Комната у Марины была одна, перегороженная посередине современным платяным лакированным шкафом и древним трёхстворчатым гардеробом со старым зеркалом посередине, волнистым, с почерневшими краями.
Хозяйка завела меня за шкафы, предложила снять джинсы и передать ей. В закуток заглянул Мишка.
- Сделай мне самолёт...
- Игрушечный?
- Не... настоящий - из бумаги.
Я окинул взглядом закуток. Детская кроватка-ясли с парочкой вынутых из ограждения прутьев. Близ неё самодельный крашеный табурет. Старый комод с выдвинутым нижним ящиком, в котором лежат игрушки.
- Попроси у мамы лист бумаги.
Ребёнка, как ветром унесло, но ненадолго. Вернулся он с альбомом для рисования. Листы, волнистые из-за слабоокрашенных акварельных разводов. Я выбрал более-менее ровный, сложил самолётик, послал Мишку за ножницами, сделал ими надрез и выгнул самолётику хвост. Малец сидел у меня на коленях и так увлеченно сопел, как будто сам старательно складывал бумажную игрушку. Потом мы с ним сделали пароходик, за ним журавлика.
- Алёша, вот посмотри, всё готово. К сожалению, лучше я не могу.
Из-за гардероба показалась Маринкина рука с моими джинсами. Повреждённое место я, конечно нашел. Но, это я знал - где искать.
- Марина, ты кудесница! Я ещё не встречал таких мастериц. Отлично сделано! И не скажешь, что на них была дырка.
Пока я говорил - одевал джинсы. Только застегнул молнию, как она вошла. Без предупреждения. Мишка снова вскарабкался ко мне на колени.
- Я смотрю, вы уже поладили.
- Мама... Журррравлик!
Мишка протянул матери хитрую поделку.
- Ой, какой милый! А я так не умею.
- Я покажу... Складываем так... Потом так... Теперь вот так...
Похоже, она смотрит не на сам процесс оригами, а очень внимательно рассматривает меня самого. Где-то внутри меня зазвенел маленький звоночек тревоги. Я резко поднял голову. Её глаза забегали с меня на сына, с Мишки на меня, с меня на журавлика. Девушку пора охладить...
- Когда же придёт Ирина?
Марина коротко вздохнула, пожала плечами:
- К вечеру. Часам к семи. Ты голодный?
- Не так чтобы сильно.
- Борщ будешь?
Я поднялся с табурета. Мишка вцепился в меня клещом. Пришлось подхватить его и посадить на руку.
- Если только немного.
- Лёш, ты посиди пока с Мишкой, а я разогрею борщ.
С малышом мы уже поладили, это было несложно. Живой, сообразительный, неизбалованный пацан. Сначала познакомил меня со всеми своими игрушками. Старые игрушки... Тайны ящика серьёзных вещей для маленьких людей... И у каждой игрушки своя история. В луноходе не хватало батарейки. Многие заводные - были сломаны. Ножницы, умелые руки, опыт, и несколько заводных изделий из ящика обрели второе дыхание.
За обедом я опять рассказывал о себе и о том, как познакомился с Ириной. Мишка перебивал, хвалясь отремонтированными игрушками, а Марина слушала нас обоих и улыбалась нам и чему-то своему. К интересующей меня теме, я подвёл издалека. Девушка рассказала о соседях если не всё что знала, то всё, что было можно. Об Ирине ничего нового я не услышал...
Девушка моей мечты появилась неожиданно. Мишка убежал в туалет, а вернулся, держа за руку Ирину.
- Лёша... Ты не уехал! Что же не позвонил? Где ты был?
У Марины, как тень лица коснулась. Конечно, жалко её, хорошая, добрая, отзывчивая, но, у меня теперь есть девушка моей мечты...
Моя Мечта, оказалась, очень рада мне. Поездка к родителям нисколько не охладила её интереса, даже казалось наоборот, подогрела. Мишку едва отцепили от меня. Пришлось пообещать рассказать ему сказку на ночь. При выходе из комнаты Марины оглянулся и успел заметить, как та показала Ирине большой палец...
- Ты знаешь, Ирина, а я кое-что принёс...
Ирина осмотрела содержимое авоськи.
- Грудинка? Сделаем бутерброды.
- Корейка! Идём на кухню. Покажешь где и в чём готовить.
- Где ты раздобыл еду? Только не говори, что в магазине. Ещё не время для молодой картошки. В овощных только старую продают.
- Конечно не в магазине... На Сытном рынке. Мне фортуна улыбнулась. И деньги я заработал на разгрузке вагонов, на сортировочной.
- Устал?
- Уже нет, отдохнул, пока ждал.
- Много заработал-то?
- Много, но уже почти все потратил.
- А билет?
- Придётся выгрузить ещё пару вагонов.
- Устал, наверное? Бедный Лёшенька.
- Это ещё как посмотреть - кто из нас бедный.
Ирина чистила картошку, я резал корейку на палочки. На кухню заглянула Марина, поманила меня пальцем. Извинившись, пошел за ней.
За углом коридора она вручила мне букет ромашек. Стебли цветов были влажными.
- Цветы забыл, жених...
- Спасибо, Марина!
Иринка обрадовалась этим ромашкам так, как будто это были неведомые ещё в те времена орхидеи.
- Мои любимые! Ты знал или сам догадался?
- Не знал, но гвоздички дарить не хотелось, а розы, это как-то банально.
Ирина, вдруг оглянувшись на соседку, полную матрону в красном шелковом китайском халате о драконах, стряпавшую что-то в противоположном углу огромной кухни, коротко припала к моей щеке губами и убежала с букетом в комнату. Когда вернулась, палочки картошки уже шкворчали в масле, среди подрумяненых палочек корейки. Запах по кухне шел такой, что дракононосец, не выдержав, подплыл к плите с шипящей сковородой и поинтересовался, что именно «мОлодёжь» добавила в обычный картофель. За молодёжь ответила Моя Мечта.
- Ничего особенного Клара Семёновна. Корейка, тёртый чеснок и молодая картошка
Мы сидели за круглым столом, ели приготовленное мной блюдо, а посередине, в ширпотребовской вазе из синего штампованного хрусталя, стояли ромашки.
- Рассказывай, куда ездила, где была, что видела...
- У своих была, на даче, в Лисьем носу.
Я округлил глаза. Она засмеялась.
- Это дачный посёлок под Ленинградом так называется, тут близко, полчаса на электричке. Он так и называется - Лисий нос. Дедуле, как профессору и ветерану, там дали дачу, давно, ещё до меня. Деда с папой постепенно отремонтировали старый дом, и теперь мы каждое лето отдыхаем там. Ходим купаться на залив, в клубе показывают кино... Если честно - немного скучновато, но маму оттуда в отпуск и выходные, клещами не вытащить. Там же у неё опытный участок ботанического сада с её любимыми флоксами.
- Ты была на Чёрном море?
- Да. Два раза. Мы ездили все вместе мама, папа и я. Я была маленькая и помню только, что вода там совсем солёная, не такая, как в Финском. Папа учил меня плавать. А ещё помню, как он поймал крабика, и мы вместе отпускали его домой. Хочешь, я покажу тебе семейный альбом?
Мне было не совсем удобно садиться рядом с ней на диван, склонившись над альбомом. Я, такой пропотевший, рядом с этим, пахнущим свежестью чудом. Спросил разрешения сполоснуться. Ирина выскользнула за дверь, прихватив с собой посуду. Спустя несколько минут пришла, достала из шкафа большое махровое полотенце.
- Пошли, пока ванная свободна.
Наскоро сполоснулся под душем, вытерся. Зачем-то загасил газовую колонку полностью. Чертыхнулся, спичками, взятыми с маленькой фанерной полочки, зажег дежурный фитилёк и пошел к Ирине.
Она сидела на диване, в той же позе, что и вчера, с большим, толстым альбомом в плюшевой синей обложке... Я лишь слегка касался своим плечом её плеча, и иногда наши руки соприкасались над старыми пожелтевшими фотографиями. Но, эти касания... Тёплая волна из точек контакта, пробегала волной мурашек, казалось по всему телу. Не могу даже припомнить, было ли когда-нибудь у меня такое же ощущение, даже при более близких отношениях, хоть с одной женщиной. Если только с женой, я когда-то испытывал нечто подобное, но гораздо, гораздо слабее, не идущее ни в какое сравнение.
Я сидел рядом с этой девушкой, разбудившей во мне то, что дремало до поры до времени, на протяжении без малого пятидесяти лет и корил себя за то, что не продолжил знакомство с ней тогда, в восемьдесят третьем, в Москве. Глядишь и вся жизнь пошла бы иначе.
А ещё было страшно подумать, что через час-другой надо будет подняться, попрощаться и уйти в метро. Отправляться к себе в 2009 год, доживать столько, сколько мне осталось... А что сделаешь? В этом времени для меня места нет - я лишний. Не могу же я поехать в Москву, чтобы подменить себя там. Да мне и встречаться с самим собой нельзя, если я вообще хочу продолжать существовать.
В открытое окно донеслась мелодия, предваряющая информационную программу "Время". Мелодия - жуткая в своей уверенности в непогрешимости, неотвратимая, как звонок будильника и такая же нежелательная.
- Иринка, милая... Наверное, мне пора. Время уже.
- Куда ты пойдёшь? На вокзал? Ты же сегодня совсем не спал. И потом, ты обещал рассказать Мишке сказку. Обещания надо выполнять. Только, чур, я пойду с тобой к Марине. Я очень хочу послушать, как ты рассказываешь сказки. А если у тебя не получится, то я тебя выручу. Маринка, когда работает, иногда просит меня, и тогда с Мишкой сижу я.
Девушки сели пить чай, а я ушел в Мишкин закуток, и он, замерев, слушал диснеевские "Утиные истории" в моём вольном пересказе. За шкафами было тихо, видимо не только ребенку были интересны мои сказки.
Заснул он быстро, минут через десять. Поправляя на нём одеяло, почувствовал, что я в закутке не один. Тёплые лёгкие руки легли мне на плечи. Горячее дыхание коснулось шеи. Я замер, ожидая продолжения... Хорошо, что его не последовало. Это была Марина. На мгновение, прижавшись к моей спине, замерла, и тут же, мягко, но сильно, развернула меня к проходу между шкафами, и чуть подтолкнув вперёд, хрипловато и негромко произнесла:
- Всё, ребята, идите к себе, а я - спать.
В своей комнате Ирина сказала:
- Сегодня на вокзал не пойдёшь. Переночуешь у меня, на кресле. Ты устал. Я же вижу – глаза красные, как у бешеной селёдки. Завтра, уже отдохнувший, делай, что хочешь. Подожди здесь немного и не шуми, а я сейчас приду.
Ирина выглянула за дверь, выждала пару секунд и ушла. Её шлёпанцы прошелестели по коридору куда-то в сторону выхода, клацнул открываемый дверной замок. Потом кому-то, что-то неразборчиво сказала. Я стоял за дверью комнаты, и всё это слышал лишь на пороге восприятия - только звук голоса, но не слова. Затем приглушенно хлопнула входная дверь, опять звук замка, опять шаги, но уже обратно...
Когда она вернулась, я хотел спросить, был ли это спектакль или она действительно с кем-то там разговаривала, но Ирина заблаговременно прижала палец к моим губам и на ухо шепнула:
- Теперь говорим только шепотом.
- Боишься, что доложат твоим?
- Может и промолчат, но я всё равно, не хочу, чтобы знали.
- Разведка любой страны почла бы за честь - иметь тебя в своих рядах!
Она улыбнулась. Подошла к чёрно-белому телевизору "Рекорд" и включила. Шел какой-то фильм о войне. Ну да, завтра же 22 июня - дата начала войны. Я подошел к телевизору, повернул переключатель каналов на другой, там давали какой-то телефильм о стройке, на следующем канале - "Кинопанорама", на четвёртом - телеспектакль и всё... Больше ничего... Четыре канала...
Я оставил телеспектакль и стал разглядывать грампластинки возле проигрывателя "Аккорд". "Зодиак", "Тич-ин", Алла Пугачёва, Равель, Хиль, «Аракс», Мулерман, Бетховен, Тухманов... Всё такое знакомое, но почти забытое. Ирина постелила себе на диване-монстре, мне на кресле-кровати.
- Я пойду в ванную. Музыку только не заводи. Для всех – ты ушел… Я же не могу находиться одновременно в двух местах. И, вообще, ложись давай.
Телевизор я не смотрю при наличии семидесяти каналов, а уж на четырёх и подавно смотреть нечего, радует лишь, что передачи не прерываются наглой рекламой.
Я лежал с открытыми глазами, чтобы не заснуть ненароком, и ждал, пока она придёт. Все мысли о будущем отошли куда-то далеко-далеко. Я думал только о ней и просто ждал, когда рядом появится воплощение моей мечты. И отчего-то не хотелось проявлять какую либо активность в развитии наших отношений. Пусть всё идет само, как есть. В конце концов, я даже согласен остаться малозначащим эпизодом в её жизни. Я от этой встречи получаю куда больше, чем Ирина, находя особую прелесть в сегодняшних невинных отношениях.
С высоты своего возраста иначе оцениваю разговоры, зная немалую силу произнесённого слова. Она для меня сейчас, почти, как маленькая девочка, которой несложно манипулировать. Но, как же мне не хочется этого делать... Управлять чувствами человека и получать от этого удовольствие, может, на мой взгляд, лишь ущербная личность. Я же сейчас, желаю лишь одного в наших отношениях - быть равным ей во всем. Лишь тогда её любовь станет мне высшей и заслуженной наградой.
(продолжение следует)