрелочник Истории. Перестрелять их - ты не сможешь.
- А если?
- Максимум – одного. Дальше тебя возьмут тёпленького. КГБ тех времён, это тебе не наш ФСБ. Там такие волки работали…
- А компромат?
- Дурак… какой компромат ты на них накопаешь?
- Ну, что узнали о будущем, и захотели «всем владети». Или что тайком от начальства упекли человека без документов в дурку.
- Да знаешь, сколько таких было?
- А если всю эту историю изложить грамотно, да подтвердить вырезками из газет, соображениями, выдержками из современных политологов. Фотографиями, документами… И всё это самому Андропову, а?
- Не факт, что дойдёт, не факт, что примут во внимание, не факт, что опять не запихнут в дурку.
- А что делать?
- Всё, что мог – ты уже сделал.
- Да что я такого сделал?
- Тебе было мало одного раза, что ты туда попал и беспрепятственно ушел обратно. Ты решил ещё раз испытать судьбу. Ты вообще, какими категориями мыслил? А если бы ты вернулся назад, а тут ни дома твоего, ни тебя самого нет… а только могилка на кладбище? Или вообще радиоактивная пустыня? Ты об этом думал?
- Но я же здесь, а это значит, что с моей подачи - ничего не изменилось в прошлом.
- Это ты так думаешь, я так думаю. Но это лишь оттого, что мы жили в этом прошлом. Ты изменил его через год после олимпиады.
- Ага... и получается, что всё, что я сделал и ещё не успел сделать – привели к тому, что мы сейчас имеем. То есть: чтобы я сейчас не сделал в прошлом – всё уже произошло.
- Паша опять задумался, потом разлил водку по стаканам.
- Похоже на то…
- И я даже не смогу ничего изменить.
- Для того Лёхи, которым ты был с пятьдесят девятого по девятый год – ничего не изменишь. Он уже состоялся, а вот тот, который появился в восемьдесят первом, то есть ты, дублированный из будущего – с тобой может произойти всё, что угодно.
- Ну да, может. И чуть было не произошло.
- А так… За тобой ГБ должны были ухаживать, как за дорогой невестой. С восемьдесят первого, и как раз до девятого года с приёмом-передачей тебя с рук на руки новорожденному ФСБ. Это чтобы ты не отклонился от заданной траектории и обязательно попал в прошлое, чтобы принести им сценарий на блюдечке. Сам не замечал слежку, никогда?
- Да вроде нет. Хотя сейчас можно всё, что угодно приплести. Взять хотя бы историю с фотосерией «ню»: в восемьдесят третьем году у меня была мини выставка фотографий в фойе кинотеатра. Тема – церкви, монастыри заброшенные. Ну старина и старина… Вмешался райком ВЛКСМ и повелел закрыть экспозицию. А на следующий день обыск в фотолаборатории: нашли серию снимков «ню» и даже дело об изготовлении порнографии завели. Я уже начал сушить сухари, как вдруг узнал, что всё затихло само собой. Может, это и было вмешательство КГБ? А как меня в армию не взяли? Я же должен был, как ты попасть в Афган. А тут на медкомиссии в военкомате обнаружили редкое заболевание, при котором без диеты не выжить и полгода. Комиссовали. А потом ни разу этот диагноз не подтвердился. Если это учесть, то сходится…
- Бред сивой кобылы… Здесь ты им уже помешать не можешь. Тут ты им не интересен. Ты можешь им навредить там и они постараются себя обезопасить. Как я понял – они боятся огласки, но боятся тебя тронуть здесь, потому, что не знают – когда ты вернулся из психушки в наше время. Сам говоришь, там и здесь оно идет по-разному. Там прошло полгода, а здесь месяц. Когда они вычислят твоё появление здесь – тогда и жди гостей.
- Если не забыли про меня.
- Эти - никогда, ничего не забывают.
Так, за серьёзным разговором мы прикончили бутылку и Паша пошел меня проводить.
Понедельник день тяжёлый. Написал заявление об утрате паспорта. Хотел в банке заказать новую карту - без паспорта нельзя. Созвонился со знакомыми рекламщиками – те были денег должны, обещали в среду выдать.
Бесцельно гуляю по городу и понимаю, что он пуст для меня без Ирины. Паша заронил в меня сомнения, я стал чаще и тщательнее осматриваться вокруг себя. Даже пару раз выскакивал из вагона метро в момент закрывания дверей, но не заметил никаких признаков слежки. А так недолго и до паранойи доиграться.
Я всё же начал собирать материал по Перестройке, ГКЧП и последующим событиям, о ваучерах бесцельно потраченных населением, о приватизациях. Нигде ни разу не наткнулся на фамилии моих дознавателей из КГБ. В постперестроечной России они нигде не засветились. Вообще, КГБ во всех публикациях выглядит белым пушистым кроликом. Получается, что до перестройки – это был монстр, а после перестройки, так себе, что-то вроде ЖЭКа или собеса. Интересно, мне одному пришло в голову такое?
Начал готовиться к уходу в прошлое, к Иринке, в Питер. Подмывало съездить туда, проведать, как она там сейчас. Побоялся… Столько лет прошло…
На антресолях, в старом туристическом рюкзаке, меня ждала находка от которой я пустился в пляс. В кармашке верхнего клапана нашелся потерянный советский паспорт. Не помню, в каком месяце я его посеял, но помню, что это было ещё во время работы в НИИ. Думаю, что устроиться работать по этому документу, будет не очень сложно.
Долго искал вкладыш к диплому – вдруг понадобится? Военный билет нашелся в паре с комсомольским. Прихватил ещё до кучи и удостоверение дружинника.
Осталось только упаковать все вырезки из газет и журналов перестроечного и постперестроечного периода, для Андропова. Там и о нарочно созданном дефиците, о развале армии, о референдуме – быть СССР или не быть, и о том, как похерили результаты этого референдума. Это и есть мой компромат. И о заварушке в Вильнюсе с провокациями… в Общем всё, что смог найти. Этакий рефератик получился. Тема – свержение социалистического строя в отдельно взятой стране, которая этот строй и придумала. Текст от автора отпечатал на принтере, вырезки подклеил. И всё это в красной картонной папке с тесёмочками (тоже с антресолей). Заодно выписал все тиражи Спортлото с датами розыгрышей, какие на глаза попались.
Если я правильно рассчитал время, то я появлюсь в Питере весной. Где-то на рубеже марта-апреля. Не терпится встретить Иринку. Надо будет сделать это осторожно и аккуратно, тайком от Маринки. Сначала устроиться работать хоть куда, где есть общежитие. Немного пострадать не видя Её. Но зато, потом! Встретить у парадного, обнять, закружить, ловя ртом снежинки, воздух и Её губы…
Одно «но»… Маринка - серьёзная проблема.
Отбытие в прошлое прошло довольно буднично.
Рюкзак с зашитыми в лямки «четвертными» и пристёгнутым пихором, конечно вызывал заинтересованные взгляды пассажиров метро. Но мне теперь было всё равно. Я уже не принадлежал этому времени и потому туже затянул ремень джинсов, расстегнул верхние пуговицы не по сезону тёплой клетчатой ковбойки. Пиво уютно улеглось в желудке… я был готов.
«Следующая станция Выборгская».
Метнулся к уже закрывающимся дверям, но не успел выйти на «Площади Ленина». Да и бог с ним…
Встал у входа, посмотрел на закутанных ленинградцев, на своё отражение в стекле двери. Отвязал от рюкзака пихор и одел на себя.
Пересел на электричку, следовавшую в обратном направлении, зачем-то вышел на «Невском проспекте». Пошел по набережной канала Грибоедова, как гласила табличка, в смутной надежде, что выйду к Неве. Перед тем, как собрать вещи, чтобы отправиться к Иринке раз и навсегда – немного изучил карту Питера в «яндексе».
Спросив у благообразной старушки дорогу к почте, нашел отделение за Казанским собором. Отстоял небольшую, но вялотекущую очередь на приём посылок и бандеролей.
- Здравствуйте, девушка. Мне бандерольку в Москву надо отправить. Как? Квитанцию самому заполнить? Ладно, сейчас сделаем. А у вас шариковой ручки не найдётся? А то я перьевой, знаете ли, плоховато пишу. Как Буратино, кляксы ставлю, вот только носом в чернильницу не лезу, крупноват нос для чернильницы.
Хихикнула, но простенькую авторучку дала. Под недовольный ропот стоящих сзади, заполняю квитанцию - адрес ещё в Москве выучил наизусть. А вот об этом я не подумал… Какой же указать обратный адрес? Да, хоть какой... Можно попробовать вот этот: Невский проспект, дом 38, квартира 15. Надеюсь, что он существует в действительности.
- С вас девяносто две копейки.
Я дал рубль, проследил, как приемщица упаковала бандероль, отнесла её куда-то в глубины почтового отделения, и вышел на улицу.
- Маша, отвлекись на минутку. Вот, смотри. Принёс сейчас один такой весёлый - бандероль. По весу на пределе, и почему-то в КГБ не на Литейный, а в саму Москву.
Маша оторвалась от чтения Агаты Кристи, взяла бандероль в руки, быстро пробежала глазами адрес, секунду подумала и полезла в ящик стола. Выбрала там конверт с письмом весьма серьёзного содержания, сняла трубку телефона, нашла в тексте распоряжения номер и набрала его.
- Лиза, выбеги на улицу на минутку, посмотри, куда он пойдёт…
(продолжение следует)