(продолжение)

Глава 24

Последнее, что я помню - стол под рентгеновским аппаратом...

На ноге - гипс. "Упал... потерял сознание... очнулся - гипс..." Что с ногой? Напрашивается дурацкий ответ - "золото-бриллианты".

Судя по мягким стенам - камера для психов. Толстенная обивка каким-то кожзаменителем: голову при всем желании, ни о стены, ни об пол или высоченный потолок, не разобьёшь. Еда на синей, из толстого полиэтилена, тарелке, и вода в туристической фляге из такого же пластика, появляется лишь когда я сплю. А спал я тут четыре раза...

Если мои биологические часы не сбились - пошли пятые сутки заточения. Часы отобрали, а лампы в молочно-белых плафонах на высоком потолке, похоже не выключаются никогда. Нога почти не болит, но лишний раз стараюсь не наступать на неё всем весом.

Здесь тепло, почти жарко. Из всей одежды только какие-то штаны, как от больничной пижамы, на резинке. Когда первый раз очнулся в этом карцере, совершенно голый, если не считать гипса, портки рядом с топчаном лежали. Вспоминается сцена из какого-то старого, ещё советского фильма: там такой же мягкий карцер был, с одним отличием - там музыкой или скорее некой какофонией звуков пытали, доводили нашего разведчика до белого каления. В моём узилище тишина, но не полная, вода журчит в обшитом унитазе.

Психику мою, тут всё равно никому не жалко. Сколько уж времени тут, а как бы никого не интересую. А неизвестность гнетет, раздражает, бесит.

Уже понятно, что попал я не к ментам... выше бери. И вообще, в Питере ли я ещё нахожусь или уже под Лубянской площадью, а ныне, пока ещё - Дзержинского?

Безделье и отсутствие отсчета времени сводило с ума, неопределённость раздражала. Я продумал с полтора десятка версий и отрепетировал речи перед дознавателями, но я был никому не нужен, и лишь незаметно появляющаяся еда и питьё показывали, что про меня не забыли.

Когда я начал терять счет периодам сна-бодрствования, справедливо полагая, что они равны суткам, то начал царапать крышкой от фляги коленкор обивки стены, отмечая дни...

И тогда они пришли ко мне...

Только я откушал овсянки и запил простой водой, как неслышно открылась дверь камеры и проёме показались трое «оловянных» с инвалидной коляской. Молча они подкатили её к топчану. Я, было, промямлил что-то из серии "я и сам ходить умею", но меня посадили в коляску и пристегнули руки наручниками к подлокотникам. Довезли до лифта по типу больничного, с лифтером, и подняли на сколько-то этажей вверх.

Короткая поездка по безлюдному коридору - и я в кабинете с занавешенными портьерами окнами. Ничего не видно, лишь понятно, что свет за окнами. Но, предположительно, это Питер с его "белыми ночами", и опять нет никакой возможности зацепиться хотя бы за время суток. Меня оставляют в коляске посреди кабинета и уходят.

Обычный кабинет какого-то не шибко большого начальника, Т-образный стол, кресло с высокой спинкой, несколько стульев (количество, скорее всего, соответствует числу сотрудников в отделе плюс один-два для гостей). Сейф почти в мой рост... Помню, как-то я видел, как подобную громадину, в поте лица, вытягивала из здания целая бригада грузчиков. Шкафы, вероятно для документов, с плотно прикрытыми дверцами у стен, облицованных панелями "под дерево", до высоты плеча.

А вот и хозяин пожаловал, и, кажется не один...

За спиной тихие шаги, щелчок замка закрываемой двери и негромкий голос...

- Вот и настала пора познакомиться... Я – майор Комитета Государственной безопасности по Ленинграду и Ленинградской области Кошевой Андрей Петрович, а это мой заместитель, капитан Рутенин Николай Николаевич. Теперь ваша очередь представляться… Как ваше имя?

Перехожу к варианту номер один (говорю только правду, но, применительно к восьмидесятым). Представляюсь по полной программе. Так же, как назвался бы в любой ментовке, вплоть до даты рождения.

Тут, наконец, они выходят вперед и занимают места за столом, оставляя кресло свободным, и слегка развернув стулья в мою сторону.

Оба - лет тридцати "с хвостиком", оба в хорошо подогнанных костюмах. Один, шатен, чуть постарше и коротко стрижен - "под бокс". Скорее всего он и есть майор.  Другой, отпустил волосы по самый предел для ВУЗов – черные, кудрявые волосы закрывают чуть больше половины уха и его казачий чуб смотрится не к месту при такой длине волос. Наш военрук на военной кафедре, называл такую прическу "помесью призывника и дикообраза". Встретишь такого на улице - никогда не подумаешь, что силовик. То ли хиппи остриженный, то ли приблатнённый.

- Чем вы, Алексей, занимались в последнее время, какими судьбами и откуда вас занесло в наш славный город на Неве?

- Я из Москвы. Только-только защитил диплом. Вот, решил себе экскурсию устроить, пока на работу не устроился.

- Какого числа приехали и на чём?

- Поездом. Двадцать четвертого... Или днем раньше... Не помню точно. В вагоне крепко выпил со студентами. Сначала пульку расписали - на интерес, ну, а потом проигравшая сторона проставлялась.

- Номер поезда не припомните или, может, билет сохранился?

Мотаю головой – мол, нет, не сохранился.

- Как же так, Алексей,  вы находитесь в другом городе, а документы с собой не носите. Как-то не по-советски это. Может, у кого-то оставили? Кстати, а где вы остановились? Может в гостинице? Или у родственников? А может у знакомых?

- Нигде. На вокзале переночевал. А другую ночь, на товарной станции – вагоны разгружал. Деньги закончились.

- Может быть, припомните, в какое время поезд отправлялся из Москвы и с какого вокзала?

- Естественно с Ленинградского. Почти ночью. Точное время не помню. Документы у меня украли вместе с деньгами ещё в поезде. Может, пока играли, может позже, не помню. С поезда я сошел уже безо всего. Сначала не заметил, гулял по улицам, по набережным. А потом, когда захотел купить газировки – обнаружил, что у меня нет ни денег, ни документов.

- Ну и как вам город? Что успели посмотреть, где побывали?

Перечисляю: где был, что видел... Слушают внимательно, не перебивают.

- Алексей, а не скажете, какое учебное заведение вы закончили? И по какой теме у вас была дипломная работа?

Охотно делюсь воспоминаниями. Вопросы задаёт только «стриженый». «Кудрявый» сидит молча, даже вроде скучает.

- Кто ваши родители, где работают?

- А при чем тут родители-то? Я взрослый человек и не сделал ничего плохого, приехав сюда.

В это время «казачок», перегнувшись через стол, снимает трубку телефона, что-то коротко буркает туда и опять садится на свое место скучать...

- Так всё же, если это, конечно не семейная тайна…- где работает ваш отец?

- В управлении сбыта, зам начальника отдела. Не помню точно, как называется, там какая-то сложная аббревиатура.

- А матушка?

- Инженер на фабрике.

Короткий стук в дверь. «Кудрявый» встал, открыл. Я с трудом удерживаю себя, чтобы не свернуть себе шею, попытавшись посмотреть – что там. Вот опять он в поле зрения. В руках конверт из-под фотобумаги «Унибром». Мне даже читать надписи не надо – помню. ПО «Свема», двадцать пять листов формата восемнадцать на двадцать четыре. Из упаковки извлекаются фотографии и мне начинают их демонстрировать.

- Вам знакомы люди на этих снимках?

- Ах, да, руки… Правила, знаете ли у нас такие, но, мы это сейчас временно исправим... Николай Николаевич, будьте столь любезны освободить нашему гостю руки. Разглядывайте на здоровье. Интересные фото, скажу я вам. Чрезвычайно интересные.

На фото – я сам, мать, отец, вот мы все вместе, вот я со знакомой девушкой… Уже не помню, как её звали – роман закончился, так и не начавшись. Я – в очереди в табачный киоск. Вот - пью из пузатой пивной кружки возле пивного ларька.

Вот отец идет с работы домой. Проходит мимо детской горки, что стояла во дворе сколько я себя помню. Стояла до середины девяностых, пока её не разломал и не сжег  местный бандюк, когда ему не хватило дров для шашлыка. Так он отметил свой день рождения ночью во дворе. После этого, друзей по месту жительства у него не стало.

Мать возле здания фабрики. В девяносто втором фабрику закрыли. Сейчас даже здания того не осталось, снесли, а на его месте теперь центральный офис какого-то крупного банка.

Конечно, я всех тут узнаю. И сам я на этих кадрах с длинными волосами. В тот период я отрастил их почти до плеч.  Понимаю, что на снимках я сам… тот, кто живет в прошлом веке, тот, для которого двадцать первый век – далёкое будущее.

- Конечно, узнаю. Это я сам. Остальные это родственники, друзья и знакомые. А откуда у вас эти фотографии?

В ответ – молчание. А что я хотел услышать? Что эти кадры годичной давности? Они съездили в Москву, нашли меня в то время, пока я царапал чёрточки на коленкоре карцера, и установили слежку. Они могли уже арестовать меня там и тоже держать взаперти в таком же карцере из кожезаменителя.

Хотя, вряд ли. Ну, хотя бы потому, что я этого не помню. Хотя бы потому, что мне этого не хочется. Буду считать, что то, чего я не помню – не существовало. Не существовало тогда, а значит, не может произойти и сейчас.

- К чему такая тотальная слежка? Чем я могу так сильно заинтересовать вас, что меня держат тут уже больше недели в то время, когда мне требуется лежать со своим переломом в травматологии.

- Вы зря волнуетесь. Наши ведомственные медики, уж поверьте на слово, ничуть не хуже обычных. Да и опережают обычную медицину во многих областях. У вас даже не перелом. Обычный вывих голеностопа с разрывом связок. В травмопункте даже с гипсом не стали бы заморачиваться. Больничный на три дня и справочку о переводе на лёгкую работу... Вот только справку эту нести-то вам - некуда...

- Верно. Я пока ещё вольная птица. Свободное распределение. Да и время пока позволяет отдохнуть.

- А вот это в самую точку! Потрудиться вам удастся ещё не скоро...

- Всё настолько плохо?

- Да нет вроде бы. Пока ещё всё складывается удачно. Вот только ваше рабочее место уже занято. Ваш полный двойник, близнец, копия, Алексей Невский, устроился в один из уважаемых НИИ Москвы и с понедельника регулярно выходит на работу.

Молчу, пытаюсь собраться с мыслями. Значит не арестовывали, только установили слежку. Значит для них - я в прошлом и я сейчас – разные люди. Конечно, я учитывал сидя в камере этот вариант, но со временем подзабылись даты. По моим воспоминаниям, до самого трудоустройства на "почтовый ящик", я подрабатывал официантом кафе в подмосковном санатории. Подвела память. Была уверенность, что если будут искать меня здешнего, то вряд ли застанут дома до начала осени. Мне помнилось, что на работу в институт я устроился, вроде бы, ближе к концу лета. Так что, либо тут стали иначе развиваться события, либо память подводит - все же почти тридцать лет прошло.

- А так, легенда прекрасная... Эти фотографии были сделаны в Москве три дня назад. Вы точные двойники.

- Близнецы.

Не стоило этого говорить, но уже поздно…

- Это многое бы объясняло. Но, вы с ним всё же не близнецы. Пришлось поднять записи женской консультации и роддома. А так, даже группа крови совпадает и наличие шрама на указательном пальце. Высококлассная подготовка! Но нет под луной ничего безупречного и подменить настоящего Невского вы не успели. Не получилось у ЦРУ въехать в сверхсекретный советский институт на белом коне. Накладочка вышла. Особенно с документами. У вас же их украли, правильно? А в чём у вас лежали документы и деньги когда вы выехали из Москвы? В чемодане, в портфеле… или так, в руках?

- В сумке, которую как раз украли со всем содержимым.

- Уж не эту ли?

- «Чернявый» встал, подошел к одному из шкафов и достал оттуда мою рваную сумку… Всё… Приехали… Значит на Ординарной улице они уже побывали. Бедная Иринка… Не хотел я принести тебе беду. Видит бог, только лучшего желал… Прости…

- И тут, уже остро встаёт вопрос: а был ли поезд из Москвы с азартными играми и последующим распитием спиртного? Может, вы проникли в Ленинград совсем с другого направления – со стороны Финляндии? Конечно, советско-финская граница хорошо охраняется, но не существует ничего невозможного для человека с такой прекрасной физподготовкой. Ваша попытка побега сделала бы честь и олимпийскому чемпиону, особенно финальный кульбит через автомобиль.

- Я не шпион!

- Тогда, как вы объясните происхождение вот этой вещицы?

Он достал из внутреннего кармана пиджака и положил на середину стола мой мобильник. А Николай Николаевич вынул из ящика большого стола: мой КПК, часы, паспорт, несколько расправленных российских банкнот, несколько монет, кредитную и пару дисконтных карт, и в довершение журнал, газету «Московский комсомолец», а так же израсходованные карточки на автобус и метро.

- А это как понимать? Допускаю, что ваша легенда выглядела бы вполне убедительно, если бы не шпионское оборудование, неосмотрительно оброненное вами на Финляндском вокзале. Да и содержимое сумки, как-то не вписывается в образ жизни рядового советского гражданина, вчерашнего студента. Да и накоплений у вас как-то много оказалось. Почти десять тысяч рублей. Не всякий академик может похвастать такой суммой.  Впрочем, большинство провалов происходит из-за досадных мелочей... Как давно и каким образом вы проникли на территорию СССР и с какими целями? Запираться нет больше смысла. У вас якобы китайские радиоприборы, которые они не в состоянии изготовить в силу отсталости науки и промышленности, швейцарские часы, выпущенные несуществующей фирмой, среди ваших советских денег обнаружено несколько поддельных билетов, качество изготовления которых прямо указывает на США. Больше никому не под силу изготовить такие вещицы. Вы проиграли свою партию, не успев даже легализоваться.

Я молчал, хотя бы потому, что не знал с чего начать. Значит, всё началось с выпавшего мобильника.  Конечно, в милиции, толком разобраться с ним не смогли, или наоборот – слишком хорошо разобрались и передали его в КГБ. А эти уже и объявили на меня полномасштабную охоту.  Но, как они смогли меня вычислить? Под словесный портрет можно замести пол-Питера. Не понимаю…

- Как вы меня нашли?

- Поверьте, это было совсем не сложно. Но, у нас есть свои секреты. У вас они тоже есть и потому, я настоятельно советую вам поделиться ими с нами. Это вам зачтется. Теперь вы готовы отвечать на вопросы?

Теперь не выкрутишься… Придется рассказывать правду, какой фантастической она бы не казалась. Вот только как обойти стороной Ирину и её участие в моей жизни на протяжении нескольких дней. Как сделать так, чтобы обошло её стороной, чтоб не коснулась её карающая десница КГБ?

- Пока не совсем. Мне нужно время чтобы всё обдумать.

- Что же, думайте. Думайте и помните, что ваша миссия провалилась. Для любой разведки мира вы отыгранная карта. Своей добросовестной работой с нами вы можете купить себе жизнь и хотя бы относительную свободу, правда, только на определенной ограниченной территории. Сколько времени вам нужно?

- Сутки-двое. Тетрадь для записей. Нормальная комната и нормальное питание из нормальной посуды. Я не псих. И выключайте на ночь свет. Мне плохо спится при свете.

- Хорошо, мы пойдем навстречу. Но один жест доброй воли нам хотелось бы получить прямо сейчас.

- Что я должен сделать?

- Радиопередатчики по всем параметрам должны связываться друг с другом, они работают на одной волне. Но как это осуществить? Вы могли бы оказать помощь нашим специалистам и тем самым сэкономить им время.

- Я не знаю, это всё сложно для меня. У меня нет соответствующих знаний, чтобы объяснить это.

- Тогда, может, ответите на более простой вопрос? Меня всегда беспокоило то,  что я не могу понять… Такой вот момент… Этот шутовской паспорт, с царским орлом на обложке, выданный несуществующей организацией несуществующей страны Российской Федерации, якобы в будущем. Для чего это? Ради каких целей был изготовлен этот псевдодокумент? Почему не обычный советский паспорт? Технически это было бы намного проще. Признаюсь, что этот так называемый документ выполнен на очень высоком уровне не в пример подделкам периодической печатной продукции - нигде в мире не печатают газеты на такой дорогой бумаге. Паспорт Российской Федерации и его присутствие среди ваших вещей ставит нас в тупик… Можно с большой натяжкой допустить, что некоему умнику из Ленгли, показалось очень смешным, что в КГБ от перенапряжения свихнутся несколько экспертов. Смею заверить - этот фокус не прошел. Но, это только предположение.

- Развёрнутый ответ сегодня я дать не могу, для этого нужно много времени. Могу только вкратце. Это мой паспорт. Выданный тем государством, которое возникло на обломках СССР. Я - из будущего. Но я сейчас в прошлом. Вы все в прошлом. СССР, КПСС, КГБ, ВЛКСМ, БАМ, пионеры, Всё чем мы сейчас сильны и чем гордимся – всё в прошлом. В моем времени нет ничего из того, что я перечислил, кроме людей, постаревших на тридцать лет, В моем времени, вас, возможно уже нет среди живых. А может, вы оба наслаждаетесь безбедной жизнью миллионеров на Канарах в девятом году нового века...

Оба ничем не показали свою реакцию на это заявление. Лишь у старшего чуть жестче стал взгляд серых глаз.

- Я попросил бы вас Алексей не разбрасываться такими допущениями в этих стенах. Тут люди работают за идею, а не ради просиживания штанов. Существование машины времени мы ещё как-то допустить можем, а вот допустить присутствие чекистов на Канарских островах, кроме как по заданию… по меньшей мере нелепо!

- Напоминаю - я попросил у вас тайм-аут... И на сегодня прошу позволить мне отдохнуть, собраться с мыслями. Мне как-то надо доказать вам, что я не засланный казачок. Думаю, что ни мне, ни вам не нужно, чтобы у меня был нервный срыв. Это не принесет пользы ни мне ни вам…

Если принять за ночи те периоды, когда выключался свет в моем карцере то меня не тревожили двое суток. Вот только лампы выключали без предупреждения. Я даже не успел дописать строку – пытался восстановить по памяти хронологию становления «независимой» России. Появился небольшой столик, еду стали приносить при мне. Обычное меню обычной советской столовой. А компот из сухофруктов был необычайно душистый и вкусный, и в нормальном гранёном стакане. Четырёхразовое питание. Утром каша, бутерброд с маслом и сыром и кофе с молоком. На обед в первый день рассольник, во второй борщ. На второе: картофельное пюре и рыба либо тефтели. Между обедом и ужином кисель и творожный пудинг. Вечером запеканка и чай в никелированном подстаканнике, как в поезде.

Разбудил меня стук посуды. «Оловянный» поставил поднос на столик и нарочито громко двигал посуду. Следом за ним, сразу пришел врач в штатском, срезал страшенными ножницами гипс и перевязал ногу эластичным бинтом.

Стоило мне закончить завтрак, как отворилась дверь и мне подали средство передвижения. Опять пристегнули наручниками, ну что за нелюди…

Коридоры опять были пусты, но у меня хотя бы была уверенность, что сейчас – утро. В кабинете опять были майор с Ник Ником.

Как спалось, как работалось?

Киваю головой на блокнот на коленях, тот, что мне дали.

- Хорошо.  С этим мы ознакомимся позже, а пока давайте побеседуем… Вкратце, своими словами – что вы там написали за пару дней?

- Брежнев умер в начале ноября восемьдесят второго... Десятого ноября объявили и по телевидению отменили концерт посвященный дню милиции. Это самое главное из близких вам дат. Других дат я точно не помню. Потом будет Андропов год - полтора, потом Черненко – не намного дольше, потом Горбачёв. На Горбачёве все закончится. Будет ГКЧП – Государственный Комитет Чрезвычайного положения. Сплошь из военных. Не знаю, как и почему. Пародия на военный путч. Ельцин со своей командой устроит оборону Белого дома в Москве. Танки, БМП, БТР на московских улицах…Было бы всерьёз – камня на камне от Белого дома не осталось бы. Потом будет править пьяница Ельцин со своими охламонами. В Беловежской пуще, бывшие первые секретари республиканских КППС подпишут соглашение о разделении СССР на собственно Россию, Украину и Белоруссию, о Прибалтике, Кавказских республиках и Средней Азии, попросту забудут, выкинув их из головы, как ненужный хлам. Страну ограбят дочиста... Транши из-за рубежа: вроде, как всё население страны должно денег западу, а народ всё туже пояса подтягивал. Предприятия давай закрывать, землю продавать. Там подробнее об этом. И о ваучерах, и о Чубайсе, и о Черномырдине, и о Хасбулатове, и о войне в Карабахе, Приднестровье, Чечне… говорить долго… Там всё, что вспомнил – всё записал. За двадцать лет страну ввергли в капитализм по полной программе. Вот… вроде бы и всё…

- Алексей, мне кажется, вы впустую потратили время отпущенное вам на подготовку. Фантастику писать надо в других местах. Вы можете ещё что-то пояснить по поводу своего пребывания в СССР, не упоминая о машине времени? Если нет, то на этом наше сотрудничество заканчивается и наши беседы будут носить менее доброжелательный характер… Нет?

Что я мог ответить ему? Он нажал кнопку под столешницей, дверь за моей спиной открылась, вошли конвоиры.

- Дайте мне его блокнот и отвезите обратно в камеру.

Неудивительно, что мне никто не поверил. Я и сам не верю в происходящее. Это слишком фантастично, чтобы быть правдой. Настолько нереально, что порой я всерьёз задумываюсь о своём психическом здоровье. А вдруг, на самом деле, я нахожусь не в Питере начала восьмидесятых, а в клинике для душевнобольных в ближнем Подмосковье. И общаюсь не с Ириной или контрразведчиками, а с врачами и обслуживающим персоналом. А моё вконец сорвавшееся с катушек сознание представляет всю картину мира в виде удобоваримой романтической сказки.

Самое страшное, что для этих цепных псов Государства, я представляю агента Врага, и они не в силах свернуть с раз и навсегда накатанных рельсов. В лучшем случае меня ждут лагеря в снежной Воркуте или не намного более комфортных Магадане и Колыме…

У Марка Твена, в его «Янки при дворе короля Артура», была козырная карта: герой вспомнил о грядущем затмении солнца и это позволило ему не только избежать казни, но и сделать карьеру премьер-министра. А что я могу предъявить дознавателям?

Чем я могу оперировать – знанием ближайшего будущего? Какими знаниями, если почти все вехи моего пути складывались из моих личных событий, касающихся только меня. Единственное политическое событие, что зацепило по касательной меня «любимого», кончина Брежнева, а запомнилась лишь отменой трансляции концерта в честь Дня милиции. Надо напрячься и найти какие-то ключевые события именно этого восемьдесят первого года. Найти и подать на блюдечке с голубой каёмочкой, а иначе Колыма и все радости к ней прилагающиеся, ждут меня в самое ближайшее время.

Что я помню? Боже мой! Я практически ничего не помню… Хотя… Вот! Премьера «Юнона и Авось» в Ленкоме! Я там был! Это точно было летом восемьдесят первого. Вот только не помню – работал я тогда или ещё нет. А в каком году наша сборная по хоккею надрала задницу канадцам? Не в этом ли? Так надо спросить: жив ли ещё Харламов? Точно! Харламов и Старостин – их не стало в один год. Старостин – не помню, а Харламов разбился на машине. А в это время наши, как раз были в Канаде и узнав о Харламове, выиграли с разгромным счетом 8:1. Вот, что я помню! …вот только не помню в каком году… Хотя… Точно! В восемьдесят первом и я уже работал в НИИ, и почти все разговоры в курилке крутились вокруг этого события. И было это либо осенью, либо в начале зимы. Или тогда счет был 4:0… Ох, какая же непрочная штука память.

Я лежал на койке и вглядываясь в потолок, как будто пытаясь что-то вычитать на побелке, напряженно вспоминал давно минувшие события. Так и уснул, ничего не придумав, что сказать в свою защиту.

***

- Коля, а помнишь, ты как-то рассказывал о допросе под гипнозом? Это было в нашем управлении?

- Нет, это вообще не у нас было. Это в «Штази» у Мильке с кем-то новую методику допроса пробовали. Там, в общем-то, ничего особенного не достигли, кроме пробуждения визуальной памяти. Допрашиваемый читал главы из книг, прочитанных в детстве, слово в слово, как будто книга была перед глазами.

- Тебе и карты в руки. Завтра, чтобы был у меня настоящий гипнотизёр. Учти, настоящий, а не шарлатан какой-нибудь. Ты уж, Коля, ему сразу объясни, что его ожидает в связи с полным профессиональным несоответствием. Мошенника это должно спугнуть.   

(продолжение следует)