(продолжение)

 

Глава 21

Жесткие сидения из выгнутой фанеры, возможно из-за своей формы, неудобства не доставляли. Электричка шла, по моим понятиям безобразно медленно.

Вагон был почти пуст. Седой ветеран с четырьмя рядами колодок и орденом Отечественной войны на лацкане тёмно-коричневого пиджака из кримплена, ещё довольно крепкий мужчина за пятьдесят. Две бабульки, удивительно похожие на тогдашних звёзд телевидения в жанре юмора: Маврикиевну и Авдотью Никитишну, почти неслышно, но с жаром спорящие между собой. И, наконец, компания молодёжи: три парня и две девушки, пытающиеся спеть под отчаянно фальшивящую гитару. Было понятно, что парень пытается подобрать аккорды на ходу к "Мочалкиному блюзу" Гребенщикова, но похоже, что он или ни разу не слышал эту вещь, или слабоват, как музыкант.

Мой слух не выдержал издевательства над песней после пятой попытки исполнения. Я поднялся и подошел к ним.

- Командир, я знаю эту песню. Если позволишь, я мог бы её сбацать.

Компания переключила всё внимание на меня.

- А ты струны-то различаешь?

Но девчонки осадили горе-гитариста.

- Ой, правда, Мишка! Дай ему гитару, может, что-то новенькое сыграет.

Гитара была старая, ленинградская, но легла в руки хорошо и удобно. Чуть подстроив вторую струну, отметил, порадовавшее меня, нехарактерное для неё звучание, присущее, скорее чешской "кремоне", чем отечественному изделию. Похвалив инструмент и по привычке откашлявшись, спел им "мочалкин блюз". Пока пел, недоверие и настороженность в глазах ребят уступили место, если не восхищению, то хотя бы признанию за мной определенной толики мастерства.

- Аккорды запомнил?

Мишка кивнул головой.

- А ещё что-нибудь? Ну, пожалуйста...

Девчонки могли бы и не просить. Хотелось самому.

Как же соскучились руки по гитаре, как же давно я не пел... В общем, разошелся я вовсю. Сначала я ещё осторожничал, вспоминая, в каком году вышла в свет та или иная песня "Машины времени", "Аквариума", а потом пел всё подряд, всё, что приходило в голову из репертуара "ДДТ", "Алисы", "Примуса", Малинина, Кузьмина.

Ребятишки угостили меня простеньким и дешевым яблочным вином, бывшим тогда в ходу по всему СССР - "Золотая осень". В бытность студентом и я такое попивал, Мы его ещё в шутку называли "коньяк по рубль две" имея ввиду цену в один рубль и две копейки.

В голове слегка зашумело и я буквально купался в волнах их признания, восхищения и преклонения. Между песнями односложно отвечал на вопросы: да, из Москвы, да, к знакомым, да, ненадолго.

Весёлые и подружившиеся, мы вышли на Финляндском вокзале, и... тут же нас приняли дружинники. Чуть постарше нас, рабочая молодёжь или старшекурсники - комсомольский оперативный отряд, вспомнил я.

Может и прошли бы мы незамеченными, но, Мишку, того, у которого я отобрал гитарное первенство, повело в сторону, он попросту напился, отойдя в компании на второй план. Такого, парни с красными повязками на руках, пропустить не могли. Понадеявшись на молодость дружинников и свой опыт, я было начал уговаривать их отпустить нас с миром, мол, недалеко нам тут, да и сами доведём пацана до дома, а уж завтра ему выволочку устроим, но, только потерял драгоценное время для отступления. Твёрдая рука, незаметно подошедшего сзади милиционера, крепко взяла меня за плечо.

- Сержант Семёнов... Гражданин, предъявите документики.

В это мгновение удача вспомнила про меня, и Мишку вытошнило прямо менту под ноги. Тот отпрянул, отпустив мою руку. Не воспользоваться этим было грешно. И я рванулся как спринтер.

Один из дружинников, попробовал перехватить меня, ухватив за ремень сумки, но, получив, хороший удар локтем в голову, осел на землю так и не выпустив ремня из рук. Сумка громко затрещала, что-то стукнуло об асфальт, а я, прижимая её к себе, уже набирал скорость.

Под истошную трель милицейского свистка я выбежал с вокзала, и напугал какую-то дворнягу, что попала мне под ноги и позволила мне выиграть у преследователей несколько десятков метров, тем, что решившись отыграться за свой испуг, вцепилась в штанину самого резвого дружинника. Оказывается, что свисток небезуспешно заменяет рацию.

Откуда-то сбоку, но, всё же сзади, подхватилась ещё одна трель, и я понял, что если не выложусь на бегу полностью, то через четверть часа меня уже будут допрашивать в отделении и возможно с пристрастием.

Дешевые китайские кроссовки - подделка под московские «адидасы» времён олимпиады, позволяли бежать быстро и почти бесшумно. Пустынные улицы без припаркованных автомобилей просматривались насквозь, от начала до конца. Редкие автобусы и такси не в силах были помешать преследователям видеть меня. Да ещё и небо цвета кофе с молоком добавляло света.

Интуитивное нежелание свернуть в первую же арку ведущую во двор, погнало меня дальше. Глупо нырять в первую же подворотню, не зная, есть ли выход из двора-колодца, в который она ведёт.

Один поворот, другой… Дверь в пяти метрах от арки. Пусть думают, что я забежал во двор. Старинная лестница с площадками по 6 входных дверей на каждом этаже, привела на чердак. Мощный замок на хлипкой спревшей двери, легко подался на скручивание. Сгнившая древесина, почти без сопротивления, выпустила ржавые гвозди петель.

Чердак освещала древняя электрическая лампочка, сделанная не в форме колбы, как современные, а в форме цилиндра с закруглением и хвостиком оплавленного слекла на конце. На спираль можно было смотреть не прищуриваясь. Горящая в полнакала, так, что даже свет от неё шел какой-то красноватый, тем не менее, она хоть что-то освещала.

Послышался топот ног по лестнице… Неужели кто-то успел заметить, как я забежал в подъезд?

У стены, перегораживающей пространство под крышей, стояла какая-то рухлядь: комод с наваленными на него книжными полками, досками, сломанная ширма и плетеные корзины. Всё это было обильно укрыто голубиным помётом. Я залез в комод, подставив ширму так, чтобы она навалилась на него после того, как я закрою дверцу изнутри. Ждать долго не пришлось. Скрипнула ведущая на чердак дверь, прошуршали шаги.

 Куда он мог деться? Двор-то непроходной.

- Может он живёт здесь? Надо по квартирам походить.

- Полночь уже. Сейчас если идти – народ только перебудим. Да и не местный он, выговор, скорее всего московский. Взгляни, не вышел ли он на крышу?

Раздался хруст ломаемого дерева и матершина.

- Вот черт! Тут со времён Петра никто не пролезал. Нет, не мог он тут пройти, слуховое окно на шпингалет закрыто.

- Ладно… упустили. У тебя дежурство в половине двенадцатого заканчивается? Возвращаемся на вокзал. Там в медпункт зайдешь, укус обработать, чтоб столбняка не было.

- А чего он так рванул? В вытрезвитель его не отправили бы…

- Может, в розыске числится или бежал с зоны. Ориентировку в отделении надо будет посмотреть.

Проскрипела сухими петлями дверь, и они ушли.

Нос у меня теперь, наверняка грязный. Последние несколько минут я усиленно тёр переносицу – от пыли в носу так свербило, что боялся чихнуть.

Посидев для страховки в комоде ещё минут пятнадцать, я вылез и подошел к слуховому оконцу. Последние две ступени в примитивной лесенке, что была приставлена к нему, были проломлены укушенным дружинником. Перешагнув их и осторожно наступая на следующие подальше от середины, открыл слуховое окно и вылез на крышу.

Какая красота… Светлое небо никак не вязалось с полуночным временем. Заглянув за конёк крыши, увидел здание вокзала и приближающихся к нему двух милиционеров и дружинников. Туда же подъехала желто-синяя милицейская «копейка». Надо уходить отсюда, пока они не решились проверить ещё раз.

Через пару кварталов я вышел на набережную, а на противоположной стороне, как я заметил с крыши дома, должна была находиться знакомая мечеть. Спустился к воде, умылся и почистился от пыли.

Сумка была порвана сбоку и отсутствовал мой мобильник. Вряд ли тут смогут разобраться, что он из себя представляет. Особенно если учесть, что в нём села батарея. Да и не жаль его совершенно – давно надо было купить новый. Хорошо, что я оставил в этот раз дома наладонник. Деньги находились в другом отделении сумки и потому  остались лежать на месте.

 

(продолжение следует)